Братья
Шрифт:
Павел поднялся с травы. Ничего, что ноют руки и ноги. Это проходит. Каждый раз, когда начинали тренироваться после болезни или долгого переезда, первые дни ныли мышцы. А сейчас он - после болезни, после переезда длиною в два года. Но он наберет форму. Может быть, надо будет выйти на манеж, когда придет Красная Армия. Он должен быть готов.
И еще одна мысль жила в нем: может статься, что и за ним погонятся гестаповцы, и ему, как фон Ленцу, придется прыгать в окно на ходу поезда или переходить по тонкому бревнышку над пропастью, да мало ли какие приключения могут выпасть на его долю! Надо быть готовым ко всему Мысли этой он еще не осознал, но она жила в нем подспудно под ворохом других мыслей.
Павел сделал несколько кульбитов, встал на руки, постоял на одной, потом на другой.
Он встал на ноги. Старик и паренек. Откуда они здесь взялись? Ага, у старика в руках лопата, на голове короткополая, выгоревшая на солнце шляпа, поверх светлой рубашки - жилет, на ногах рыжие, пропыленные сапоги. Парнишка точно такой же, только уменьшенный и вместо шляпы на голове широкая солдатская пилотка. В руках - большие садовые ножницы. Садовники? Стоят и смотрят, словно на диковинку. Надо быть вежливым.
– Гутен та-аг!
– поздоровался Павел, чуть растягивая "а-а", как истые берлинцы.
Старик приподнял шляпу.
– Добры день.
Это было так неожиданно, что Павел растерялся.
– Вы… вы говорите по-русски?
Старик и паренек переглянулись. Павел не заметил, что спросил по-русски.
– Найн, пан газда
[1] , - сказал садовник, положил лопату на плечо, как ружье, и пошел в глубину сада.
Паренек двинулся следом, обернулся и показал Павлу язык.
1
[1] Хозяин (словац.).
Как же это он спросил по-русски? Услышал бы доктор… Но ведь и садовник поздоровался совсем по-русски. Сказал "добрый день".
Надо будет познакомиться с ними поближе. За ворота не пускают. Хоть здесь поговорить. А может, и за ворота пустят? По установившемуся порядку он ни разу и не пытался выйти на улочку.
Если забраться на чердак - все местечко видно. Крыши из черепицы, серой дранки. На окраине - то ли заводик, то ли фабричка. Два корпуса, тонкая железная труба день и ночь коптит небо. Когда с той стороны дует ветер, пахнет сгоревшим углем, как на железнодорожной станции. А дальше - горбатые горы, низкие, сглаженные временем, словно улеглось стадо больших неведомых зверей. И лес на их спинах, как густая шерсть. Не похож на гронские леса, а все же лес. И душа принимает его, как что-то свое, родное. И тянет туда.
На следующее утро Павел только начал зарядку, как заметил над каменной стеной три головы. Одна принадлежала вчерашнему пареньку, на уши была натянута широкая пилотка. Другая была светленькая и светилась на солнце, третья стрижена и от этого оттопыренные уши казались неестественно большими. Разглядеть он их толком не успел, потому что головы скатились со стены, как три колобка.
Тогда Павел сам решил залезть на ограду, взглянуть на незнакомцев. Он подпрыгнул, ухватился за шершавый край и, подтянувшись на руках, лег животом на прохладную стену. С той стороны под ней на корточках сидела троица и, видимо, совещалась: слышался шепот. Слов не разобрать.
– Добрый день, - сказал громко Павел.
Три испуганных лица повернулись к нему. Ребята отпрянули от стены. Светлая голова принадлежала девочке в вылинявшем ситцевом платье в горошек, поверх которого надета синяя кофта, явно великоватая ей. Девочка худенькая, кофта свисала с плеч, рукава закатаны. Стриженый, с большими ушами мальчик низкоросл и бос. Вчерашний знакомец казался самым старшим из них.
Павел разглядывал их с любопытством. Так непохожи они на берлинских мальчишек, засунутых в форму гитлерюгенда. Вот такие всегда вертелись возле цирка, в любом городе. И то же неуемное любопытство в глазах и настороженность. Наверное, готовы и подраться. Эх, Петьки нету! Показали бы они сейчас свой коронный номер - драку на двоих с бросками через голову!
Ребята стояли и глазели на Павла, как на диковинку. А может, он и в самом деле был
для них диковинкой?– Ну, чего глазеете? Глаза лопнут. Тебя как зовут?
– обратился он к парнишке в пилотке.
Они не поняли немецкого. Девочка прыснула, заткнула рот кулаком и отвернулась.
– Немец, - произнес ушастый.
Паренек в пилотке ткнул его в бок.
– Пофайчить маш?
– Чего?
– спросил Павел.
Девочка снова прыснула в кулак.
2
[2] Есть покурить? (словац.)
– Пофайчить… раухен…
Павел понял: просит закурить. Помотал головой: нету, мол.
Парнишка в пилотке пренебрежительно сплюнул сквозь зубы.
"Слезу, - решил Павел.
– Потренируюсь. Пускай глядят".
Он спрыгнул на землю, побежал по кругу площадки, согнув руки в локтях.
Три головы возникли на стене. Пускай глядят. Павел прошелся арабскими колесиками, сделал кульбит, второй. И все - с удовольствием, словно на манеже. Была публика, а что может быть приятнее для артиста! Он прокрутил сальто, но приземлился неудачно, шмякнулся.
3
[3] Курить (нем.)
– Удрел са!
[4]– воскликнула девочка испуганно.
– Ние, - сказал ушастый.
– Встане!
Павел встал, отряхнулся и засмеялся. И три головы над стеной засмеялись.
– Все. Представление окончено. Приходите завтра.
– Он помахал ребятам рукой и направился к дому. А когда обернулся - голов над стеной уже не было.
И на другое утро их не было. Павел даже на стену забрался. Никого. А жаль - все-таки публика!
4
[4] Ушибся (словац.).
5
[5] Нет. Подымется (словац.).
У доктора Доппеля были гости. Павел видел их, когда Ганс открыл железные ворота, впуская большой черный автомобиль. Из него вышли трое мужчин - высокий в черной сутане держал в руках черную плоскую шляпу. Он был настолько худ, что казалось - снять с него одежду, а под нею - скелет, как в кабинете биологии. Бледные, ввалившиеся щеки, глубоко запавшие глаза и белая лысина подчеркивали это сходство. Павел даже прислушался, когда патер шагнул к крыльцу, не раздастся ли стук костей. Следом из машины вышел офицер в незнакомой форме с большой кокардой на фуражке. Кокарда ослепительно блеснула на солнце. Офицер козырнул вышедшему их встречать Доппелю. Третий, маленький, круглый, в светлом клетчатом пиджаке, с фашистским значком на лацкане, в серых брюках гольф и коричневых крагах, делающих и без того толстые икры еще толще, все время улыбался какой-то плутовской улыбкой, искоса взглядывая по сторонам. Павлу показалось, он выискивает: что бы такое стащить? Все постояли с минуту на крыльце, обмениваясь первыми любезностями. Так что Павел их прекрасно разглядел. Потом ушли в дом.
В комнату без стука влетела Матильда.
– Пауль, видел? Какой мужчина!
– Ты о патере? Можешь изучать устройство скелета. Вернешься в Берлин, фрау Фогт будет довольна. Это - берцовая кость, это - коленная чашечка.
– Да ну тебя!… Вечно ты со своими глупостями! Я про генерала!
– О! Он генерал?
– Чуть ли не военный министр или что-то в этом роде. Мама велела нам быть готовыми. Они останутся к обеду.
– А кто тот, толстенький? У него вид человека, который или украл или собирается украсть.