Бражник

Это, пожалуй, даже приятнее, чем тепло после холода. Предчувствие ярче чувства.

В кабинете моего инспектора на стенах висели рамочки с какими-то грамотами. Я понятия не имел, за что могут дать грамоту работнице центра занятости – за выполнение плана, что ли? Еще у нее со шкафа круглый год свисала рукодельная ёлочка из чего-то бурого и мягкого. Я твердо убежден, что это был носок.

Тогда мне повезло прийти в то время года, когда эта ёлочка актуальна. Зимой.

Занятым я видел всего один стол из четырех. Никаких инспекторов, кроме моей грузной тетки в узких очках. Я думал, что других и вовсе не существовало, а рабочий беспорядок на свободных столах просто регулярно перебирался в новые композиции.

Чтобы сохранить видимость, чтобы все было не так уныло, чтобы места все еще значились рабочими.

Может, моя инспекторша получала зарплату за четверых. Может, она всегда была одна, а может, до этого было еще трое. Об этом думать мне было приятнее, чем о вопросах, которые мне задавали каждый раз.

«В поиске работы заинтересованы?»

«Хотите пройти курс переквалификации?»

Нет, нет. Оставьте меня в покое. Я пришел сюда, чтобы проиграть. Я хочу потерпеть неудачу. Я пришел только для того, чтобы потом сказать:

«Я сделал все, что мог».

И пожать плечами. Как герой.

В первый раз еще и анкету заполнять пришлось. Имя, адрес. Вся подноготная. Абсолютно безнадежный пропуск в графе «предыдущее место работы».

Я прошел через диспетчера, отсидел свою очередь, вошел в кабинет. Увидел давно знакомую ёлочку из носка, три пустых стола. Один занятый. Под стеклом на нем лежало фото: мужчина средних лет, рядом мальчик, одеты оба по моде десятилетней давности. Поверх него еще фото – из тех, что на паспорт, с той же физиономией, что на меня из-за стола смотрела.

Фотография с ней лежит как бы внахлест, на одном уровне с лицами мальчика и мужчины.

По идее мне должны были поставить отметку о том, что я по-прежнему живой, безработный и готовый к любой предложенной работе. Но в тот раз все пошло не так.

В тот раз центр занятости решил проверить меня на прочность. Они хотели, чтобы я доказал все это. Что я живой, безработный и готов к любым предложениям. Мне так и сказали:

– Есть для вас вакансия.

Ну не судьба ли? Да, я знал, что это судьба. Я узнал почерк этой злодейки. Ведь в любой другой день я бы мог отказаться с чистой совестью, а тогда? Тогда я отказался бы с чувством вины. К тому же, в глубине души у меня уже закралось вредное сомнение.

Что-то подсказывало: отказываться мне вовсе необязательно. Но я не слушал. Изо всех сил старался не слушать.

А что еще делать, когда до тебя пытается докричаться голос разума? Но, черт, он никак не думал затыкаться.

И я невольно начал прислушиваться.

Да, я бы мог сходить на собеседование – времени же у меня предостаточно! – но где гарантия того, что меня не возьмут? А не сходить на собеседование и остаться при этом на учете я не мог, это противоречило всем Великим Законам Трудоустройства. В целом я не был настроен против этих законов – они же справедливы и выполняют свою задачу, эти законы! – но только когда они не касались меня. Когда они меня не касались, я мог здравым умом и трезвой памятью осознать их значимость, а тут не оставалось ничего иного, кроме как позволить этим законам исполнить свой механический танец на моих костях. Вернее, костях моего привычного образа жизни. А моему привычному образу жизни кости еще пригодятся, равно как и мне – он сам.

В общем, все аргументы были против. Кроме одного.

Да, деньги. Нужда в деньгах вызывала ощутимое жжение у меня в заду. И с этим надо было что-то делать.

Едва зайдя в этот кабинет, я уже почувствовал на себе прицельный взгляд. Система взяла меня на мушку. И вот ее руки ухватили меня за плечи и уже готовились затолкать в свое жерло – в горящий ад с девяти до шести, с обеденным перерывом на полчаса. С графиком пять на два.

Я почти плакал.

Когда я бессовестно лгал на стандартный вопрос: «в поиске работы заинтересованы?», я и представить не мог, к каким ужасным последствиям это может привести! Подумать только. Мне предлагают работу. Это ужасно!

Я даже не расслышал, что именно мне предложили. Я осознал это как фактор. Как оглашенный приговор.

Инспектор выжидающе смотрела на меня, страдающего. И никакого сочувствия к моему положению!

– Молодой человек, – окликнула она, – у вас все в порядке?

А ведь в детстве я хотел стать рок-звездой.

– Нет, спасибо за предложение, но я откажусь.

Я сказал это и у меня похолодели пальцы, а сердце забилось быстрее. Я встал и вышел за дверь.

Как ни странно, за мной никто не погнался. Сдается мне, даже в той конторке, куда меня хотели отправить младшим специалистом, никто не обливался горькими слезами.

Просто я на пару минут забыл, что всем на меня плевать, и решил, что инспекторша погонится за мной с копьем и стрелами, чтобы насильно впихнуть в безжалостную систему наглого бунтаря.

Меня, в смысле.

На деле она, наверно, даже не смотрела мне в спину, когда я уходил. А уходил я как крутой парень, не оборачиваясь и не торопясь. От этого было еще страшнее. У меня даже ноги онемели, но до двери я на них добраться смог, и за нее выйти тоже. Закрыл или нет – не помню.

После моего бунтарства и в коридоре жизнь продолжалась, и в каждом кабинете тоже. Это было странно.

Я всю жизнь думал, что за смелость буду огребать по полной. Потом все страдания, разумеется, будут вознаграждены титулом «того самого». А тут оказалось, что ни подвига, ни торжества мне не полагается. И от этого мне стало грустно.

Ну, а что еще я должен был сделать? Мне всегда казалось, что, когда людям нужны деньги, они устраиваются на работу. Я попытался, все.

Да, так я и решаю все свои проблемы. Конечно, это никому не идет на пользу. Особенно мне.

После того треклятого подъезда на улице дышалось легче. Я прошел по длинному коридору, в котором располагалась очередь, прошел мимо диспетчера, прошел по лестнице вниз и вырвался на свободу. В красивый зимний день. Солнечный.

День правда был красивый, но уже клонился к закату. Небо все еще безоблачно синело, а солнце махало ручкой от горизонта: освещало только верхние этажи домов и крыши. Кое-где попадало и деревьям – их ветки так золотились на синем фоне, аж глаза резало.

В такие дни что угодно можно испортить и ничуть этим не расстроиться. Я вдохнул морозный воздух по самые пятки.

И вдруг у меня зазвонил телефон.

Конечно, дело не серьезное – телефоны ведь для того и придумали, чтоб на них звонить. У каждого человека бывает такое, что ему звонят. Мне звонят редко. Не скажу, что никогда, такое все же случается, прям как в тот день. Но случается настолько редко, что каждый раз это меня выбивает из колеи. И сразу думается: звонок нехороший.

Я шел по заснеженной улице, холодный воздух щипал нос и веки и вдруг у меня завибрировала куртка. Сначала я даже испугался, а потом достал телефон. Увидел на экране незнакомый номер.

Незнакомые номера, они всегда не к добру. Это либо коммунальщики, либо реклама, либо черт знает, кто – может, соседка снизу как-то узнала мой номер и хочет… точно не на свидание позвать.

А телефон неумолимо продолжал вибрировать у меня в руке. Это нервировало. В конце концов, я сказал себе: «ну, сейчас на меня будут орать». И принял вызов.