Бремя командира
Шрифт:
Шереметева кивнула.
— Что вы нашли? — в её голосе сквозила едва заметная настойчивость. Она не любила терять время на разговоры.
Заболоцкий медленно вытер рот салфеткой, как будто готовясь к докладу.
— В конфетах, которые мы нашли в комнате Катерины Романовой, действительно обнаружены следы таллия.
Над столом прокатилась едва уловимая волна напряжения. Значит, догадки были правильными.
— Романова утверждает, что сама купила эти конфеты, — продолжал Заболоцкий. — Коробку хранила в своём шкафчике. Ничего подозрительного она не замечала. Это не подарок, как мы сначала предполагали.
—
Шереметева нахмурилась, её пальцы нетерпеливо постукивали по краю стола. Она, казалось, собиралась что-то сказать, но её опередил Сумароков.
— Мы провели первичный осмотр. На кителе Апраксиной нашли следы того же вещества, но на коже и в крови его нет, — он ненадолго замолчал, словно подбирая слова. — Кроме того, следы токсина нашли в крови нескольких соседок Романовой: Зубовой, Ефимовской, Лопухиной и Давыдовой. Они подтвердили, что ели конфеты, но совсем немного. Романова, как известно, съела почти всю коробку.
Я застыл, прислушиваясь.
— Другие девушки, — сказала Шереметева. — Что с ними?
— К счастью, полученная доза яда не угрожает жизни. Девушкам ввели лекарство и взяли их под наблюдение.
Ланской покачал головой, как будто не мог поверить в услышанное.
— Проклятье… — прошептал он, глядя на Сумарокова. — Все эти девушки могли погибнуть, съешь они больше.
Я продолжал стоять у стены, стараясь не показывать своего интереса. Когда офицеры закончили обсуждение и жестом велели нести чай, я шагнул вперёд и принёс десерт — несколько видов пирожных и чайник. Тишина за столом казалась почти осязаемой.
Шереметева вздохнула и обменялась взглядами с Заболоцким.
— Таллий — это не тот яд, который используют для мелких интриг, — сказала она тихо. — Нужно выяснить, почему ее пытались убить, а ведь именно таким был замысел. Это очевидно. Тут или месть, или Романова знает что-то настолько важное, что кто-то не может допустить утечки информации. Когда Романова придет в себя, я желаю допросить ее лично. И нужно сообщить ее семье. Мы не имеем права утаивать эту информацию.
— Прошу прощения, ваше превосходительство!
Все головы мгновенно обернулись на меня. Ланской нахмурился и укоризненно покачал головой — дескать, мое дело носить блюда, помалкивать и тихо греть уши. Самому возникать было не положено.
Но Шереметева уставилась на меня.
— В чем дело, Николаев?
— Целесообразно ли сообщать семье Екатерины о случившемся? Ведь вы не меньше меня знаете, что ее отношения с отцом и братом безнадежно испорчены. И не стоит упускать и того, что семья считает Катерину предательницей. Зачем же давать им информацию о ее состоянии?
Я озвучил то, что давно следовало сказать. Это не было прямым обвинением, но и игнорировать обстоятельства, при которых Кати попала в Спецкорпус, было нельзя.
— Мы сами решим, что будет целесообразно, Николаев, — ответила генерал-лейтенант. — Благодарю за мнение. А сейчас, пожалуйста, принесите нам еще чайник чая. И попросите заварить покрепче.
Я слегка поклонился, изображая вышколенного
официанта.— Сию минуту, ваше превосходительство.
Я отправился к барной стойке — это была роскошь в офицерском зале. Служащий как раз принялся заваривать самый большой чайник из всех, что имелись в арсенале. А я в этот момент заметил в дверном проеме силуэт Безбородко.
Он явно дожидался меня. Интересно, что ему понадобилось, причем так срочно?
— Сейчас вернусь. — Официант кивнул мне, а я быстро направился к двери. — Аполло, что случилось? Это срочно?
Одногруппник выглядел обеспокоенным.
— Думаю, да, — коротко кивнул он. — Кажется, на меня вышли твои недоброжелатели…
Глава 4
Ближе к вечеру Спецкорпус погрузился в тревожную тишину. Строгий контроль и бдительная охрана создавали немного угнетающую атмосферу. Почти ни один коридор в главном корпусе не пустовал — то и дело раздавались шаги караульных, и их это прокатывалось под высокими сводами потолков.
Но сейчас меня волновала не эта тревожная атмосфера. У меня был другой, более срочный вопрос: встреча с Аполлоном Безбородко. Он настоял на том, чтобы мы увиделись тайно и вдали от посторонних глаз.
— Курсант, куда направляетесь?
Я остановился перед очередной парой караульных и продемонстрировал внушительную стопку грязных полотенец.
— Поручено сдать в прачечную, — бодро отрапортовал я. — И забрать свежие салфетки и скатерти для офицерской столовой.
Один из караульных внимательно осмотрел мой груз и даже развернул несколько грязных полотенец.
— Я знаю его, — сказал его напарник. — Он на этой неделе прислуживает руководству за столом. Оставь парня, и так провинность отрабатывает.
— Это ж за какие такие заслуги?
Я широко улыбнулся.
— Дал взятку, чтобы получить хорошие ботинки.
Караульные, которые сами были немногим старше меня, переглянулись и усмехнулись.
— Попался на проверке, значит. Надо было на следующий день подойти и заменить. И не засекли бы…
— Ладно, пусть идет, — второй караульный посторонился. — С чем сегодня булочки к чаю?
— С вишневым вареньем, — отозвался я и надежнее подхватил свою ношу. — Их на обе столовые пекут. Принести вам парочку?
— Да мы ужина дождемся. Беги, курсант!
Я поспешил дальше — мне и правда следовало получить свежий текстиль. Отработка повинности оказалась выгодным пропуском за пределы учебной части корпуса. Чем я и воспользовался.
Я пересек залитый тусклым светом внутренний двор и направился к одной из самых малоиспользуемых частей главного корпуса. В это крыло курсанты почти никогда не заглядывали — здесь находились общие хозяйственные помещения и склады провизии.
А еще здесь сэкономили на ремонте. Место выглядело как застывшая во времени тень величественного прошлого: стены из тёмного камня, украшенные полустёршимися барельефами, и пол, выложенный серым мрамором, по которому ходили поколения тех, кто служил до нас.
Безбородко должен был вызваться помочь Баранову — после «демеркуризации» в наших спальных помещениях требовалось заменить постельное белье. И Аполло решил забрать комплекты для нашей группы — просто случайно заблудится на пять минут.