Бремя командира

— Ну как?

— Тянет, — отозвался кузен. Его руки задрожали, и он стиснул пальцы в кулаки. — Сильно тянет… Кошмар какой-то.

— Продолжай. Просто смотри. Пока сознание не успокоится, и пока эта жажда не отойдет на задний план.

— Николаев, что вы с ним делаете? — Воскликнул Сумароков.

— Учу с этим жить. Эта жажда больше никогда его не отпустит, и он всегда будет тянуться к аномальной силе. Но он сможет контролировать эту тягу.

На миг мне показалось, что Андрей все же поддастся. Его лицо исказилось от боли, он так сильно сжал кулаки, что костяшки пальцев побелели, а ногти врезались в кожу до крови. Парень стиснул зубы и тихо зарычал.

Все его тело колотилось как от озноба.

— Николаев, он теряет контроль! — крикнула Шереметева. — Прекращайте!

— Рано! Он справится.

— Николаев, отставить!

— Нельзя останавливаться, — проговорил я, не отрывая взгляда от искаженного мукой лица кузена. — Он сможет. У него начало получаться.

Я почувствовал, как что-то в его сознании сдвинулось, словно он решил сделать последний, отчаянный рывок.

Андрей задержал дыхание, словно собирая все свои внутренние силы, его руки перестали судорожно дергаться. Я увидел, как в его глазах погас этот мрачный, неестественный огонь.

А в следующий миг он вскинул руку и одним точным движением отправил энергетический заряд в зараженный камень. Тот треснул и рассыпался в пыль. Я тут же поглотил энергию и переработал.

Кузен завалился набок, и я успел подхватить его. Шереметева тут же сорвалась с места и подбежала к нам.

— Получилось, — я поднял на нее глаза. — Он преодолел этот кризис. Дальше тяга останется, но ему будет проще.

Она смотрела на меня с недоверием и удивлением. Но ничего не сказала — все еще переваривала увиденное. Должно быть, раньше они в своих экспериментах до этой стадии не доходили.

— Алексей, ты… — хрипло пробормотал Андрей, но его голос снова прозвучал нормально. Настоящий Андрей вернулся. — Как ты…

— Всё в порядке, — ответил я и крепко сжал его руку. — Ты справился. Все закончилось. Дальше и правда будет легче, обещаю.

Андрей тяжело дышал, его тело больше не содрогалось в агонии. Лекари тут же окружили его, чтобы провести полную диагностику. Я поднялся на ноги и задел носом ботинка пустой короб — уже ненужный.

Боде стоял у двери и таращился на нас во все глаза. Он открывал и закрывал рот без единого звука, словно рыба.

— Мне бы глоток того волшебного вина из запасов вашего высокопревосходительства, — сказал я, глядя на Сумарокова. Но главный лекарь не услышал меня — он полностью погрузился в диагностику.

Непривычную тишину нарушил холодный голос Шереметевой.

— Николаев, вы должны объясниться. Вы сказали, что уже проходили через это. Выходит, вы признаете, что обманули нас?

Глава 6

— Как вы, Николаев? Отпустило?

Я сделал глоток того самого густого красного вина из запасов Сумарокова — главный лекарь успел плеснуть мне немного в хрустальную рюмочку.

Напряжение понемногу начало меня отпускать, но, следовало признать, сегодня и меня проняло. С Таней были свои сложности — в первую очередь, яд. Там время шло на дни из-за того, что сестру убивал магический яд. Но Таня была совсем юной девушкой — всего год, как у нее открылся дар, и даже потенциал мы еще не могли определить. Поэтому ее организм легче воспринял присутствие инородной силы.

С Андреем было иначе. Кузену было уже двадцать, его ранг устоялся, организм окреп и привык к определенному течению эфира и магической силы. Поэтому передозировка энергией Искажения начала его просто перемалывать. Это как попытаться выпрямит уже выросшее кривым дерево.

Поэтому в наш Орден брали совсем молодыми — выше шансы, что адаптация пройдет легче. Это, конечно, не фигурное катание, где вообще с четырех лет начинают ставить на коньки. Но в идеале начинать проводить мероприятия по адаптации, едва у человека пробуждается дар.

— Николаев?

— Прошу прощения, ваше превосходительство. — Я поднял глаза на Шереметеву. — Да, отпускает.

В кабинете Сумарокова сейчас остались только мы с генерал-лейтенантом и ее вездесущим помощником.

— Боде, пожалуйста, справьтесь у его высокоблагородия о состоянии великого князя.

— Сию минуту, ваше превосходительство.

Адъютант вышел, и Шереметева направилась ко мне. Я понял, что она специально спровадила помощника, чтобы поговорить наедине. Весьма тактично.

И все же смотрела она на меня хмуро. Поджала губы, скрестила руки на груди и прислонилась к столу главного лекаря, не сводя с меня глаз.

— Итак, Николаев, я жду ваших объяснений.

Я твердо встретил её взгляд. Да, я не раскрыл все карты сразу, но чего она ожидала? Что я просто так доверюсь женщине, которая в свое время пыталась добиться казни моего отца?

— Что ж, ваше превосходительство, — улыбнулся я. — Я действительно прошёл через это раньше и пережил все то же самое, через что сегодня прошел мой кузен.

Шереметева прищурилась, её глаза сузились от непонимания или, скорее, от раздражения.

— Зачем, Николаев? — её голос прозвучал резче. — Почему вы солгали нам? Хотели казаться слабее, чем на самом деле? Или боялись того, что могли бы узнать о вас?

— Лариса Георгиевна, с каждым обращением ко мне называете фамилию семьи, к которой я принадлежу. Мне известен ваш вклад в опалу моего отца. При всем уважении к Спецкорпусу, вам лично и вашим заслугам — мне тоже нужно время, чтобы понять, насколько я могу вам доверять.

Шереметева едва не поперхнулась от такой наглости. Она молча таращилась на меня, словно не верила собственным ушам. Но это продлилось недолго — она быстро вернула лицу привычную бесстрастность.

— То есть вы… проверяли меня. Так, Николаев?

— Пытался выяснить, угрожают ли прошлые обиды настоящему.

— Удивлена, что мне приходится это объяснять, Николаев, — раздраженно проговорила начальница. — Но я уже неоднократно дала вам понять, что в первую очередь ценю вас как будущего сотрудника своего ведомства. Ваши знания, сила и желание служить государю — вот то, на что я смотрю. Фамилия вторична.

— И все же я надеюсь на ваше понимание. Ситуация сложная.

— Значит, вы утаили важную информацию именно по этой причине?

Я сделал глубокий вдох, прежде чем ответить.

— Еще я хотел пройти полноценный эксперимент в научных условиях, чтобы убедиться, что я действительно способен воспринимать энергию Искажения. Я долго не был уверен в своих способностях. Знал, что чувствую что-то, что даже в определенной степени могу этим управлять. Но до сегодняшнего дня я не мог сказать наверняка, что действительно могу контролировать эту энергию. Сегодня я убедился.