Бремя

— Смотри, — восторженно восклицала Эмма, показывая то на дерево, то на птицу, то на приоткрытый рояль темно-синего неба с белыми клавишами облаков — вот-вот зазвучит оттуда неслыханная, утоляющая любую боль музыка; то на раннюю, матовую, совершенно круглую луну, выплывшую, как нежный младенец из купели. — Смотри, запоминай. Завтра все будет иначе. Да и что мы знаем про завтра?

На обратном пути попался небольшой индейский ресторанчик. Ванесса сразу узнала его — это было то место, где несколько лет назад они с Артуром случайно встретили Андрея и Майкла. Она подумала повернуть назад, но Эмма уверенно шла впереди, убеждая, что здесь их ждет самая вкусная еда на свете — креветки в винном соусе и душистый тыквенный пирог. Не стоило ее огорчать. Столик, который им вежливо предложил официант, оказался тем же самым — у окна, здесь Несса и оба ее мужа сидели в странной, противоестественной близости и непереносимом напряжении. Сквозь тщательно вымытое стекло блестело то же зеркальное, неподвижно ленивое озеро. За ним тянулся и горел в закатном пламени лес, и в нем готовилась к теплой, вольной ночи семья оленей, за которой с тайной тоской они втроем тогда наблюдали, пока подвыпивший Майкл артистично и громко рассказывал о своих пристрастиях в блюдах, в литературе и в женщинах.

Эмма ушла в туалетную, и это было очень кстати — Ванессе хотя бы на несколько минут хотелось остаться одной — внезапное чувство утраты охватило ее; пронзительно, тревожно зазвенело в груди, будто кто-то неосторожно задел хрустальные края едва успокоившегося сердца. Несса вспомнила тот вечер, когда, узнав о беременности, в отчаянии, не соображая, что делает, не думая о последствиях, набрала номер Андрея: и поначалу никто не отвечал, и она почти обрадовалась, но почему-то не положила трубку, а слушала и слушала, и слушала долгие, гулкие гудки, пока он не поднял: «Прошу тебя, не отключайся... кричал он возбужденно. — Здесь — ураган, второй раз не соединимся...». О, если бы отключилась, отсрочила разговор до утра...

Эмма вернулась к столику посвежевшая, на худых щеках проявился румянец, волосы, смоченные водой из-под крана, блестели, и на лоб скатилось несколько капель. Она улыбалась, но заметив перемену в настроении Нессы, забеспокоилась:

— Что с тобой? На тебе лица нет. Тебе нехорошо? Может, выйдем на воздух?

— Я сама... ненадолго, — ответила Несса, — а ты пока закажи что-нибудь на свое усмотрение.

Она вышла, сделала три глубоких вдоха и выдоха, голова свинцово закружилась, в кольцах плывущего вниз солнца запорхали черные мушки, но постепенно исчезли, растворились, подул легкий ветерок. Дурнота отступила.

«Это будет преследовать всегда, в Америке ли, в России ли. От этого не уйти, не убежать. Face it, face it...» — почему-то по-английски приказала она себе и к старой боли примешалось новое чувство смирения. — Мой крест, мне нести...».

У ресторана остановился желтый джип, и из него вышли мужчина и женщина. Оба яркие, колоритные, довольные собой. Женщина с густо подведенными веками, темными локонами, в черном, узком платье и красных туфлях на высоких каблуках, двумя только пальцами держала на серебряной цепочке модную блестящую сумочку и напоминала упругую красивую куклу — удачное приобретение для мужчин среднего возраста, паникующих перед старостью; спутник ее — высокий, загорелый, самоуверенный, по последней моде одетый и причесанный — казался намного старше и навеселе — выдавали глаза с красными прожилками и чрезмерная жестикуляция, которой он сопровождал и без того обильную речь.

— Я их просто ни во что не ставлю, — разглагольствовал мужчина. — Они для меня — ноль. Они ничего не создают, только присасываются к жертве и сосут, сосут из нее. Ну что такое критик? Зачем вообще нужен критик. Я пишу книги не для критиков, пусть читатель сам разбирается, что хорошо, что плохо… И, заметь, этот гнусный Шварц, не в первый раз пытается меня укусить...

Женщина слушала — не слушала, надувала губки и подпевала жеманно:

— Ты прав, абсолютно прав, милый, я абсолютно с тобой согласна...

В общем, это была совершенно приличная, типичная для нью-йоркской элиты пара на отдыхе в горах.

Они поднялись на крыльцо.

— Ванесса! Какими судьбами! — раздался раскатистый голос, как почудилось Нессе, сразу со всех сторон. Она оглянулась, но Майкл уже стоял рядом и дышал на нее парами утреннего виски. Как она могла не узнать его! Или он в самом деле настолько изменился? Пожалуй, все-таки не больше, чем она сама.

— Какими такими судьбами? — повторил Майкл, слегка подталкивая трофейную женщину к двери и шепча ей на ушко: «Я буду через минуту, киска. Еттола проведет тебя к нашему столику».

— Здравствуйте, Майкл, — ответила Ванесса, чуть растерявшись, и протянула ему руку. — Как вы поживаете?

— Ну нет, это вы — как поживаете? Куда вы пропали? Я вас искал, я вам названивал — телефон не отвечает. Однажды — извините за беспардонность — даже без приглашения к вам на квартиру явился, но никто дверь не открыл, и соседи ничего не знают, кроме того, что вы, якобы, больны были... Неужели все правда?

— Что «все» правда? — спросила Несса, и жуткая мысль пришла ей в голову: она ведь не присутствовала на похоронах Андрея, не видела его мертвым, что если?.. Но тут же отогнала этот бред. Артур узнавал. Артур не умеет лгать, просто по природе своей не способен на ложь.

— Правда, что вы были больны и что с мужем, извините за бестактность, расстались?

— Правда, Майкл...

— Я разыскивал вас, Ванесса, не из праздного любопытства, — уже деликатнее сказал Майкл, и голос его на этот раз прозвучал как-то серьезнее, трезвее, — я хотел вам передать кое-что от Андрея. То, что вас лично касается.

Ванесса смотрела широко раскрытыми глазами: слышать произнесенное так просто, обыденно имя того, с кем было столько связано в ее жизни, в чьей смерти винила себя, будто он сам находился где-то рядом, живой, невредимый, по-прежнему страстно ищущий какого-то невозможного счастья, было странно, страшно и тяжело.

— Если не поздно — передайте сейчас, — попросила она тихо. — Я скоро возвращаюсь обратно, в Россию.

— Конечно, не поздно, такое не может быть поздно. Где вы остановились? — И Майкл с готовностью открыл записную страницу сотового.

Несса назвала адрес.

— Извините, не знаю, как проехать, совсем недавно в этих местах...

— Не беспокойтесь, — я живу в горах, мне здесь каждый камень известен. Вы не откажете в удовольствии отобедать со мною завтра? Неподалеку от вашего городка есть замечательное кафе.

* * *

На следующий день около часу дня Майкл заехал — уже на другом автомобиле, ультрасинем полуспортивном «экклипсе» — за Ванессой. Он был абсолютно трезв, однако, похоже, плохо спал ночь — под глазами и у переносицы проступали круги, сероватые и блуждающие, как тучи.

— Добрый день, Ванесса. Как вы себя чувствуете? — поприветствовал он, галантно распахнув перед нею пассажирскую дверь.

— Добрый день, Майкл. Спасибо. Хорошо.

— Нет, я в самом деле интересуюсь, как вы себя чувствуете, — пояснил Майкл. — Во всех подробностях.

— Ну, если вы в самом деле интересуетесь, может, я вам и расскажу. Позже. Я думала, что вы спрашиваете из вежливости.

— Я никогда и ничего не делаю из одной только вежливости, — ответил Майкл. — Жизнь слишком коротка, чтобы тратить ее на реверансы. Я вижу у вас следы шрамов на лице, и вы похудели. В некотором роде меня это беспокоит. Честно сказать, вчера я вас даже не узнал в первую минуту, но ваши глаза, Ванесса... их не спутаешь ни с какими другими. Впрочем, и глаза другие. Извините, наверное, женщинам не говорят о таком, но мы ведь — старые приятели, не так ли?