Бригада «УХ», или Будни и праздники некроманта

– Недолго твоей власти держаться! – злобно завыл он, прижатый к полу ударом моего веера. – Первородный Страх уже обрёл плоть и выпьет твою силу! Куковать тебе скоро в темницах вместе с твоим женишком!

Призрак неожиданно обмяк и затих, а за его спиной обозначился силуэт Старьёвщика. Этот дух – подручный Противоположности Жизни, отвечавший за отъём боли и неприятных воспоминаний у тех, кто готовился совершить переход в потусторонний мир, – с давних пор сопровождал меня и сейчас оказался очень кстати.

– Благодарю вас! – сказала я, улыбаясь ему.

Нуар Тун-Тун (он же Чёрный Дядька), наряженный, как франт, в одежду от кутюр, тоже улыбнулся в ответ. Выглядело это страшновато, потому что вместо глаз у всех Старьёвщиков зияли чёрные провалы во мрак Абсолюта, и я всё никак не могла к этому привыкнуть.

– Что это он молол тут без ветра?! – спросила тыква, заерзав у меня под мышкой. – Какие женишки? Мы что замуж собираемся, Эжени?! Я согласна!

– Вот женщины! Со времён мезозоя только и думают о том, как замуж сходить!– возмутился Ящур, прицокивая нижней челюстью для пущей важности. – Главное же не в этом! Страх первородный! Вот о чём надо мыслить!

Я была с ним согласна. Что это за странное заявление выдал фантом?

Остальные нарушители вели себя тихо, хотя в их взглядах цвела настоящая ненависть. Опять же с чего бы? Ведь были времена, когда я, рискуя жизнью, выступила на стороне мятежников потустороннего мира, возглавив революцию, чтобы подарить каждому призраку право на законное перерождение и посещение мира живых. Впрочем, недовольные существующим режимом могли найтись всегда, эту истину я уже успела усвоить. А причину возникшего недовольства надо было исследовать.

– Вы не могли бы передать мне воспоминания этого фантома? – Я с надеждой взглянула на Старьёвщика.

Нуар Тун-Тун поклонился мне в знак согласия и принялся ощупывать нарушителя, словно был слепым полицейским, проводящим обыск. Так делали все Старьёвщики. Дело в том, что для отъёма воспоминаний требовалось сконцентрировать их в какой-нибудь вещи, которую потом духи-подручные складывали в свои бездонные шляпы. Мне приходилось наблюдать великое множество этих головных уборов, начиная от неопрятных экземпляров из прогнившей соломы до эффектных треуголок, коим мог позавидовать и пират. Последнее время Нуар Тун-Тун отдавал предпочтение строгой классике, поэтому я часто видела его в чёрном фетровом котелке с алым пером.

– Ну, быстрее, что ли, своим котелком вари! – не выдержала ожидания тыква, пока Старьёвщик медленно погружал во мрак своей шляпы, какой-то маленький предмет, зажатый его цепкими пальцами, будто окуная его в ничто и превращая тем самым в нечто.

– Тыквенная культура… – проворчал Ящур, недовольно покосившись на Выкву.

Сам же Нуар Тун-Тун даже бровью не повёл на наглое замечание оранжевой и зубастой спутницы моего жизненного Хэллоуина. Вместо этого Старьёвщик извлёк руку с зажатым в ней воспоминанием и бросил его мне в доверчиво протянутую ладонь. Всякий раз, когда происходило это таинство, у меня сладко замирало сердце. Через мгновение в моей руке оказались три крошечных игральных кубика: красный, чёрный и белый. Их Нуар Тун-Тун использовал для концентрации воспоминаний.

– Восемнадцать! – выдохнула Выква, быстро сосчитав количество точек на всех трёх верхних гранях. – Это к чему?

Она во всём видела знаки судьбы и отличалась дремучим суеверием, что, в общем, было не удивительно.

– «Восемнадцать мне уже», как в песне, – пробормотала я себе под нос.

И ведь верно! На днях мне должно было стукнуть восемнадцать, правда, уже в четвёртый раз в моей бурной жизни, но суть от этого не менялась. Именно в таком юном возрасте я и совершила свой первый переход в потусторонний мир. Странное совпадение! Ещё не успев осознать это, я провалилась в ощущения, которые дарили чужие воспоминания. Обычно это были какие-то неконтролируемые обрывки мыслей и эмоций готовившегося к переходу в потусторонний мир, а иногда даже целые сюжеты, запечатлевшие наиболее яркий кусок биографии. Но на этот раз всё было иначе. Вместо всего вышеперечисленного у меня в мыслях вспыхнуло одно единственное слово – тревожное, острое и непонятное:

– МАКАБР! – прозвучало оно и исчезло так же быстро, как появилось.

– Ну что? – спросил Ящур, нервно перемывая собственные кости, влажной салфеткой.

– Всё ясно! – соврала я, вернув кубики Старьёвщику. – Надо срочно транспортировать нарушителей к месту перехода!

Нуар Тун-Тун, единственный из всех, кто знал правду о том, что я видела и что поняла, а, вернее, не поняла, на мгновение пригвоздил меня к месту струящимся мраком из тёмных провалов глазниц, но промолчал, произнеся лишь учтивое:

– Я тебе ещё нужен, Эжени?

– Нет! Благодарю вас! – сказала я, и Чёрный Дядька растворился в воздухе.

Местом перехода было кладбище Пер-Лашез, с которого, собственно, давным-давно и начались все мои приключения. Оно словно представляло собой огромный город, домами в котором служили склепы – целые улицы склепов в городе мёртвых. Я шла впереди, по одной из таких «улиц», защищая свою развесёлую и разномастную некробригаду экраном магии смерти, чтобы не нервировать туристов, пришедших поглазеть на могилы великих людей Франции, оригинальным видом неординарной процессии. Наше шествие состояло из костлявого теропода, навьюченного тремя злобными фантомами, высокого и могучего рыцаря, чья мумия когда-то украшала один из затерянных склепов, и бодро катившейся впереди, словно сильно приплюснутый сверху и снизу колобок, оранжевой тыквы.

– Смотри, Эжени! Как наш лыцарь идёт: тыц-тыц-тыц-тыц! Высох так, что ветром шатает! – кричала тыква, неуклюже перекатываясь с боку на бок.

С её подачи рыцарь носил прозвище Лыц-тыц-тыц. Он был незаменимым телохранителем, хотя временами страдал от амнезии, характерной для большинства мумий из-за усыхания мозга и отнятых старьёвщиками воспоминаний. Сегодня я доверила ему транспортировать самого главного нарушителя, у которого забрал игральные кубики Нуар Тун-Тун. Выква кричала ещё что-то, но я слушала её очень рассеянно. Во-первых, надо было постоянно отводить взгляды туристов, а, во-вторых, у меня из головы не выходил этот странный «макабр» и число восемнадцать.

Портал перехода находился в самой отдалённой части Пер-Лашез, куда не наведывались никакие посетители. Приближаясь к нему, я смогла, наконец, расслабиться. Неприметный склеп без знаков отличия и каких-либо надписей издавна использовался некромантами для санкционированных переправ в потусторонний мир. Вернее, один знак отличия всё-таки был: клёны, смыкавшие свои кроны над башенками, которые украшали крышу склепа, всегда шелестели багряными листьями, словно демонстрируя элегию вечного увядания. Особенно символично это выглядело зимой: издали листья казались каплями крови на снегу.

Подойдя к склепу, я заботливо отряхнула тыкву от пыли и водрузила её себе на голову, на манер короны, надев оранжевое глазастое чудо на небольшой высокий пучок на макушке. Эта причёска, именуемая в народе «гулькой», хорошо концентрировала энергии, что было просто необходимо для открытия портала. Роль тыквы была проще: она служила фонарём, освещая путникам дорогу в мир иной.

– Высоко сижу, далеко гляжу! – весело крикнула Выква, предвкушая новое развлечение.

Ей очень нравилось быть выше всех. Я приложила к замку на кованой двери своё кольцо со знаком бесконечности из россыпи драгоценных камней, служившее ключом, и привела механизм в движение. Немыслимый орнамент прутьев ожил, расступаясь и обнажая тёмный тоннель перехода. Мгновенная вспышка света из глаз тыквы, охватившая связанных фантомов, почти унесла их прочь, но на этот раз переход не был односторонним.