Бриллиант Кон-и-Гута. Затерянные миры. Т. XVIII

— Значит, это целая организация?

— Несомненно. Известно даже и название: «Общество Зеленой Луны». Располагавшее огромными средствами, оно ставило целью возвращение некоторых утерянных престолов наследникам азиатских властителей, потерявших их. Хан рокандский был одним из таких претендентов. Народ, не разобравший целей, которые они преследовали, поддался на агитацию их агентов и в итоге поднял известное рокандское восстание.

— У вас есть сведения об Ораз-хане?

Бонзельс с удивлением взглянул на нее.

— Он уехал, говорят, куда-то на Восток. Что касается профессора Шедит-Хуземи, то он исчез бесследно. Не было никаких улик против них, хотя теперь выясняется, что убийство Рау-Ру, жены Мэк-Кормика, и похищение его детей…

— Устроено «Обществом Зеленой Луны»?

— Достоверно известно, что «Общество Зеленой Луны» служило в руках Ораз-хана ширмой его эгоистическим стремлениям. Как видите, эти люди не останавливались даже перед преступлениями!

— Но как же открылась тайна существования детей?

— Старик-рокандец, как я вам сказал, открыл перед смертью тайну своему спасителю. При нем жила в Кон-и-Гуте девочка, которая не имела представления, кто ее отец. Тот, кого она принимала за отца, дал клятву, что не откроет секрета. Когда же старик, на попечении которого лежал Кон-и-Гут, увидел, что тайна пещеры раскрыта, и что он, оставшийся там в одиночестве и умирающий, уже в силу этого одного должен кому-нибудь передать последнее живое существо в Кон-и-Гуте, — полуребенка, полуженщину, — он во всем открылся Мэк-Кормику.

— А сын его?

— Им оказался Джонни Гарриман!

— Что вы говорите?! Джонни — сын Мэк-Кормика?

— Да. На его груди обнаружен был тот же знак. Когда Джонни узнал примету дочери охотника, он сам открыл, кто был его отцом. В младенческом возрасте он был передан по приказанию Ораз-хана на воспитание какому-то лондонскому мошеннику, из рук которого его вырвал фон Вегерт.

— Но почему Ораз-хан приказал убить свою сестру?

— Как рокандец, он мстил ей за то, что она вышла замуж за англичанина. Каждого из нас он считает своим врагом.

— Но детей он все-таки оставил в живых?

— Да, но скрыл их от отца.

— Жестокий, вероломный человек! — воскликнула Эрна.

— Я передам вам письмо ко мне фон Вегерта. Прочитайте его на досуге, но, кажется, я подробно рассказал вам обо всем, что вас может заинтересовать.

— Вы несказанно обрадовали меня, профессор! За это время я в первый раз почувствовала себя счастливой!

— Дитя мое, позвольте задать вам вопрос?

— Пожалуйста, профессор.

— Но он касается того, что вас, по-видимому, очень огорчает!

— Меня уже ничто не может больше огорчить…

— Когда, наконец, вы снимете вашу вуаль? Даже мне, человеку, который к вам так хорошо относится, вы не показываете своего лица!

— Я никогда не сниму вуали, профессор. Я никого не хочу огорчать своим видом.

Он взял ее за плечи.

— Но ведь я старик! Чего же вы стесняетесь? Я был бы вашим искренним другом, если бы вы этого захотели.

— О, профессор! Вы так добры… я так рада вашим словам…

— Следовательно?

— Я не могу!

— Прошу вас!

Она с минуту колебалась, потом сдернула вуаль.

Но то, что она прочла в смущенных глазах Бонзельса, заставило ее снова быстро ее накинуть.

И он!.. Даже он! Человек, который ничем не интересуется, кроме своей науки!..

Опустив голову, подавленная своим уродством, Эрна Энесли вышла из кабинета ученого, держа в руке толстый конверт, заключавший в себе объемистое послание фон Вегерта к его другу, профессору Бонзельсу.

И вот она снова сидит в том же сквере, где ее когда-то нашел Гарриман… На той же самой скамье…

Она не помнит, как и в тот раз, каким образом она здесь вновь очутилась. Что ее сюда привлекло? Но одно она твердо знает: в дом Голоо она не вернется. Взгляд Бонзельса доказал ей всю тщетность ее надежд: никогда ни один человек не посмотрит на нее иначе, чем с сожалением и ужасом…

Машинально она раскрыла письмо и стала его читать. Сначала строки сливались и она не понимала смысла слов, перечитывая по несколько раз одно и то же место. Но, наконец, механизм чтения отвлек ее от мысли о самой себе, и она перенеслась в них к тем, среди которых находился и тот, кто сказал ей, что любит ее и будет любить вечно.

Она тогда не поверила ему. Любовь с первого взгляда? Этого не бывает.

Нет, она не покажется на глаза этому простодушному влюбленному! Правда, он не похож на других людей… Он выражает все свои чувства как-то иначе, чем, все…

Но и ему нельзя верить! Вечной любви не существует. Она — простой самообман. Стоит ему взглянуть на него и пожалеть, хотя бы это сожаление промелькнула только во взгляде, как у Бонзельса, чтобы сердце ее разорвалось… Пожалеть! О, как ей горько! Так не лучше ли покончить с этой мукой раз навсегда?

Увлажненные глаза ее тем временем пробегали по листкам письма.

…Удалось проследить лишь один только ход из тех трех, о которых говорит Авиценна, — именно правый, в котором легендой обещано «всезнание».

По-видимому, землетрясение, происшедшее здесь, о котором вам, вероятно, известно от сейсмографических станций, совершенно засыпало и завалило центральный и левый ходы. Можно думать, что в левом ходе, который скрывает, по словам, Авиценны, «всемогущество», местные жители издревле прятали золото, которое они намывали здесь в огромном количестве, ибо Кон-и-Гут — в полном смысле слова золотое дно! Не этим ли объясняются колоссальные богатства владетеля Кон-и-Гута — Ораз-хана?

…Пещера вулканического происхождения… Работа воды и другие медленно действующие силы создали теперешний вид пещеры, которую местные обитатели приспособили под свои секретные надобности, руководствуясь, очевидно, директивой рокандских ханов, властителей этих мест…

Научное описание Кон-и-Гута воспринималось сознанием Эрны постольку, поскольку встречавшееся в нем имя Ораз-хана воскрешало в ней обстановку, одним из действующих лиц в которой была и она. Когда она дошла до описания того, что сделал для раскрытия тайны Кон-и-Гута Гарриман, она стала вчитываться в каждую строчку, пытаясь найти сведения и о Голоо. Фон Вегерт писал: