Бриллиантовый крест медвежатника
Шрифт:
В конце концов Савелий отвязался от него весьма простым способом, до которого мог додуматься и раньше (он даже мысленно обозвал себя дураком), – ушел огородами, коих в Ягодной слободе было предостаточно. Тут уже циклист поспеть за ним не смог: на машине по грядкам не проедешь, а бросить ее и продолжать преследование пешком значило навсегда лишиться велосипеда, ибо в этой слободе с весьма худой репутацией машине враз бы «приделали ноги».
Спустившись к Казанке, Савелий перебрался на другой ее берег по горбатому мосту и, очутившись таким образом уже в Адмиралтейской слободе,
Дамы с их кавалерами были. Дети в матросских костюмчиках и кружевных платьицах с мамками и няньками были тоже. Имелись даже болонки на поводках и неизвестной породы крохотные собачки с ладонь, коих несли вслед молодым и не очень молодым барышням их гувернантки и горничные. Занозы с его фотографическим аппаратом в саду не было. Тогда, вспомнив его давешние слова, Савелий прошел в прилегающий к Черному озеру Николаевский сквер. Здесь, меж клумбочек с цветами, стоял и снимал на фоне фонтана молодую пару мастер фотографического портрета Соломон Фельзер.
Родионов с интересом приезжего несколько минут рассматривал декор фонтана, а после ухода молодой пары громко спросил фотографа:
– Прошу прощения, маэстро, но ответьте мне, человеку нездешнему, гостю, так сказать, вашего города. Я тут вычитал, что эти клумбочки у фонтана разбили арестанты, а цветы, высаженные ихними же руками, взращены в теплицах арестантского дома. Это что, действительно так?
– О да, конечно! – воскликнул фотограф. – Ви можете нисколечко не сомневаться, что все это чистая правда.
– Надо поговорить, – тихо, сквозь зубы сказал Савелий, глядя в сторону.
– Чайная на углу Проломной и Университетской, – как заправский чревовещатель, произнес Заноза, не раскрывая рта. – Я буду там через полчаса.
Второе место за столиком на двоих у окна было не занято, когда Соломон Фельзер вошел в чайную.
– У вас свободно? – подошел он к франтоватому господину средних лет, с явным удовольствием вкушающему ароматный чай с солидным куском бисквита.
– Да, – просто ответил господин, даже не взглянув на свободного художника, присевшего напротив.
– Чего изволите? – подошла к нему официантка в крахмальной наколке.
– Бокальчик лафиту, чай зеленый нумер шесть и бланманже. Только сливок, пожалуйста, побольше.
– Хорошо, – ответила официантка и удалилась.
– А ты не слишком расточителен для Соломона Фельзера? – спросил франт, когда заказ соседа был выполнен и тот, блаженно прикрыв глаза, сделал из бокала добрый глоток.
– Нет, в самый раз, Савелий Николаевич, – отозвался свободный художник. – Это ведь я только снаружи Соломон Шмулевич Фельзер, а внутри, как и был, Ефим Калистратович Федулин с погонялом Заноза. Да и знают меня тут, завсегда к чаю с бланманже лафитику беру-с, так что не извольте беспокоиться, мил-человек. Что, прав я оказался, возникла-таки во мне надобность?
– Возникла, Заноза, – серьезно сказал Савелий. – Помощь мне
от тебя требуется. Не откажешь?– Как у вас язык-то повернулся такое спросить: «Не откажешь?» Да ни в жисть. Только вот от кого вам помощи надобно: от Занозы или от Соломона Фельзера?
– Я тебя понял, – слегка улыбнулся Родионов. – Нет, на этот раз не надо ни рядиться «ванькой», ни нагонять на фраеров жути. Надо найти одного человечка и купить его.
– Стало быть, вам нужен Соломон Фельзер, – превратился Заноза в свободного художника. – И смею вас заверить, молодой человек, лучшего в означенном вами деле специалиста вам не найти. Фельзер знает всех, и все знают Фельзера. Вы правильно сделали, что обратились именно ко мне.
– Ладно, ладно, – усмехнулся Савелий. – Я уже имел возможность удостовериться в твоем умении перевоплощаться.
– Вам нужен какой-то конкретный человек? – спросил Заноза.
– Да. Этот человек должен знать схему сигнализации и план здания вашего Государственного банка, – тихо сказал Савелий. – Еще лучше, чтобы он все это имел на руках.
Родионов осмотрелся по сторонам и, в который уже раз убедившись, что их никто не слышит, продолжил:
– Я понимаю, что такая информация будет стоить немалых денег, поэтому не торгуйся и соглашайся на любую сумму.
У Занозы в продолжение разговора не раз вспыхивали азартом глаза, а к концу его он стал даже ерзать на стуле, будто в довершение его кликухи у него действительно была в одном месте заноза. Наконец он не выдержал и жарким шепотом произнес:
– А для меня в вашем дельце не найдется местечка?
– Нет, только я и Мамай, – тихо ответил ему Савелий.
– Мамай с вами? – осклабился до ушей Заноза.
– Да.
– Вот бы свидеться.
Заноза прикрыл глаза и, кажется, ударился в воспоминания. С Мамаем их связывало многое…
– Свидитесь еще, – заверил его Родионов. – А насчет участия в деле, – Савелий задумался на время, – ты, возможно, будешь нужен на самом конечном его этапе. В качестве Фельзера.
– Опять? – сделал кислую мину Заноза.
– Ну, в конце концов, это твой выбор, а не мой, – усмехнулся франт.
– Спасибо и на том, – вяло вздохнул Заноза.
Савелий отхлебнул чая, посмотрел в окно. За ним мелькали люди, повозки, коляски. Проехала даже карета с гербом на дверце. Словом, город жил своею жизнью, шумел, кричал голосами торговцев и зазывал, сыпал искрами электрического трамвая на отшлифованную тысячами и тысячами ног мостовую…
– Сколько тебе нужно времени, чтобы раздобыть план и схему? – спросил он, не отворачиваясь от окна.
– Три дня, – просто ответил Заноза.
– Ты уверен? – недоверчиво глянул на него Родионов.
– Молодой человек, – с ноткой обиды в голосе произнес свободный художник. – Ви, вероятно, забыли, что Соломон Фельзер знает всех, а все знают его. Найдите меня ровно через три дня там же, где ви нашли меня сегодня…
Франт хлебнул из чашки, положил на крахмальную скатерть синенькую и кивнул соседу:
– Всего доброго.
– До свидания, – ответил тот и принялся за бланманже, прикрыв наполовину свои рыбьи глаза тяжелыми веками.