Бриллиантовый крест медвежатника

– Кто вы такие? – спросил Введенский, прикрывая руками деньги. – И что вам нужно в моем доме?!

– Вот это, – пошел к столу один из громил, кивнув на деньги.

– Не смейте! – с дрожью в голосе воскликнул бывший референт и стал сгребать деньги в портфель. – Я сейчас полицию позову. Караул! Полиция!

– Не ори, падла, – сквозь зубы процедил громила, наступая на Введенского. – Давай сюда портфель.

– Не отдам, – произнес Введенский и что есть силы закричал. – Помогите, гра-абя-ат!

– Рябой, заткни ему пасть, – крикнул второму громила, пытаясь вырвать из рук Введенского портфель.

Щелкнуло высвобождаемое пружиной лезвие. Рябой подошел вплотную к Введенскому и, глядя прямо в глаза, всадил ему нож в живот по самую рукоять. Не отрывая взора, громила несколько раз провернул нож, наматывая на лезвие кишки, затем вынул его и вытер о рукав жертвы.

– Я же тебе сказал, не ори, – буркнул первый громила и резким движением вырвал портфель. – Все, Рябой, мотаем отсюда.

И опять бывший референт не слышал ни стона половиц, ни скрипа входной двери. Он сидел, навалившись грудью на стол, и в голове его, как кадры синематографа, проносились картины. Вот он, совсем маленький, идет, держась за руку отца. Рука большая и теплая. А вот он в гимназическом мундире в первый раз идет в гимназию, и все мальчишки с завистью смотрят ему вслед. Он гордо вышагивает в своем мундирчике, а за плечами еле слышно поскрипывает кожаными ремешками новый ученический ранец.

А это кто? Боже, это Машенька на балу в Родионовском институте благородных девиц. А молодой статный человек рядом с ней – это он, студент Императорского Казанского университета Введенский. После они целуются в институтском саду.

Как пахнут липы! Он никогда не думал, что деревья могут так пахнуть. А первый поцелуй! Он пахнет весной… Что-то плохо видно. Изображение плывет, все как в тумане. Опять механик, что крутит пленки, заснул или, хуже того, пьян. Сапожник! Изображение все хуже и хуже. Туман густеет. Вот уже совсем ничего не видно.

Ничего…

Глава 20 ЛУЧШИЙ ДОЗНАВАТЕЛЬ

Петр Щенятов считался в управлении лучшим дознавателем. Вернее, лучшим из лучших. Поэтому, как только образовалось сыскное отделение, околоточного надзирателя второй части Щенятова определили именно туда, присвоив ему чин коллежского секретаря.

– От сердца ведь для тебя его отрываю, – констатировал Савинскому перевод Щенятова в сыскное отделение полицмейстер Васильев. – Кому другому так ни за что бы его не отдал.

Собственно, задача, поставленная Савинским, была несложной: обойти три банка – Купеческий, Волжско-Камский и Государственный – и выяснить, не поступал ли к ним кто в последнее время на службу и не происходило ли в течение двух последних недель чего-либо необычного или случаемого нечасто.

Начал Щенятов с Купеческого банка. Не спеша и весьма обстоятельно он побеседовал с кадровиком, очень приятным стариком, похожим на доброго дедушку Морозко; перемолвился как бы ничего не значащими фразами с двумя-тремя служащими и даже покурил со словоохотливыми сторожами. Оказалось, в банк на службу никого не принимали вот уже полтора года и ничего необычного, ежели, конечно, исключить тот факт, что приблудная болонка, которую все считали кобелем, вдруг ощенилась, здесь не случилось. Щенятов хмыкнул, черкнул что-то в своей памятной книжке и пошел дальше.

В Волжско-Камском банке был один служащий, принятый на работу полторы недели назад. Но он оказался богатой и известной в городе фамилии, и подозревать его в сговоре с целью ограбления банка было бы по меньшей мере неразумно. Все же Щенятов занес его в свою памятную книжку. Так, по привычке и на всякий случай, чтобы было чего докладывать Савинскому, ежели докладывать будет совершенно нечего.

В Казанском отделении Государственного банка новых служащих тоже не имелось. Не произошло за интересующий Щенятова период и каких-либо странных случаев. Разве что клиенты банка жаловались на тесноту, так в этом не было ничего необычного: старое здание уже не вмещало всех желающих.

Щенятов уже собирался было покинуть здание банка, но какая-то сила заставила заглянуть его в архивный отдел. Он был пуст, если не считать худого старикана, крепко смахивающего на Кощея Бессмертного. Кощей шумно пил чай из блюдечка вприкуску и читал «Казанские губернские ведомости».

– Как дела, дедушка? – весело спросил Щенятов.

– Дела как сажа бела, – буркнул старик, не поворачивая головы.

– А чего так? – поинтересовался Щенятов, впрочем, без всякого к тому интереса.

– Люди мрут, как мухи, – проворчал старик. – Уж сколько народу извели. И в Русско-японскую, и в революцию эту. И все режут, режут. Вот и этого бандюганы зарезали. А за что?

Старик отбросил газету и шумно отхлебнул из блюдца.

– Можно? – спросил Щенятов, берясь за газету.

– Бери, коли еще не читал, – буркнул старик. – Полюбуйся, что эти громилы творят. И куда только полицианты смотрят. Их всегда, когда нужно, не доищещься.

Газета была открыта на странице, где публиковалась городская хроника. Пробежав глазами первый столбец, Щенятов прочел:

«Вчера, в 7-мь часов вечера, на Подлужной улице в собственном доме найден мертвым мещанин Панкрат Семенов Введенский. На теле имеется знак насильственной смерти – ножевое ранение в живот. Труп отправлен в анатомический театр для вскрытия; о произшествии же производится со стороны полиции дознание и будут приняты самыя энергичныя меры».

– Прочел? – спросил Кощей.

– Прочел, – ответил Щенятов.

– А ты вопрошаешь, как дела…

Старик вздохнул и пошевелил лохматыми бровями:

– А ведь молодой был еще совсем, сорока не было.

– Ты что, дедушка, знал, что ли, его? – как бы мимоходом спросил Щенятов.

– А то как же, – вздохнул Кощей. – Чай, вместях служили в этом самом архиве.

– Погоди, погоди, дед, – оцепенел Щенятов. – Ты что, хочешь сказать, что покойник служил в этом самом банке?

Дознаватель, не сводя взгляда, смотрел на деда. Удача это или просто ничего не значащее совпадение, однако факт сей крепко настораживал.

– Так я тебе о том и толкую, – раздраженно сказал Кощей. – Панкрат Семенович служил вот в этом вот архиве, а до того, – старик поднял согнутый подагрой палец, – был референтом самого нашего управляющего.

– Референтом? – переспросил Щенятов Кощея, на что тот не соизволил ответить. – Значит, он много чего знал об этом банке?

– Много? – с сарказмом спросил Кощей. – Он знал все…

* * *

Конечно, огульно связывать убийство бывшего референта отделения Государственного банка с предстоящим его ограблением было бы глупо и непрофессионально. К тому же оставалось непонятным, намерен ли заезжий гастролер, коего пас Кирюха и другие, вообще грабить этот банк. Насколько было известно Щенятову, фигурант проявлял интерес к Купеческому банку, где столпы губернской торговли и промышленности держали свои капиталы, а главное, золото и драгоценные камни. А камушки, как было ясно из инструктажа Савинского, представляли особый интерес для фигуранта.