Брилонская вишня

На словах Ведьма была страшнее, чем в жизни. Да, некрасивая, но не такая жуткая, как в моих представлениях. По-русски разговаривает настолько плохо, что некоторые новенькие беззвучно над ней смеются.

В столовую нас не ведут. Кажется, комендант сдержал свое обещание. Но в стрессе, перемешанном с усталостью, я совсем не хочу есть. Хоть и понимаю, что это временно…

А я снова тоскую по прошлому. На этот раз – по Марлин, сравнивая ее с этой стахолюдиной. И не знаю, почему. Наверное, боюсь, что больше ее не увижу. Наверное, цепляюсь, как за единственную спасительную соломинку.

Но, к счастью, я нахожу ее.

Она сама меня находит.

И я совсем неожиданно даже для самой себя лечу к ней, сбиваясь с ног, и в самый последний момент сдерживаю себя, чтобы не обнять.

– Вас не выгнали? – в восторге воплю я.

– А ты расстроена? – хмыкает Марлин.

– Шутите, – улыбаюсь. – Я еще вчера хотела у вас материалы попросить. Шить же мне нужно из чего-то.

Марлин вдруг вздыхает. Мнется.

– Вер, тут проблема одна возникла.

– Что такое? – напрягаюсь.

– Швеи у нас две. А малярщица одна. Ей была Антонина.

Я пытаюсь сообразить секунды три, затем бодро заявляю:

– Так это ничего, я могу ее заменить.

И сама пугаюсь, как прозвучали мои слова. Так… беззаботно, что ли. Будто заменять я ее буду, пока она отдыхает на курорте.

Но Марлин не придает этому значения. Видимо, у них это уже принято. И на удивление заразно.

– Знаешь, где краски? – спрашивает Марлин.

– М-м-м… В сарае?

– В сарае, слева на третьей полке. А кисти…

– В ведре, знаю. Что мне красить?

Она снова тяжело вздыхает. Кивает в сторону большого здания в центре штаба и говорит:

– Там в квартире одной нужно подоконники покрасить. На второй этаж поднимешься, налево повернешь, самая последняя дверь.

– И чья это квартира?

– Коменданта.

Я замолкаю.

Меня всю передергивает, и я яростно мотаю головой.

– Эй! Вера! Ты чего психуешь?

– Я не пойду! Можно я не пойду? Пожалуйста! Куда угодно, но не туда!

– Вера! – Марлин хватает меня за плечи и легонько встряхивает. – Хочешь, чтобы я сама ему окна красила?

– Пусть швея! Их же две! Пусть она! А я шить буду!

– Ты же шить не умеешь.

– Умею! Честное слово! Это я просто так сказала, чтобы…

Марлин резко поднимает мою голову за подбородок и со строгостью вглядывается в глаза.

Да что такого?! Я просто хочу жить! Я же не смогу! Я не смогу ничего не задеть, ничего не заляпать… а если я еще буду работать с краской…

– Сейчас же прекрати! – кричит Марлин. – Что ты мне тут устраиваешь?! Я что, уговаривать тебя должна?! Сейчас пойду и Вернеру все расскажу! Он-то тебя быстро заставит!

Я захлопываю рот.

– Вот и прекрасно. Иди.

– Но, Марлин… Я же…

– Его сейчас нет. Уехал. Не думаю, что вернется.

– А если вернется?! А если зайдет и увидит меня в своей квартире?! А если подумает, что я украсть у него что-то решила?!

– Ты дуру-то не включай! Первая, что ли, у него красишь? Анна, вон, каждый день у него пол моет, и ничего. Живая.

Это меня немного успокаивает. Хоть и понимаю я, что краска с водой не сравнится. Но ведь коменданта нет. И вряд ли приедет.

Сжимаю губы и плетусь в сарай. На ходу обещаю себе, что ни одной капельки не в то место не поставлю.

Перед глазами вдруг всплывает, как я толкаю краску и выливаю ее на стол с документами. Пока коменданта нет, быстро сжигаю бумаги. Потом он их ищет, спрашивает, кто последний в его квартире находился…

Меня всю передергивает. Я со свистом выдыхаю. Сжимаю кулаки и иду дальше.

Охрана меня не останавливает. Уже хорошо.

Взбираюсь на второй этаж, подхожу к последней квартире слева. Снова выдыхаю, сжимаю губы сильнее и толкаю дверь.

Неуверенно ступаю по ковру. Останавливаюсь. Тщательно вытираю ноги о палас и прохожу в квартиру.

Хорошая, немаленькая. Светлая такая. Везде царит армейский порядок. Даже такое ощущение складывается, что здесь никто не живет. Об обратном говорит коробка шахмат, стоящая на краешке стола, красивые карманные часы и пепельница. А еще на плечиках висит тщательно выглаженный китель, под которым покоятся блестящие ботинки.

Немного смелею.

Подхожу к окну и ставлю на подоконник голубую краску. Отсюда так хорошо видно почти весь штаб. Вон, Васька стирает, Ведьма с Вернером переговариваются…

И вдруг думаю, что подстелить под подоконник, чтобы краска на пол не капала? Даже газету в этой квартире искать рискованно – вдруг нужную коменданту возьму? А если схвачу документы какие?

Запускаю ладонь в волосы. Пойти, попросить у Марлин? А где она? В окне не видно. Сегодня ж не ее смена, могла вообще уехать куда. Пока искать буду, пока спрашивать – комендант точно вернется! Нужно спешить! Из девочек кого спросить? Так красила одна только Тоня…

Сжимаю зубы.

Если из комендантских вещей ничего брать нельзя – буду брать из своих, за них точно не накажут.

Стаскиваю с себя длинную юбку и швыряю под подоконник. Туда, где не хватило, кидаю кофту. Наверное, Марлин выдаст мне новую одежду… Я верю в нее. А пока похожу в запачканной.

Мигом становится холодно. Тяжело обходиться без нижнего белья. Постоянно ощущение, что на тебя кто-то смотрит, так неловко…

Аккуратно окунаю кисть в голубую краску, снимаю капли о краешек банки и провожу по подоконнику.

Ну и зря боялась. Главное, аккуратно все делать и до возвращения коменданта успеть. Вот и все. И ничего страшного. Здесь всего… раз, два, три… Всего четыре окна.

Может, весь утренний страх – это дурацкое преувеличение? Может, и сбежать я отсюда смогу? Мне же всего двенадцать дней осталось. Двенадцать долгих дней…

Интересно, что сейчас делает Никита? Скучает ли по мне? А мамка? Злится или простила? Так нелепо, что, возможно, наши последние друг другу слова были сказаны в ссоре… И ведь я могу ее больше и не увидеть. И прощения не попрошу. Она будет думать, что я ее ненавижу…