Бродячее сокровище
Шрифт:
Уверенно шагавший Донни рассказывал что-то о городе, о ночных заведениях, о девочках — самый обычный здешний калымщик с севера, англоязычный канадец… а может быть, просто-напросто субъект, прекрасно освоивший канадский выговор, как Мазур освоил австралийский. Черт его ведает. Главное, он никак не мог оказаться подставой контрразведки или цэрэушников — слишком уже невероятную цепочку пришлось бы выстроить, чтобы подвести к Мазуру очередную подставу… и ради чего? Ради какой цели? Вот то-то и оно.
Этот самый — или эта самая — Сеговитате ничем не отличался от других здешних городков, которые Мазур успел то ли осчастливить, то ли опаскудить своим пребыванием. За исключением одной существенной детали…
Повсюду, куда
Оба персонажа выглядели крайне благонравно. Внушали нешуточное доверие. Друг от друга они ничем особенно не отличались, разве что один — с красивой проседью, а другой — с лихо закрученными черными усами.
Кое-где портреты подверглись варварскому поруганию — пририсованы рожки, глаза выцарапаны, поперек от руки наспех сделаны непонятные надписи, порой из одного-единственного слова…
— Выборы, — сказал Донни. — Они тут алькальда выбирают. Алькальд — шишка большая. Губернатор провинции и мэр главного города в одном лице.
— Ну, ясно, — сказал Мазур. — Что тут непонятного…
На самом деле подобное он видел только в иностранном кино. Для него, как для всякого советского человека, выборы выглядели совершенно иначе, абсолютно непохоже на всю эту вакханалию. Ну вот, хоть что-то наблюдавшееся вокруг укладывалось в концепции родных замполитов. Один наверняка — ставленник олигархического капитала, а другой — ничем не лучше. Это ж сколько бумаги и краски нужно было угрохать на весь этот разврат! Положительно, советские выборы, по крайней мере, экономнее: однотипные строгие афишки со стандартным портретом и скудным текстом, бюллетень с одной-единственной фамилией, который ты быстренько швыряешь в урну девственно нетронутым, покупаешь пару кило дефицитных апельсинов и идешь принять водочки за нерушимый блок коммунистов и беспартийных…
Потом они вышли на обширную площадь, вымощенную брусчаткой («Ну в точности, как у нас на Красной», — кощунственно и безыдейно подумал Мазур). Посередине, на высоком квадратном пьедестале, стояла причудливо отливавшая зеленым в свете фонарей статуя почти что в человеческий рост, изображавшая мужика в кирасе, шлеме с высоким гребнем, портках буфами и высоких сапогах с огромными шпорами. В одной руке он держал большой штандарт на высоченном древке, в другой — увесистый меч. Вся его поза была исполнена горделивого торжества. Сразу чувствовалось: будь у мужика третья рука, он бы ею непременно подбоченился.
— Кортес? — спросил Мазур со знанием дела.
— Да ну, — махнул рукой Донни. — Кто-то из его отряда. Поссорился с предводителем, увел с собой полдюжины таких же неуживчивых ребят и принялся самостоятельно ловить удачу. Никаких особенных подвигов не совершил и золотишка особо не нагреб, зато по чистой случайности заложил этот городок. Крепко подозреваю,
в виде парочки хижин для оружия, багажа и индейских шлюх. Про имя не спрашивай, не помню, какое-то длиннющее и заковыристое… Вот они его и увековечили. За неимением других исторических персон, бродивших по этим местам…Мазур подумал мельком, косясь на зеленого кабальеро, что лакировка действительности, в общем, свойственна не только советскому изобразительному искусству. Уж он-то, с его опытом походов и вылазок в совершенно необжитые места, прекрасно понимал, что люди после долгих странствий по диким джунглям выглядят абсолютно иначе. И сапоги прохудятся, и шпоры совершенно ни к чему, и доспехи будут выглядеть, как груда лома, и пышные буфы превратятся в сущие лохмотья, изодранные колючками. И никто, ручаться можно, не станет волочь за собой неподъемное знамя с древком вроде доброй оглобли… Ну, что поделать, основатели и основоположники, кто бы они ни были и под какими широтами ни окаянствовали, просто обязаны выглядеть элегантными и опрятными…
— Пришли, — сказал Донни радостно. — В-о-он туда…
Старинное трехэтажное здание занимало добрых полквартала — два этажа темные, с редкими проблесками света за тщательно зашторенными окнами, а первый мигает неоновыми вывесками, сияет ярко освещенными, высоченными окнами, отсюда видно, что за столиками протекает самое беззаботное веселье…
— Э, погоди, — сказал Донни, когда Мазур направился прямиком к левой неоновой вывеске, самой причудливой, трехцветной. — Всяк сверчок знай свой шесток… Там — самое дорогое заведение из трех, не по нашим капиталам. Нам — в-о-он туда, где как раз по деньгам. Ты не переживай особо, девочки и там нормальные….
Он по-свойски перебросился парой испанских фраз с благообразным старичком в смокинге, торчавшим внутри у входа, после чего почтенный старец шустро провел их в дальний конец зала, где отыскался свободный столик. Едва они успели присесть, как из-за какой-то портьеры тут же выпорхнули две девицы в коротеньких открытых платьицах и приземлились рядом, сверкая профессиональными улыбками на сорок четыре зуба.
Наклонившись к нему, Донни тихонько пояснил:
— Выбирать, увы, не приходится. Дежурная смена и все тут. Ну ничего, не такие уж плохие, а?
Мазур откровенно присмотрелся: шлюхи и в самом деле были не самого последнего сорта, молоденькие, не потасканные, вполне достойные быть употребленными в дело.
— Как их хоть зовут? — спросил он светского приличия ради.
— А какая тебе разница? — фыркнул Донни, с ходу придвигаясь к своей. — Все равно настоящие имена они тебе не скажут, у них тут у всех, грамотно выражаясь, сценические псевдонимы. Тебе с ней не разговоры разговаривать.
Признав в этом резон, Мазур взял бутылку и налил своей новой знакомой на два пальца чего-то прозрачно-золотистого, что она приняла с большим воодушевлением, прощебетала что-то благодарственное, ласково взъерошив ему волосы. Мазур непринужденности ради одним махом осушил свою порцию и подумал, что ему чертовски везет: вздумай он по своему собственному хотению в какой-нибудь командировке шататься по борделям и распивать там с постельными труженицами спиртные напитки, не говоря уж о последующем, обязательно схлопотал бы уйму неприятностей по партийной линии, и не только. А сейчас можно наслаждаться жизнью на полную катушку, поскольку, во-первых, на весь здешний континент не сыщется ни одного замполита, а во-вторых, он нисколечко не виноват, что в интересах дела приходится тут торчать. Его сценический образ требует именно такого поведения, и точка…
Он подмигнул отведенной ему девице и вновь наполнил стаканы. Девица что-то ему ласково прочирикала, и Мазур, широко ей улыбаясь, сказал:
— Ну, конечно, солнышко, я от тебя без ума, голову потерял…
— Нортеамерикано? — поинтересовалась девица.
Подумав, Мазур кивнул, чтобы не вдаваться в географические сложности. Вполне могло оказаться, что это очаровательно-порочное создание слыхом не слыхивало ни о какой Австралии с тамошними прыгучими кенгуру и коварными бумерангами…