BRONZA / БРОНЗА

Бронзовые гончие с азартом травили лисицу. Маятник, неустанно отмахивая время, отбивал в такт ударам его сердца. Погладив одну из фигурок, Оуэн сел в высокое кожаное кресло и взял со стола лист бумаги.

– Я написал для тебя небольшую, но очень прочувствованную речь!
– он протянул листок мальчику.

Тот внимательно пробежал текст, запоминая наизусть.

– Представляю себе лицо брата, когда он услышит это из твоих уст! Не думаю, что у него найдется что-нибудь, кроме междометий! Ха-ха-ха!

Реагируя на его смех, мальчик позволил себе злорадно усмехнуться.

– Я заказал вам столик у окна, в «Пиноккио». Там подают восхитительный десерт. Уверен, нашему сладкоежке понравится… - продолжил Оуэн с лукавой искоркой во взгляде, - очень, знаешь ли, романтическое место! Его облюбовали влюбленные парочки… Оттуда открывается чудесный вид и хорошо видно, как садится солнце… - он улыбнулся, но многозначительность его улыбки явно предназначалась не мальчику.

– На закате ты сделаешь свое «черное дело» и… пока Марк, собираясь с мыслями, будет мычать что-нибудь нечленораздельное, ты оставишь его одного. Выбежишь на улицу, поймаешь такси и исчезнешь! Когда машина завернет за угол, ты будешь волен развлекаться в этом мире, как тебе заблагорассудится, до тех пор… - замолчав, он любовно погладил фигурку гончей, что почти схватила лисицу за хвост.

Мальчик тоже посмотрел на гончую и глаза его недобро сверкнули.

– Ну, с богом, дружок! Или, в нашем случае, лучше сказать: с чертом!
– взмахом руки отпустил его Оуэн.

– С вашего позволения, милорд!
– откланявшись не менее учтиво, Имонн Байя направился к дверям.

Хозяин кабинета смотрел ему вслед, и взгляд его становился все более задумчивым. По-особенному задумчивым.

– Подожди!
– остановил он уже взявшегося за ручку двери мальчика, тот повернулся и застыл в ожидании. Оуэн глянул на часы. Стрелки на круглом циферблате с римскими золотыми цифрами показывали только четверть седьмого утра, а маятник продолжал отбивать в такт нетерпению его сердца.

– Почему бы нам не поухаживать друг за другом?
– сказал он, вешая пиджак на спинку кресла. Движения Оуэна обрели мягкую крадучесть зверя. Глаза хищно замерцали.

– Если такова ваша воля…

– Такова, такова… - проявляя недовольство, перебил его Оуэн и поманил к себе. Запуская пальцы в мягкие пушистые волосы мальчика, заметил:

– Пожалуй, тебя стоит переодеть и немного причесать…

Байя застегнул молнию на джинсах, натянул ядовито-оранжевую футболку с типичной для бунтующих подростков надписью и прислушался. Из душа доносилось пение. Имонн скривился, как от кислого. Это означало, что наступило утро. Со вздохом долготерпения заглянул в ванную. Пение и шум воды стали громче.
– Марк! Ну, хватит уже реветь тут раненым верблюдом! Давай брейся скорей, и пойдем завтракать!
– позвал он.

Пение прекратилось. Раздался веселый смех. Запотевшая изнутри перегородка отодвинулась, Марк шагнул из душа мокрый, голый, с него ручьями стекала вода.

– Ты так немилосердно суров к моему таланту, отрок! Неужели тебе совсем не нравится, как я пою?!
– жизнерадостно спросил он.

– Может, кто и поет…

– Что ты сказал?

– Ничего!
– буркнул мальчик, швыряя ему полотенце.

Марк замотал полотенце вокруг бедер и, вытирая другим голову, подошел к зеркалу. Слегка прищурился, разглядывая себя. «Сейчас начнет строить рожи своему отражению…» - снова вздохнул Имонн.

– Не знаю, может, ты готовишься к роли египетской плакальщицы, но если не поторопишься - я действительно умру здесь от голода! Тогда твои завывания тебе еще пригодятся… На моих похоронах!
– воскликнул он сердито. Его терпение иссякло.

– Иди! Я быстро!
– встрепенулся Марк, поспешно выдавливая на ладонь гель для бритья.

Байя закрыл за собой дверь в ванную. «Пока дождешься эту копушу, точно помрешь с голоду!» Он решил заказать завтрак в номер (молодой, растущий организм требовал пищи) и, уже было потянувшись за телефоном, замер. В номере что-то было не так. Входная дверь приоткрыта, оттуда тянуло сквозняком, а посреди комнаты стояла тележка официанта. С завтраком. От вкусных запахов сразу заурчало в животе. Имонн удивился, но, посмотревшись в зеркало, удивился еще больше. Его отражение тоже было каким-то неправильным.

«Что это я какой-то прилизанный и одет, будто на похороны? И с чего бы это у меня такой злобный взгляд?» Конечно, он злился на Марка, но не до такой же степени! Проверяя, ткнул пальцем в зеркало. Серебряная амальгама вдруг стала плавиться прямо у него на глазах, трескаться по краям, лопаясь и выгорая изнутри черными обугленными дырами. Его отражение шагнуло из рамы, с ехидной ухмылкой оно протянуло к нему руки. И темнота обняла Байю.

– Пора вставать, соня! Пропустишь все самое интересное!
– донесся из темноты, поглотившей Имонна, презрительно-насмешливый голос, и он сразу же очнулся. У окна, по-хозяйски заняв кресло Марка, сидел Оуэн. Он смотрел на подростка с откровенной неприязнью. Имонну не пришлось гадать, что тот делает в их номере.

– Где Марк? Что ты с ним сделал?!
– кубарем скатившись с кровати, с криком бросился к нему Байя. Вцепился в него.
– Куда ты его дел, мерзавец?

– Не так прытко, дружок!
– Оуэн легко оторвал его пальцы от лацканов своего пиджака.
– И не дерзи взрослым. За это можно дорого заплатить!
– пообещал он, улыбнувшись ласково. Положил ногу на ногу и полез в карман за сигаретами.

Байя смотрел на него с ненавистью. Он ненавидел эту улыбку, этот стильный, в тонкую черную полоску, белый костюм. Ненавидел кончик черного платка в нагрудном кармане и небрежно расстегнутую на груди шелковую, цвета розового жемчуга, рубашку. Яркий блеск бирюзы в холодном взгляде, и это ленивое покачивание носком английской туфли из тисненой кожи он тоже ненавидел. Ненавидел всю эту красоту, за которой таилось скользкое, отвратительно-жестокое, не знающее милосердия чудовище. В тот раз, в ресторане, проникнув в сознание Оуэна, он увидел там эту ядовитую гадину, и отпечаток увиденного до сих пор стоял у Имонна перед глазами.

– Эй, сопляк! Второй раз уже задаю вопрос… - наконец дошел до него голос Оуэна.
– Я спрашивал: твоя воинственная поза - это вызов мне? Или с тобой приключился столбняк?

Глянув исподлобья, Байя промолчал. За стеклами очков в тонкой платиновой оправе, в ярко-голубых глазах мелькнуло лукавое веселье, выдавая хорошее настроение их обладателя.

– Ну, хватит уже сверлить меня таким убийственным взглядом! Бр-р-р! Даже мурашки по спине!
– Оуэн игриво передернул плечами.
– Так пялиться… просто неприлично! И чему тебя только в школе учили?
– пожурил он мальчика.
– Ах, да… я совсем забыл… тебе не пришлось ходить в школу!
– издеваясь, изобразил он на своем лице фальшивое сочувствие.
– Бедняжка, умереть таким молодым… Ни тебе первого свидания, ни радостей секса! А дальше и того хуже, - Оуэн сделал неопределенный жест рукой.
– Борьба с нечистью, ничего кроме борьбы! Наверное, и с целомудрием-то некогда расстаться?
– продолжая издеваться, полюбопытствовал он.
– В таком случае, не заказать ли нам в номер жрицу любви, какую поопытней? Или… лучше жреца? Я плачу!
– и весело расхохотался, увидев, как вспыхнуло лицо подростка.

Имонн, весь пунцовый, готовый провалиться сквозь пол от такого бесцеремонного вторжения в свое личное пространство, не выдержал. В порыве негодования хлопнул в ладоши, призывая Силу Щита. Слишком злой на Оуэна, чтобы заметить змеиную стремительность его броска.

– А вот ладошками тут хлопать… мы, пожалуй, не будем. Наивный мальчик!
– Оуэн крепко держал Имонна за руки.
– Понимаю, ты хотел впечатлить меня, дружок. Но глупо полагать, что Доспехи помогли бы тебе - против меня!

С этими словами он плюхнулся обратно в кресло и втиснул Байю рядом с собой.

– Отцепись, ты!
– норовисто взбрыкнул Имонн, порываясь встать.

Получив оплеуху, обиженно дернулся. Его еще никогда не били.

– Просил же не дерзить!
– Оуэн был сама доброта.

– Отвяжись, гад!
– Байя попытался вырвать руку.

– А вот за ручки… мы пока подержимся. Чтобы не искушать твою судьбу… - произнес Оуэн с ласковостью потревоженной змеи и так стиснул ладонь мальчика, что у того навернулись слезы.

– Все равно гад!
– невольно всхлипнув от боли, нагрубил Имонн, нарываясь на следующую оплеуху.