BRONZA / БРОНЗА

Словно подтверждая его догадку, на него понимающе глянули неожиданно желтые, совсем не по-собачьи, внимательно изучающие его глаза. «Вот именно, не станет же пацан кататься на роликах такого ярко-розового девчачьего цвета, правда?!» - согласился с ним Виктор.

– Простите, что заставила ждать! Сейчас приготовлю чай!

В кухню зашла Инна, она уже привела себя в порядок, переодевшись в джинсы и футболку с длинным рукавом. Мельком глянула на гостя, тот сидел на подоконнике, упираясь в него ладонями, вытянув длинные ноги. Черные джинсы, голубой джемпер с треугольным вырезом, замшевые туфли. Во всем облике молодого мужчины чувствовалась беспечная необремененность жизнью, какая бывает только в юности. Когда ты уже независим, самостоятелен, но пока еще не взвалил на свои плечи груз ответственности за других. Они были с ним из разных миров.

«Ну вот, опять эта виноватая, неуверенная полуулыбка…» Виктор смотрел, как она зажигает газ, ставит чайник на плиту, как тянется к полке за коробкой с чаем, расставляет на столе фарфоровые чашки, звенит серебряными ложечками и думал: «Что не так с этой женщиной?» Откуда, с какого облака свалилась она в его жизнь, вся такая потерянная? Все было не так. Неправильно. С самого начала. С того самого момента, когда, неожиданно для себя, он зачем-то наорал на дворняжек во дворе.

Золотистые завитки волос на тонкой шее, короткая стрижка «гаврош», узкие бедра, прямые плечи - со спины ее легко было принять за угловатого, застенчивого подростка, и совершенно не в его вкусе. Зачем он здесь? Она вообще была не из его мира!

Нерешительно улыбнувшись, Инна пригласила гостя за стол, протянула чашку с чаем. Виктор мысленно поморщился. Даже будучи бедным студентом, никогда не делал этого - не пил чай из пакетиков. В семействе Лабушевых умели очень вкусно заваривать чай. Осторожно поставив обратно на блюдце невесомую в его пальцах фарфоровую чашечку, мягко улыбнулся.

– Не возражаете, если я предложу где-нибудь перекусить?
– спросил, уверенный, что и готовить хозяйка этого дома тоже не умеет.
– Пойду, заберу машину со стоянки. Подгоню к подъезду. Двадцать минут на сборы хватит?

Надевая куртку, вспомнил, что до сих пор не спросил, как ее зовут.

– Собственно, я - Виктор!
– представился он и снова улыбнулся, услышав ее имя. Откуда-то знал, что оно окажется редким, тягучим на слух и так же долго и сладко будет «таять» в сознании, как в детстве на языке таяли его любимые ириски.

За ним захлопнулась дверь. Не сон ли все? Инна осталась стоять в коридоре. В ладонь ткнулся влажный нос. Малыш напомнил ей, что нужно поторапливаться. Ахнув, она заторопилась в комнату, открывать шкаф. Перебирая свой не слишком многочисленный гардероб, застряла в выборе между цветастой веселенькой кофточкой и строгим кашемировым свитером пепельного цвета. На ум пришли строчки из уже забытого стихотворения. «Прошла пора листопада и, кажется, время разлучаться, а я лишь теперь понимаю, как надо Любить, и Прощать, и Прощаться…» Инна невольно нахмурилась, она не любила тоскливость поэзии Ольги Бергольц.

Итальянскую кофейню на Проспекте Мира выбрала Инна. Место было ей хорошо знакомо, здесь они часто встречались с подругой. Ляльке нравилось потом курить на свежем воздухе, сидя на скамейке в Ботаническом саду. Виктор не возражал; включив на полную мощность все свое обаяние, подбадривая взглядом, помог своей спутнице преодолеть врожденную застенчивость, увлеченно обсуждая с ней рецепты пирожных. Как выяснилось, оба оказались сладкоежками. Постепенно между ними завязалась непринужденная беседа. Перейдя от обсуждения бабушкиных рецептов к разговору о личной жизни, не вдаваясь в подробности, в трех словах, Инна обрисовала свою. Разведена. Растит дочку. Работает дома. В основном переводит японскую литературу. Иногда, правда, подрабатывает переводчицей с китайского или корейского языков, если в этом есть необходимость.

– Сейчас перевожу «Книгу 12-ти Лун». Подруга устроила для меня этот выгодный проект. Каждая глава пронзительно поэтична, наполнена глубоким драматизмом… - и вдруг осеклась, подумала, что ее собеседнику, может быть, совсем неинтересны древние легенды.
– Вот, вроде бы и все… - закончила она не очень уверенно и добавила: - А с Малышом вы уже познакомились.

– Малыш? Уж больно несерьезное имя для такого солидного пса!
– удивился Виктор.

И впервые услышал ее смех. Звонкий, совсем мальчишеский.

– Да, это я его так зову! Щенком, он был толстеньким, неуклюжим, я все - малыш да малыш, потом привыкла! А подруга с Аришкой обращаются к нему «сэр Перси»! Он у нас по паспорту фон барон… Настоящий немец! Лялька мне его из самой Германии привезла…

Рассказывая, она оживилась, хорошея прямо на глазах, скулы порозовели, в темных глазах появились искорки. Наблюдая в ней это чарующее превращение, Виктор испытал странное, сродни «дежавю», чувство узнаваемости. То, как она морщила нос, смеясь, по-мальчишески передергивала плечами, без намека на кокетство, машинально теребила золотистый завиток у виска - когда-то, в другой жизни они уже встречались. Были знакомы и, может быть, даже не одну тысячу лет, уверенно подумалось ему. Поймав заинтересованные взгляды других мужчин, бросаемые на Инну, испытал непривычное для него ревнивое чувство собственника. Какие-то мужики пялились на его женщину!

Зазвонивший у него телефон оборвал Инну на полуслове. Она замерла. Он полез в карман. Только взглянув на дисплей, чертыхнувшись, мысленно послал лучшего друга вместе с его немцами куда подальше (Родион, наверняка, звонил напомнить ему о встрече) и отключил мобильник. Убирая телефон обратно, услышал виноватое: «Извини, наверное, ты спешишь, а я задерживаю тебя?» и искренне удивился подобному вопросу.

А Инна, и правда, словно провинившись перед ним в чем-то, уже сидела на самом краешке стула, готовая в любой момент, по его слову, встать и уйти. Ее рука, машинально выводя круг за кругом, нервно позвякивала ложечкой о край чашки. Чертыхнувшись еще раз, он мягко вынул ложечку из ее пальцев, останавливая этим бесконечное позвякивание, и накрыл своей ладонью ее ладонь.

– Ошиблись номером!
– солгал Виктор.
– Я никуда не спешу!

– Правда?
– обрадовалась она.

– Правда-правда!
– рассмеялся он в ответ. Впервые проявляя легкомысленную необязательность по отношению к важной деловой встрече. Но то была ложь во спасение. Потому что на раздавшийся звонок телефона испуганно вздрогнули и сразу же потухли глаза Инны. А ему больше никогда в жизни не хотелось бы увидеть это снова - свет радости, исчезающий из этих оленьих глаз.

Щепетильность Инны, настоявшей заплатить за себя, раздосадовала Виктора - он пригласил ее провести с ним время не для того, чтобы она доставала свой кошелек. Конечно, он не тратился на женщин с такой баснословной щедростью, с какой это делал Родион, оплачивая «доступ к телу», как порой, довольно цинично, любил тот пошутить. Но и Виктор привык платить за свое удовольствие. И умел делать это красиво. Поэтому сошлись на компромиссе. Взамен он купил на вынос полдюжины пирожных для ее дочки. Зато теперь, гордая своей независимостью, Инна оживленно, с мальчишеской непоседливостью вертелась на сиденье его машины, будто заново разглядывая салон джипа.

«Куда только подевалась вся скованность и зажатость…» - улыбнувшись, он украдкой глянул на плоский циферблат наручных часов. На встречу он уже опаздывал. Виктор не был левшой, но по какой-то странной прихоти часы всегда носил на правом запястье. Перегнувшись через спинку, положил пакет с пирожными на заднее сиденье. Поворачиваясь, как бы ненароком, оперся рукой о ее колено. Он сделал это специально. Желание прикоснуться к ней оказалось сильней любых доводов разума. Вспыхнув, она тут же отвернулась к окну. Но во взгляде, брошенном на него, что-то такое было. Манящее, до головокружения. Почему тогда отвернулась? Сидит, спина слишком прямая, ладони зажаты в коленях. И опять этот вид провинившегося подростка…

А она боялась, что по выражению ее лица Виктор догадается, как же долго у нее не было мужчины. «О, боже… стыд-то, какой…» Собственная реакция на нечаянное, мимолетное прикосновение мужской руки смутила Инну.

Он смотрел на нее во все глаза. В ее поведении не было ничего кокетливого, ничего соблазняющего его. Ничего из той захватывающей любовной игры, играя в которую, мужчина и женщина соревнуются, кто кого первым уложит на лопатки. В ней не было ничего особенного - снова поймал он себя на этой мысли, но почему же тогда ему так безумно хочется узнать вкус ее губ? Это желание, усиливаясь, вдруг причинило необъяснимую боль. Виктор почувствовал, нет, осознал всем своим существом, что просто не сможет дышать, если не сделает эту женщину счастливой. Наверное, он сделал какое-нибудь неосторожное движение или что-нибудь рыкнул, потому что прямо услышал, как «захлопнулась» раковина, куда испуганно спряталась Инна. Отодвинувшись от него к самой дверце, она напряженно уставилась в окно и действительно походила сейчас на того лисенка, готовая в любой момент убежать, «тяпнув» за палец. «Еще немного - и выскочит из машины…» - подумал он, заводя мотор.