Бронзовая Сирена

Течения аквалангисты не заметили. В общем, тишина и покой, как в ванной. Место, как будто специально созданное для тренировки новичков. Вот только ни Георгий, ни Володя Макаров не были новичками…

Возле компрессора, где сидела Инга, появился еще один силуэт: пришла Светлана.

Пока солнце стояло высоко, ребята совершили еще одно погружение. На этот раз пошли Армен со Славиком. Они проплыли по всей бухте, от отвесной скалы, напоминавшей парус, до желто-серой гладкой стены, которой оканчивалось у вершины желобообразное дно. Проплыли и посредине, не теряя из виду друг друга и внимательно осматриваясь, потом обогнули скалу-парус и совершенно благополучно выбрались на берег.

Пусто. Следов взрыва и остатков штатных взрывных устройств не обнаружено. Хотя полностью исключить это они, естественно, не могут.

— Человек, говоришь, погиб? Вроде как от страха помер? Не знаю, дорогой, не знаю, — Армен, растирая казенным полотенцем мощный волосатый торс, говорил без умолку. — Больной, наверное, твой человек был, или в мозгах у него того, затемнение. Нечего там, внизу, бояться. Понимаешь? Бычков — и тех нету. Ничего вообще нету. Ни-че-го. Может, он какой больной был, человек этот? Нет? А почему ты знаешь, что нет? Человеку что, много надо? Живет-живет, а потом раз — и помер. У нас так с одним парнем недавно было. Спать лег — и не проснулся. В постели, понимаешь, прямо в постели. А в воде, понимаешь, похуже бывает… Плохо стало, ну сердце там, а всплыть не успел, вот и помер. А насчет бухты — точно говорю, ничего там нет, совсем ничего, как в моей миске после обеда. Оно тоже плохо, когда совсем уже ничего нет, непривычно как-то, море все-таки, не бассейн, но об этом уже ученому думать надо. Слушай, приезжал к нам ученый — я тогда рыбаком был, с братьями рыбачил в Очакове, — приезжал, воду пробовал, приборы всякие запускал, много думал и сказал: «Вот здесь ставь сети». Мы поставили. Конечно, есть рыба, много рыбы. Хороший ученый. Я с тех пор во всякую науку верю. На том месте, что он нам показал, правда, еще дед наш сеть ставил, но дед-то у нас голова был!

…Наконец все хозяйство было собрано. Я попросил заправить акваланги — на всякий случай, не дежурить же у компрессора ночью, — и мы, изрядно голодные, отправились к палаткам.

Отрицательный результат — тоже результат. Собственно, я и не надеялся, что разгадка будет лежать на поверхности. Каждый получает такого противника, которого заслуживает сам. Или еще хуже. Нет, я совсем не был разочарован тем, что мы, в сущности, ничего не нашли. И с удовольствием отметил, что у Васи Рябко кислый-прекислый вид. Чутье явно подсказывало моему напарнику, что к настоящему моменту успокаиваться еще рано.

В лагере на нас посмотрели, мягко говоря, удивленно. Не чаяли, наверное, счастья лицезреть нас в полном составе. И только благодаря громадному душевному здоровью Армена и его водоплавающей команды постепенно все развеселились, пошли традиционные застольные разговоры, хотя и несколько сдержанные. Но жизнь есть жизнь, мужчины старались наперебой, и через полчаса глаза женщин уже оживленно блестели. Я с удивлением услышал, как свободно и чисто смеется Мария. Наверное, сегодня обошлось без снов.

Инга и здесь оказалась на высоте, уверенно распоряжалась скромным застольем. Она все время была в центре внимания, так что мне пришлось приложить немалые усилия, чтобы увести ее после ужина.

22 августа, вечер. Инга

Сколько тебе вариантов наговорить? Три? Или пять? Ты прав: когда их столько, всем грош цена. Знаешь что, давай отщипнем понемногу от всех. Меня ведь тоже интересует это происшествие. Твой Вася правильно сделал, что позвал меня на этот остров. Тебе здесь было бы плохо без меня. И знаешь, я уже на тебя не сержусь за то… за тот вечер. Я тоже перегнула. Не обижайся, сам виноват.

Да, ты хочешь знать, что с нашими милыми археологами? Можешь не сомневаться — они все совершенно в порядке. Никаких психических отклонений нет.

Конечно, небольшой невроз, но ничего другого и не следует ожидать. Здесь же непривычная обстановка, вынужденная изоляция в небольшом и психологически плохо подобранном коллективе, а самое главное — такая трагедия… Они еще держатся молодцом. Даже Сербина, человек неуравновешенный.

Но все равно, с медицинской точки зрения все они здоровы. Тебя это не радует? Меня, ты знаешь, тоже. Да, да, правильно — у всех без исключения навязчивое чувство опасности. Не характерно это для них. Не того уровня люди.

Ты не пытался проанализировать, что это за группа?

Странно, я думала, что это обязательно для следователя. Так вот, слушай. Не знаю, может быть, тебе это и не пригодится, но на всякий случай запомни: у них нет лидера. Я его, во всяком случае, не обнаружила.

Подумай, естественно ли, нормально ли, когда пять человек, молодых, здоровых, да еще объединенных общим делом, вдруг одновременно ощущают себя заброшенными, беспомощными и чуть ли не обреченными, а окружающий мир — таинственным и враждебным?

Нет, милый мой, так не бывает. Подобное ощущение довольно редко посещает в обычных условиях здоровых людей. Даже в наше время.

Вот что могло произойти: если бы в такое состояние вдруг впал лидер (неважно, почему), он мог бы навязать его остальным. Такие случаи описаны.

А Георгий — это говорят все — был меньше всех остальных подвержен этому… беспокойству. Ты знаешь, что его называли Одиссеем? Жаль, что с ним теперь уже не познакомишься… Во всяком прозвище есть доля истины, ну, по крайней мере, проявляется наблюдательность. Лично для меня в гомеровском Одиссее самое значительное — это несокрушимая психологическая устойчивость. У него внутри пружина. Принимал десятки обличий, проходил сквозь испытания и не сбивался с пути домой, на Итаку. Ни боги, ни люди не могли сломить… Я бы очень хотела узнать — тебе, кстати, тоже бы помогло, — какая была доминанта у Георгия, что было стержнем его жизни. Я довольно много говорила о нем с археологами, но главное все еще непонятно. Цель его вроде известна — хотел обрубить все хвосты и уплыть в Элладу. Но это тактическая цель, не доминанта.

Ладно, оставим Георгия. Вначале я думала, что они сговорились, стараются что-то скрыть. Зачем — не мое дело. И не важно. Потому что вскоре поняла, что сговора нет.

Ты молодец. Находка для психолога, я всегда это говорила. Уверена, что ты очень точно передал твое вчерашнее состояние. Нет, детали неважны. О них можно догадаться. Твой рассказ — точная картина маниакально-депрессивного психоза с расстройством вегетативной системы. Ты-то хоть заметил сам, сколько раз за вчерашний день у тебя менялось настроение, даже больше — состояние? Прямо качели: раскачало и выбросило.

Понимаешь, почему это важно? Ты не в психологической группе, заведомо вне ее, и потом ты вообще маловнушаем. Если бы не ты, мне и в голову бы не пришло… Ну, в общем, я поверила бы, что не сумела выявить лидера группы, и все.

Когда я прослеживала цепочки передачи внушения в группе, они каждый раз замыкались на разных людях. Никакой системы в этом не было. Ты знаешь, мне самой даже как-то не по себе стало. Такое впечатление, будто на острове, кроме них шестерых, был еще кто-то. Некто безоговорочно авторитетный, чуть ли не всевластный и в то же время неизвестный, невидимый.

Быть может, на всех повлиял какой-нибудь тутошний газ? Не знаю. Я в этом не разбираюсь. Впрочем, был один интересный случай где-то в Англии. Там чуть ли не целый городок в одночасье тронулся. Галлюцинации, причем все ужасные, вопли, паника, из окон прыгают… Читал? Да, правильно, в муку случайно попали семена спорыньи, и все, кто ел хлеб из этой муки, впали в наркотический бред.

На действие обычных ядов тоже не похоже — мне, во всяком случае, такое не попадалось. И вскрытие ничего не показало. Опять же твой Рябко… В котором часу с тобой приступ случился? Ну вот, я уже ровно столько же на острове, сколько ты вчера, и ничего. И с нашими бравыми аквалангистами все в порядке. А они, в отличие от тебя, еще и под водой побывали.