Брошенный вызов

– Dio mio, вы совсем не в курсе! Вижу, от вас нет никакой пользы.

– Данте и Косима уже много недель встречаются, – сообщила ей вторая женщина с явным нетерпением. – Сейчас они самая популярная пара в светском обществе, и мы ждем не дождемся посмотреть, как они будут одеты.

Лицо Топси застыло, а в груди что-то болезненно сжалось. Сперва она не могла оценить масштабов предательства, не могла поверить, что Данте так с ней поступил. Но ее собеседницы продолжали болтать, и становилось очевидно, что Данте и Косима публично демонстрируют свои отношения, и это не просто сплетни. Ее как будто ударили чем-то тяжелым, она чувствовала себя невероятно уязвимой и уязвленной. Очевидно, что Данте встречался с другой женщиной до того, как познакомился с Топси, и их роман происходил за спиной у его девушки. Чувство предательства и вины было мучительным, как нож в сердце.

– Прошу прощения. – Она ускользнула в сторону гардеробной, чтобы передохнуть и собраться с мыслями.

На самом деле ей хотелось убежать прочь из замка и не останавливаться, но это было невозможно. Она обязана была проследить, чтобы бал прошел гладко. К тому же у нее оставалась гордость, хотя и уязвленная, и она не станет бежать поджав хвост!

Когда Топси вернулась к гостям, фотографы уже приступили к работе в просторном зале. Высокая и очень красивая блондинка в пышном бирюзовом платье из шелка и кружева царственно позировала перед камерами. По лестнице навстречу ей спустился Данте, и другие доказательства их отношений были уже не нужны – их наряды были парными, ткань, цвет и крой сочетались, и для того, чтобы это сделать, нужно было заказать их за много недель. Данте был одет как Людовик XIV, «король-солнце», а Косима – как одна из его фавориток. Топси вглядывалась в его красивое лицо, на котором проступило напряжение, когда Косима взяла его под руку и наклонилась, чтобы что-то сказать. «Ублюдок!» – подумала она, с невыносимой болью наблюдая, как парочка позировала для камер, как Косима вовсю использовала внимание прессы.

Прошлой ночью Данте спал с Топси. Теперь она понимала, почему София предупреждала ее о сыне – графиня наверняка знала, что в жизни Данте есть другая женщина. Речь даже идет о помолвке? Или это только фантазии журналистов? И какая ей разница? Между ними с Данте все равно все кончено.

Знаменитости собирались к ужину. Прислуга, одетая в простые коричневые средневековые наряды, разносили напитки. Топси не хотела, чтобы ее спутали с официанткой, поэтому оделась в похожее платье, но зеленое, и не стала надевать головной убор. Проверяя размещение гостей, она обнаружила, что знаменитый итальянский актер привел с собой двух дам вместо положенной одной, и уступила второй свое место без сожалений: сейчас ей совершенно не хотелось быть за одним столом с Данте и его великолепной девушкой. С точки зрения внешности она и рядом не стояла с Косимой Руффини, классической красавицей…

Как глупо было не спросить его, есть ли у него другие женщины сейчас! Почему она решила, что нет? У Топси в груди все сжималось от боли, когда она смотрела, как Данте ведет свою девушку к столу: вместе они выглядели царственно и внушительно. Она еще помнила, как Данте к ней прикасался, целовал, обнимал всю ночь. Поэтому она сбежала за официантами переживать то, как ее легкий роман превратился в гнусную историю, оставляя после себя не приятные воспоминания, а ненависть к Данте.

* * *

Бальная зала была роскошно убрана цветами, и оркестр уже начал играть, когда вошли София и Витторе, чтобы официально открыть праздник. София в восхитительном золотом платье поднялась на сцену для короткой приветственной речи, а за ней последовал Данте, зачитавший последние данные фонда и сообщивший дату, на которую запланирована поездка Марии, маленькой девочки, страдающей от лейкемии.

На хорошую новость отозвались оглушительными аплодисментами и топотом ног, и прошло несколько минут, прежде чем Топси заметила суматоху за главным столом. София упала в обморок; Данте поднял мать на руки и вынес из комнаты, а Витторе торопился за ними. Хотя она и не хотела приближаться к Данте, но к графине была привязана и волновалась за нее, поэтому последовала за ними в гостиную, где Данте уложил уже приходящую в себя мать на диван.

– Что с ней? – требовательно спросил Данте у своего встревоженного отчима. – Ты как будто не удивился, что она потеряла сознание.

– Не вини Витторе, Данте, там было очень жарко, – простонала София, с трудом приподнимаясь на диване. – Я сама виновата. Не хотела, чтобы кто-то узнал прежде, чем я сама расскажу.

– Расскажешь что? – напряженно спросил Данте, явно встревоженный. – Что с тобой? Ты больна?

Зная, что сейчас ему расскажут, Топси вышла из комнаты за стаканом воды; к ее возвращению тайна оказалась раскрыта, и Данте стоял перед матерью в полном изумлении.

– Ты беременна? – срывающимся голосом спросил он. – Серьезно?

– Спасибо, что не сказал «в твоем возрасте», но знаю, ты это подумал, – язвительно сказала София, принимая у Топси воду. – И – нет, мы этого не планировали, но теперь, когда это случилось, мы очень рады.

– Господи, почему ты мне просто не сказала? – сердито спросил Данте.

– Сначала я думала, что это менопауза. И подумать не могла, что под пятьдесят смогу еще раз зачать, – призналась София. – Конечно, я очень радовалась, но говорить другим неловко, особенно потому, что у меня несколько раз был выкидыш. Зачем удивлять всех таким объявлением, если велика вероятность, что я потеряю этого ребенка? Сначала было вполне вероятно, что эта беременность закончится как и другие.

– Но у Софии очень хороший врач, который посоветовал ей как можно больше отдыхать в течение остатка первого триместра. Сейчас все в полном порядке, – добавил Витторе, сжимая руку жены и садясь на подлокотник рядом с ней.

– Поэтому я и ограничила свою социальную жизнь, – с сожалением сказала графиня. – Я хочу этого ребенка. Очень.

– Но мне ты сказать не могла? – напряженно спросил Данте.

– Я не хотела тебя беспокоить. Это рискованная беременность, – призналась София. – Я знала, что ты будешь вспоминать все мои болезни и выкидыши, и не хотела, чтобы ты снова это переживал. И боялась, что ты посоветуешь…

– Dio mio! Я не настолько бесчувственный, чтобы предложить тебе избавиться от моего будущего брата или сестры! – сердито бросил в ответ Данте. – Конечно, я боюсь, что ты снова заболеешь. Но я понимаю, что значит для вас обоих этот ребенок. Мне важно только, чтобы ты была здорова и счастлива.

– Спасибо, Данте, – смущенно сказал Витторе. – Я ценю твою щедрость. Я не хотел, чтобы София рисковала собой, но ты же понимаешь, мы оба мечтаем о ребенке.

Топси решила, что ее присутствие здесь не нужно, и направилась к выходу из комнаты.

– Ну-ка, стой! – рявкнул Данте в ее сторону. – Нам нужно поговорить.

– Мне нечего вам сказать, – твердо сказала ему Топси.

– Мы с Витторе через несколько минут вернемся за стол, – сказала София, явно видя агрессивный настрой сына. – Ступай, Топси.

В несколько шагов Данте пересек комнату. Топси отшатнулась от него. При виде его она все время вспоминала то, о чем не хотела помнить и думать.

– Поговорим там, – выдохнул Данте, раскрывая двери в соседнюю комнату – роскошную оранжерею с узорчатым полом, выложенным мозаикой, и фонтанами. Широкие двери вели из нее на залитую солнцем террасу.

– Что тут говорить? – резко спросила Топси, впиваясь ногтями в собственные ладони, словно боль могла помочь ей сохранять контроль.

– Для начала: почему ты мне не сказала, что моя мать беременна? – требовательно спросил Данте. – Мы любовники. Почему ты этим не поделилась?

«Мы любовники». Слова ранили, как удар плети, напоминая Топси о ее глупости. Он говорил так, словно ничего между ними не изменилось, но ее мир рухнул, и Топси никогда не приходилось прикладывать столько усилий, чтобы держать себя в руках.