Брусника созревает к осени

Славка старался.

– Двадцать пять, двадцать шесть, тридцать.

Кирка опять скривился:

– Кто тебе пуп лечить будет?

Дотянул Славка до сорока. Наверное, ещё бы мог, да неудобно стало. «Выхвастеня», – скажут Кирка и Катерина.

Славка и Катерина всё-таки сумели совершить этим летом свой коронный заплыв в карьере. Именно туда, за молодую гривку сосняка, где никто их не мог увидеть. Ах, какая это была благодать! Кирка и Верочка Сенникова с Витей Логиновым выходили из себя, зовя и ругая их. А Славка и Катерина только улыбались. Пусть кричат, выходят из себя. Чего им ещё делать, раз не научились толком плавать?!

Они лежали рядышком на мыске, перегребая друг у друга песочек, тихо улыбались. Славка осмелился поцеловать Катерину. Теперь уже в губы. Даже голова закружилась. Так это было здорово. А как было приятно смотреть в её глаза и опять целоваться. Теперь уже уверенно, зная, что Катерина тоже непрочь. Они с запозданием поняли, что время идет к вечеру, что смолкли крики осипших от оранья ребят.

– Поплыли обратно, – сказала Катерина, взъерошив Славкины волосы, и ловко скользнула в воду. Славка послушно, привязанно плыл следом, любуясь Катериной. Какая всё-таки необыкновенная была она. Красивая, точёная. На берегу одиноко догорал костерок. Обиделись, ушли приятели, не дождавшись их. Но это было полбеды. Беда была в том, что Катерина и Славка не нашли своей одежды и обуви. Славка обежал кусты, осмотрел ямы водороины. Нигде не было их одежды. Катерина принялась звать Кирку и Верочку, но никто не отвечал им, и нигде не было пропажи. Неужели кто-то чужой польстился на его затрапезную майку и тренировочные штаны?

– Это Кирка спрятал, – уверенно заключила Катерина. Она своим женским чутьём поняла, что в Кирке вскипела ревность. Катерина со Славкой, а он торчит тут. Вот и решил навредить. Ревность ревностью, месть местью, но как теперь домой-то идти? В одних плавках что ли?

– Давай пробежимся, как будто тренируемся перед кроссом, – сказал Славка. Конечно, хорошего было мало через весь посёлок бежать почти нагишом.

– Я ему всю морду расцарапаю, – зло крикнула Катерина и стукнула кулаком по стволу сосны. Лицо у неё было решительное, злое, но красивое.

– Давай я тебя поцелую, – некстати сказал он.

Катерина хмыкнула:

– Ну, ты даёшь. Давай лучше сделаем дикарские костюмы. Будто мы на съёмках фильма о Робинзоне Крузо. Я – Пятница, а ты мой друг – дикарь.

Славка наморщился. Ему было вовсе не по вкусу заниматься маскарадом, но он принялся рвать листья чёрнопалочника, осоку, собирать палки для копий. Хорошо, что отыскались куски провода и оборванная верёвка, которую он расплёл на отдельные нити. Теперь можно было связать траву в пучки. Получились юбочки и накидки на плечи. И вправду, будто костюмы полинезийцев, но мазать свою рожу углем Славка отказался. Хватит этого. А Катерина же намалевала какие-то знаки на лбу и щеках и потребовала, чтобы Славка подставил свой лоб.

– Будешь слушаться – поцелую, – сказала она и Славка согласился.

После этого в дикарском обличье Катерина вдруг принялась приплясывать, взмахивать «копьём» и выкрикивать какие-то никому не понятные воинственные заклинанья:

– Будо-рудо, будо-рудо-каракати. Мако-муко-бу-бу-бу. Мы из племени Муко-бу, но не людоеды, – заключила она.

Хорошо, что по пути с карьера им попалась только тётка Дундя Березиха, но она не поняла их африканские крики.

– Эко, эко. Что с вами, ребята? – испугалась она.

– Одежду спёрли, – признался, не умеющий врать Славка.

– Надо жо, народ пошёл, – посочувствовала Березиха, – Да вы в кустах посидите, а я вам какую-никакую одёжу приволоку.

– Не-не, мы дикари из племени Муко-бу, – запротестовала Катерина, вошедшая в дикарскую роль.

По округлившимся глазам Верочки, увидевшей их в таком обличье около казармы, Славка понял, что Сенникова не причастна к прятанью их одежды. Наверняка, Кирка один это сотворил.

– Я с подонком Каниным и разговаривать больше не буду, – решительно пообещала Катерина.

На следующий день Кирка сам притащил их смятую в ком одежду.

– Эх вы, – начал он попрекать Славку и Катерину, – На самом виду на дереве всё висело. Не могли догадаться, вверх поглядеть.

Но судя по тому, что штаны и майка были в песке, вовсе не на дереве прятал их Кирка.

– Подонок, подонок, идиот, – закричала Катерина. С криками смягчался и утихал её гнев. А Славка молча смотрел на Кирку. Бегающий увёртливый взгляд выдавал больше, чем слова. Вот, оказывается, что может вытворить Канин Нос. Вредина же он, однако.

В виноватых Кирка ходил недолго. Чувствовалось, что он доволен розыгрышем. Проучил Славку и Катерину.

Незаметно истаяли последние каникулярные денёчки. Пролетело куцее вятское лето. Пора за парту. Славка купил-таки новые ботинки, модную сумку с лямкой через плечо. Её привезла Анна Герасимовна. У Кирки их было две, и он уступил одну Славке. Теперь будут щеголять оба с одинаковыми сумками.

А Кирка вовсе замодничал. Раньше носил какие-то рабочие штаны, которые состояли из одних карманов. В этих карманах терялись у него ручки, расчёска, перочинный нож, гайки, винты, изолента.

– Всё в карманах Кирка тащит и набит карман, как ящик, – поддразнивала его Катерина.

Перед началом учебного года обзавёлся Канин Нос моднючими джинсами. Мать привезла с югов. Ни у кого таких не было. Катерина со знанием дела изучала Киркины джинсы, чтоб сделать заключение – «фирма» это или «самостроки». Что-то говорила про «лейбл», «коттон». Славка и слов-то таких не слыхивал. А Кирка в джинсах вроде и в росте прибыл. Моднючий парень стал, щёголь да и только. Настоящий выпускник десятого класса!

Начало 1978-1979 учебного года для Дергачевской школы Медуницкого района ознаменовалось многими событиями. Не только появлением джинсов у Канина Носа. Во-первых, их два девятых «а» и «б» слили в один десятый. Обнаружилось, что ушли в техникумы многие девчонки и мальчишки. До ушей родителей докатилось, что в районах области всех выпускников посылают на работу в колхоз: доить коров, крутить быкам хвосты. Для того что ли десять лет в школу бегали?!

Дальновидные, учёные жизнью люди предприняли меры предосторожности. Оба класса почти ополовинились.

В их классе да и в других старших классах парни были сплошь технари. Отцы, матери и братья работали на торфяных полях. Кто профилировщиком – выравнивал поле, кто на фрезбарабане – разрыхлял верхний слой торфа, кто на ворошилке готовил крошку для просушки. Валкователи сгребали её потом в валки. После этого за дело бралась главная машина УПФ – уборочно-перевалочно-фрезерный комбайн. Этот как слон в сравнении с мелким звериным населением. Вот он-то насыпал огромные курганы-караваны, из которых грузили торф в узкоколейные вагоны. Все технари мечтали работать на УПФ. О машинистах УПФ чаще всего писали газеты, они красовались на Доске Почёта.