Брусника созревает к осени

Славка знал, какой пловец Кирка – Канин Нос, и тот, будто сознаваясь, что пловец он неважный, сказал, что поплыл у самого берега и попал ненароком на быстрину, в самую стрежь.

– В общем, унесло меня далеко. Плыть по течению невозможно, а возвращаться надо против течения. Пошёл пешком, а это по берегу километров десять. Прихожу на место, где гуляли проводники и уху варили – никого. Пусто! Уехали и про меня забыли. А как я в одних плавках домой попаду? Если марафонцем притвориться, бежать надо. А я и так весь вымотался. Что делать-то? Хоть бы штаны какие или рубаху найти. Комары зудят, пауты жгут. Короче – смотрю: в саду чьём-то чучело огородное стоит. На нём шляпа, плащ, рубаха какаято. Раздел я это чучело и всё надрючил на себя. Конечно, как нищий ханыга, но ведь не голый. Надвинул шляпу на глаза. Голосую. КамАз пожалел, довёз меня до Медуницы.

Подхожу к дому, а тут у меня вой. Маманя ревёт.

– Ой, Кирочка, милый, как я не углядела. Ой-ой-ой.

Решили, что утонул я. Покричали там, поныряли – не нашли. Решили водолазов вызвать.

– Неужели правда? – изумлённо выдохнула Верочка.

– А что не правда-то?! Решили, что утонул я. Поныряли – не нашли. Без водолазов там не обойтись. А это только на другой день, ночью кто полезет?

– А у нас на взморье тоже похожая история была, – сказала Катерина. – Целая семья утонула.

Кирка цыкнул зубом: подумаешь, семья. Летом каждый день тонут.

– Короче – я появился. Живой, здоровый в виде огородного чучела, – проговорил Кирка. – Смеялись и плакали.

«Смотри ты, какая история была, – удивился Славка. – Ну а почему он мне-то не рассказал?»

Послышался кашель, и хриплый голос Герасима Савельевича оборвал Кирку:

– Ну, Кирилл, откуда ты врать-то так научился? Не с тобой ведь это было.

– А ты чего, дед, подслушиваешь, – не смутился Кирка. – Ну и пусть не со мной. Но было ведь с мамкиным знакомым.

Катерина засмеялась:

– Ну и хохма. Так и про колодец наврал? – хлопнула Катерина о стол рукой.

– Про колодец, правда, – сказал Кирка. – Дед, рыл ведь я колодцы?

– Рыл-рыл, – откликнулся дед Герасим из своей комнаты-боковушки. – Тут худого не скажу. Хорошо рыл. И заработал прилично. А вот на реке не он тонул.

И хоть Кирка наврал про то, как стал утопленником, было в этот день им весело. Да и рыбы все домой принесли. Кирка Канин оказался находчивым, почти взрослым, самостоятельным добытчиком. А вот Славка пока ничего такого не умеет. Разве сравнишь грибы с рыбой?

Хотелось ему найти какую-нибудь работу. Мать сказала, что десятикласснику надо ботинки хорошие и портфель. А где деньги на них взять? Славка и сам понимал, что с его вытершимся побелевшим портфелем выпускнику ходить будет стыдно. Да и ботинки скоро каши запросят.

Работу помог найти опять Кирка. К его деду зашёл выпущенный из ЛТП вёрткий мужик по прозвищу Тушканчик, клавший одно время с дедом печи, и сказал, что теперь он вкалывает на промкомбинатовской пилораме подсобником. И ещё такие подсобники требуются. Даже подростков берут. Работа простая – отбрасывать на эстакаде пиленый тёс – в одну сторону, горбыль – в другую.

Славка с Киркой побежали на следующий же день в Медуницу. Тушканчик не врал, требовались на пилораму подсобники.

Работа оказалась несложная, но тяжёлая и грязная. Берегись – не берегись – штаны и рубаха будут в смоле, так что Славка надевал что похуже. В замызганных штанах можно было без опаски прижаться к смоляным брёвнам и горбылинам. Даже качаться на упругих досках, когда мастер-пилорамщик отвернётся.

Кроме Славки и Кирки, работали два подсобника – Слон и Тушканчик. Слоном мужика по имени Нафанаил называли за большой рост и толщину, а маленький Тушканчик носил фамилию Тушканов и вполне соответствовал по фигуре прозвищу: был он щуплым, шустрым и худым. Они нагружали на тележки кругляк и подкатывали к пилораме. Та распускала брёвна на доски, Славка и Кирка сортировали их, отбрасывая в одну сторону отходы – горбыль, в другую товарный материал – доски. Доски по первости изгибались, будто живые, вывёртывались из рук, рукавицы-голицы улетали с горбылём в отвал. Приходилось лезть за ними. Без рукавиц-верхонок работать нельзя, а запасных нет. Лезь в отвал. Потом приловчились – перестали верхонки летать.

В зависимости от толщины доски раскладывали по разным штабелям. Потом их кромили и получались готовые пиломатериалы – любо-дорого посмотреть. Но этим уже занимались другие рабочие. Там тоже подсобники нужны были – рейку убирать, но Славка с Киркой попали к самой пилораме.

Слон и Тушканчик Славку называли пренебрежительно «подсан», а потом по-обидному Огурец, значит, зелёный. Кирку же называли почтительно «парень». Наверное, потому, что Тушкинчик работал с дедом Герасимом или из-за того, что Кирка держался по-взрослому. Мог за пивом сбегать в станционный буфет, сигаретами угощал взрослых этих мужиков. При выпивке Кирке перепадало от щедрот. Славка же отказывался пить даже пиво. Когда устроили ему проверку, как они говорили, «на вшивость», и подали кружку, он сказал:

– Я не пью и никогда не буду.

Все захохотали.

– Не созрел ещё, – пробасил Слон. – Огурец!

– Зелен. Огурец, – подтвердил Тушканчик.

И Кира добавил своё коронное: «Скусу не понимает».

В тот дождливый сонный день Слон со вздохом сказал:

– В эдакую погоду – займи да выпей, иначе тоска съесть. Тем более, что подвоза нет. Лесовоз сломался. Исшоркаем эти лесины – и шабаш – делать нечего.

– Истинная правда, – согласился Тушканчик. – Только я не пойду. Меня запеленгуют в магазине, потому что там Сестренница жены работает на винах. Скажут: только что лечился и опять…

Слон – фигура заметная, уйдёт – сразу видно. Шухер наведут. Ему тоже идти нельзя.

– Смену надо готовить, – сказал Слон. – Огурца не пошлёшь. Эй, парень, сгоняй – одна нога здесь, другая там. Тебе дадут. Знают. Ты как совершеннолетний выглядишь, – польстил Слон Кирке.

– Мне семнадцать, – сказал Кирка и протянул руку за деньгами.

Мужики натрясли рублёвок и мелочи – хватило на бутылку водки, полбуханки хлеба и доступную мелкую рыбку – кильку. Стандартный набор.

Работа шла своим чередом. Славка с Тушканчиком, заменившим Кирку, сортировали распущенный тёс. Дюжий могучий Слон справлялся один, крутясь с ломом, на погрузке лесин на тележку.

Славка догадался по радостному выражению тушканчикова лица, что Кирка оправдал доверие друзей, водку с килькой притаранил.

Работяги эти были большие конспираторы. Распивать водку они устроились с удобствами – в бункере – накопителе для опилок. Мягко, как на перине, ни с какой стороны не видно и не дует.

Пилорама без хлыстов, которые в этот день не привезли из-за ремонта лесовоза, остановилась. Рабочие разбрелись кто куда. Неторопливые курили в теплушке на проходной, соображая насчёт выпивки.

Славка заметил, что Слон, стараясь сохранить ровную походку, ушагал в посёлок. Тушканчик, видимо, смотался раньше. И они с Киркой пошли домой по железной дороге, где до Дергачей было ближе, чем по шоссе.

А на другой день на всю Медуницу поднялся тарарам. Оказывается, Тушканчик, выпив, уснул в бункере. Мастер, когда освобождал бункер от опилок, не подозревая ни о чём, выпустил их в отвал. Спящий подсобник Тушканов задохнулся в опилках. Наутро нашли его мёртвым.

О ЧП узнал весь райцентр. Приехали: милиция, «скорая помощь», начальство из райкома партии и райисполкома. С десяток машин. Закрутилось разбирательство.