Брусника созревает к осени

Перетрусившие директор промкомбината и мастер стали искать «крайнего», чтоб отгрести вину от себя. Провели дознание, и выяснилось, что задушевные друзья Слон и Тушканчик устроились распивать водку в бункере, а бегал за бутылкой подсобник Канин Кирилл. Издал директор приказ: «Уволить подсобника Канина за нарушение трудовой дисциплины, выразившееся в организации пьянки в рабочее время».

У Тушканчика оказалось двое детей. По закону полагалось в случае смерти кормильца на производстве выплатить компенсацию, назначить пенсию. Кто виноват? Начальство! Оно не уследило за нарушением техники безопасности. А тут ловкий приказ: «Организатор пьянки – подсобник Канин – наказан».

Какую-то компенсацию семье Тушканчика отстегнули. И всё – тишь-гладь.

Кирка из-за увольнения не переживал. Конечно, жаль Тушканчика – безвредный и даже весёлый был мужик. Мог бы жить да жить. Но задохнулся. А он-то Кирка тут при чём?

Не согласись он сбегать за водкой, нашёлся бы другой и сходил бы, и принёс бы пол-литруху. И всё равно бы Слон и Тушканчик залезли бы в бункер. Они всегда там пили. Роковым было то, что Тушканчик заснул, а мастер ни раньше – ни позже придумал выпустить опилки. И если уж винить, то винить надо было мастера. В общем, две роковые случайности стали закономерностью и неотвратимостью гибели человека.

Все эти случайности и неотвратимости начальство замяло, свалив вину на Кирку Канина. Ещё пригрозили: «Скажи спасибо, что родственники в суд не подали». Тут уж директор промкомбината перехватил. Как раз, его бы прищучили, подай в суд родственники. Кирке-то 17 лет. Он ещё несовершеннолетний.

Славке без Кирки на пилораме было скучновато. Всё-таки свой человек, и развеселит, и уест. Однако надо было до конца августа дотянуть, чтоб получить полный расчёт.

Кирке делать было нечего: пас коз, слонялся по посёлку. Получив расчёт, в выходную субботу заявился к Славке с видавшим виды, выбеленным дождями и солнцем рюкзаком.

– Надо усталость снять, – интригующе сказал он. – Короче – возьми соли, хлеба, перца, лаврового листа. Остальное – за мной.

Он был немногословен и деловит. Не объяснял, зачем это всё надо и куда собрался его вести. Такой уж он многозначительный был – Кирка – Канин Нос. Любил создавать этакую таинственность. Но тайны не получилось. Верочка – Фарфоровая Куколка будто сквозь стены видела, что друзья вновь собираются куда-то. Она выскочила на крыльцо и умоляюще посмотрела на них. Рыбалка ей понравилась, и она готова была идти с ними вновь и в лес, и на реку.

– Если хочешь, возьми её с собой, – сказал Кирка устало, – А я Катерину позвал.

Вот оно как? Он уже решил всё за него. Выходило – Катерина – Киркина девчонка, а Верочка – Славкина. Отказаться? Неудобно. Хмуро собрался.

И ничего переменить уже было нельзя. Верочка стояла со своей авоськой, и Катерина поджидала у калитки своего дома. Хитёр Канин Нос. Славка нехотя двинулся следом.

– Куда пойдём? – спросила Верочка.

– На кудыкину гору. Вон видишь, – махнул Кирка рукой по направлению башни «Заготзерно». – Туда полезем.

– Туда полезем? Здорово, – восхитилась Катерина.

Кирка только сплюнул в сторону. Он давно был убеждён, что девчонки – преглупейший народ, но не сказал этого при Катерине.

В рюкзаке у него что-то побулькивало и позванивало, а что – спрашивать было неудобно. Тем более свои намерения Кирка пока раскрывать не собирался.

Августовская страда была в разгаре. «Заготзерно» вовсю вело приём зерна от колхозов. Шли машины с кузовами, засыпанными рожью и ячменём. Целые барханы хлеба грудились во дворе. День и ночь работали транспортёры и нории. Люди с деревянными лопатами гребли зерно на транспортёры. И конечно стаи ворон, галок, голубей, воробьёв и даже чаек копошились и вились тут. Особенно много было голубей. Среди сизарей мелькали и одичавшие белые. Теперь редко кто занимался голубями. И эти стали дикарями.

– Видите, какое богатство! Нагребём мешок и сварим кашу, – подходя к забору, сказал Кирка. – Эх, попировали мы тут в своё время с Мишкой Ворожейкиным!

О хулигане и воре с такой фамилией Славка с Верочкой слышали. И что-то было у Кирки и Ворожейкина связанное с кражей. Однако расспрашивать не стали. Но это их насторожило. У Кирки же вызывало гордость, что он знавал отчаянного Мишку Ворожейкина.

– Не, не. Мне зерна не надо, – запротестовала Верочка. – Мы куриц не держим.

– И мне зерна не надо, – сказал Славка, решив, что Кирка хочет подбить их на воровство. Раз они тут с Ворожейкиным зерно воровали, значит…

Кирка раздвинул доски, болтающиеся на одном гвозде. Видимо, это был лаз для охотников поживиться даровыми кормами.

– Короче – все за мной, – скомандовал Кирка.

Они нехотя полезли в лаз.

– Интересно, – развеселилась Катерина. – Контрабандисты. Полезем! – и засмеялась.

Над крайним от забора барханом вились голуби. Они деловито клевали зерно. Многие наедались до того, что с раздувшимися зобами не могли подняться и, чертя крыльями по зерну, ковыляли в сторону от людей, заваливались.

– Короче. Это расхитители и обжоры, – обругал их Кирка. – С ними надо бороться.

Видать, и правда не впервой занимался Кирка этим делом. Достал из рюкзака старую замызганную сетку и начал растягивать над зерном.

– Ты что, как истукан стоишь? – крикнул он Славке. – Помогай. Колышки воткнём, чтоб сетка поднялась.

Тут Славка быстро всё понял, тем более, что колышки у Кирки были.

Когда набралось порядочно голубей под сеткой, они со Славкой выдернули колья, и голуби забились в ячеях.

– Помогай, – скомандовал он Славке и принялся скручивать головы голубям. Тушки бросал в мешок. Славке было противно заниматься такой охотой, но он, глядя на Кирку, обречённо принялся сворачивать головы красивым, с радужным оперением птицам. Ему хотелось казаться умелым, деловитым, как Кирка, а не слюнтяем и размазнёй.

– Ребята, это ведь птицы мира, – ужасалась Верочка. – Как вы можете? Нельзя!

– Они уничтожают государственное зерно, – ухватила Катерина нужный смысл. – Давай, помогай, – и тоже свернула голову голубю. В Верочкиных глазах стоял испуг, потом возникли ужас и отвращение.

– Я не могу. Они ведь живые. Нельзя! – повторяла она.

– Не могу – не могу. Неженка. Надо! – требовательно проговорила Катерина, хотя вряд ли по сердцу была ей самой эта жестокая расправа.

– Короче – это охота, – завязывая мешок с тушками голубей, проговорил назидательно Кирка. – Благодаря охоте человек выжил. Если бы доисторические люди были такие слюнтяи, как ты, Сенникова, они бы вымерли. Они не только голубей, но и крыс, мышей и лягушек ели и змей. Хочешь жить – умей вертеться.