Брысь, или Один за всех и все за одного

Едва Брысь упомянул о кошачьем семействе в особняке его высокопреосвященства, Савельич тут же вспомнил любопытные факты из биографии знаменитого кардинала. В частности, что Ришелье не только любил представителей мяукающего племени, за что еще при жизни получил прозвище «кошачьего кардинала», но был первым, кто завещал часть своего состояния домашним питомцам.

Правда, наследники его высокопреосвященства не выполнили предсмертную волю родственника, и кардинальские любимцы и любимицы разбежались кто куда в поисках лучшей доли, но зато его примеру последовали другие (из тех, кому было что завещать!). Так что хвостатые владельцы вилл и замков обязаны своим роскошным существованием именно Ришелье!

– Мы не будем вызволять Рыжего! – вдруг озвучил Брысь итог долгих размышлений…

Глава тридцать третья, в которой Савельич проводит урок истории

– Как это? – опешил Савельич, ожидавший какого угодно вердикта (вплоть до вооруженного нападения на особняк!), кроме того, что услышал.

Реакция приятеля ничуть не смутила искателя приключений.

– Во-первых, нам нужны глаза и уши в стане врага! – торжественно начал пояснять он свое решение. – Во-вторых, Рыжему не причинят вреда, раз кардинал любит кошачьих больше, чем мы сами друг друга любим! (Савельич вспомнил воинственных соседей, с которыми делил территорию Летнего сада, и вздохнул, соглашаясь.) В-третьих, пушистик милый и выглядит абсолютно безобидным, а значит, у его высокопреосвященства не будет повода скрывать от него какие-либо тайны! В-четвертых, остается только сообщить об этом Рыжему! – закончил Брысь уже не так уверенно. – И это самый сложный пункт во всем деле. Так что, если я не вернусь…

– Ах! – вырвалось у обычно сдержанного философа.

– Впрочем, я обязательно вернусь! – тут же успокоил приятеля «секретный агент» и перемахнул через увитую густой зеленью каменную стену.

Савельич не смог усидеть без дела и отправился навестить Мартина, чтобы сообщить последние новости (Брысь подробно описал дорогу к монастырю, где нашла укрытие госпожа Буанасье и где пес охранял ее от возможного преследования).

Осторожно продвигаясь по извилистым улочкам в сторону холма Святой Женевьевы, философ выуживал из запасников своей уникальной памяти сведения об удивительной девушке – это помогало отвлечься от переживаний за друзей.

Родилась небесная покровительница французской столицы в середине первого тысячелетия, если считать по утвержденному людьми летосчислению. Во время нашествия гуннов под предводительством Аттилы молодая монахиня не убежала, как другие жители Парижа, а осталась и несколько суток подряд молилась о спасении города.

– Вы спросите, кто такие гунны? – обратился Савельич к отсутствующим приятелям, и судя по тому, как резво отскочила и перешла на другую сторону встречная парижанка, сделал это вслух. Хотя скорее всего дамочку напугал его черный цвет. И почему только люди так его боятся?! Обидно, честное слово!

– Так вот, – продолжил философ мысленный урок истории, – это кочевой народ, пришедший в Европу из Азии в конце четвертого века. Аттила – их царь, при котором империя гуннов достигла расцвета. Видя самоотверженное поведение девушки, многие горожане устыдились и вернулись, а Женевьева сплотила их и помогла организовать оборону. Узнав, что жители приготовились к защите, Аттила прошел мимо Парижа и даже не пытался его захватить. Так что в человеческом мире Женевьева считается святой, спасающей от вражеских нашествий.

Незаметно для себя оказавшись у монастырских стен, Савельич кряхтя подлез под воротами (хорошо, что Базен не успел его откормить!) и отправился на поиски Мартина…

***

Рыжий пригрелся в песочке и с удовольствием бы задремал, но отвлекало жужжание пчел, деловито снующих от цветка к цветку и время от времени зависающих прямо над ним, словно принюхиваясь и приглядываясь на предмет наличия в нем нектара. Приходилось дергать ушами и даже отмахиваться лапой, на что сразу реагировал приставленный к нему дог. Он вскидывал большую голову и с надеждой смотрел на лохматого кота – вдруг заговорит?!

Интересно, зачем ему приказали караулить этого немого, озадаченно думал Лорд, не находя в рыжем ничего особенного, помимо длинной шерсти (все знакомые коты были сплошь гладкими, хотя перевидал он их в особняке немало, и сейчас на территории и в комнатах проживал добрый десяток, а если считать вместе с «мелочью», то все два!).

Лично он такой любви Его Высокопреосвященства к мяукающим не разделял. К нему относились куда прохладнее и по-деловому: подай, принеси, стереги… Да еще нужно постоянно под лапы смотреть, чтобы не наступить ненароком на какого-нибудь мелкого шустрика. Основной же обязанностью было следить, чтобы коты не дрались друг с другом. И это давалось с особенным трудом, потому что наблюдать за визжащим разноцветным клубком, из которого во все стороны летел пух, доставляло ни с чем не сравнимое удовольствие! Правда, до потасовок доходило реже, чем бы хотелось, – обычно враждующие просто орали друг на друга, обзываясь так, что приходилось затыкать уши.

За новеньким велено следовать по пятам и не выпускать с территории – задачка раз плюнуть, тем более что этот малахольный, кажется, вообще не собирается двигаться с места! И смотрит как-то странно, будто с восторгом. Никто никогда не бросал на него таких восхищенных взглядов! Жаль, что не разговаривает, – слушать комплименты было бы намного приятнее!

Глава тридцать четвертая, в которой Рыжий молчит, а Брысь слушает

«Ну, вот! Вспомнил про мелюзгу – она тут как тут! Маркиза вывела свой выводок на прогулку. Интересно, они уже знакомы с лохматым?»

Лорд недовольно поморщился, когда котята стали карабкаться по нему, цепляясь острыми иголками когтей, и поднялся, стряхнув самых настырных.

Рыжая с белыми отметинами кошка выгнулась и зашипела, заметив незнакомый холмик в песочной куче, куда, собственно, направлялась – по плану, с сегодняшнего дня нужно было приучать детей к кошачьему туалету.

– Лорд, что это там? – не скрывая возмущения, спросила она у охранника, приставленного к ним Папой для защиты.

– Не что, а кто! – резонно поправил дог. – Новенький, обживается. Правда, он с изъяном – немой!

– Фу, какой лохматый! – фыркнула Маркиза, считая, что если и есть у этого кота недостаток, то именно неухоженная и чересчур длинная шерсть!

Рыжий пожалел, что не привел себя в порядок. Теперь протестная акция грозила выйти боком: мало того что все французские слова куда-то из головы улетучились, так еще и некрасивый! А ведь он не абы кто, а представитель реального мира, далекого будущего и, наконец, иностранной державы!

Эх! На его месте должен был находиться Брысь – он всегда приглаженный, языками владеет, церемониям придворным обучен, к тому же имя у него звучное – Ван Дейк (хотя после того как Савельич раскрыл тайну, что раньше приятеля величали Брысь, то как-то незаметно более короткое и знакомое по жизни прозвище угнездилось в мыслях, но при разговоре он обращался к другу уважительно – Ван Дейк, даже не сокращая до Вани, как делал философ!) И как он мог забыть про кошку с котятами?! Ведь Брысь рассказывал о ней!