Бублики в гуляше, или Повесть о том, как Оля и Слава в Будапеште дом покупали

Степановна показала нам на пальцах цифру «два» и указала наверх. Мы пошли вперёд. На втором этаже мы остановились, чтобы пропустить её. Она достала из сумки связку ключей. У окна то ли кухни, то ли прихожей, выходившей на галерею рядом с дверью, она остановилась, приложила ладонь козырьком ко лбу и заглянула внутрь. Видимо, то, что она там рассмотрела, её удовлетворило, потому что она не мешкая вставила ключ в замочную скважину и крутанула его по часовой стрелке. Ключ, однако, никуда не прокрутился, а только сдвинулся на градус-другой и застрял. Вытащив его наружу, Степановна осмотрела его внимательно, проверила другие ключи в связке и повторила попытку. Замок, по-прежнему, не открывался. Я решил предложить свою помощь, мол, может, с моей силой мы таки прорвёмся. Степановна кивнула и отступила от двери. Заняв её место, я поиграл ключом в замочной скважине, поймал люфт, нашёл в нём, как мне показалось, какую-то зацепку и уже готов был на неё нажать, как внезапно дверь будто вырвало у меня из-под носа, и на её месте, в проёме, возникла девушка в спортивной одежде и небольшой гантелькой в руке.

На какую-то секунду между нами повисло молчание. Девушка смотрела на меня, я на неё, Степановна на нас обоих, а Оля наблюдала за всем со стороны. Я опомнился раньше остальных и сказал «хелло». Ничего другого мне в голову не пришло. Девушка мне ответила что-то по-венгерски и выглянула за дверь. На миг мне подумалось, что сейчас она заедет мне своей гантелькой между глаз, но она, нет, лишь посмотрела на Олю и снова сказала что-то. Тут соображение вернулось и к Степановне. Она тоже что-то сказала девушке, и, может, с минуту между ними вёлся какой-то диалог, в конце которого Степановна подошла поближе к двери и посмотрела на табличку с номером. После этого она слегка покраснела лицом, сказала что-то девушке ещё раз и показала на меня.

– Вы ошиблись этажом, – сказала мне девушка по-английски. – Она показала вам «два».

– Кетто? – я посмотрел на Степановну и сделал пальцами заячьи уши.

Степановна кивнула.

Я оглянулся вокруг себя. Мы находились на галерее. Под нами был один этаж. И если вместе это не два, тогда в какой палате у вас Наполеон?

Ясность в ситуацию внесла Оля.

– У них первый этаж не считается, – сказала она мне. – Я совсем забыла.

А Степановна, хотел спросить я, что считать не умеет? И вообще, она знает, что она продаёт? Этажи перепутать! Но эти вопросы, на самом деле, были адресованы не Оле, а самой Степановне, а она в это время уже говорила девушке что-то в извинительном тоне, поэтому я молча отошёл от двери и направился к выходу с галереи.

«Наша» квартира, когда мы туда в конце концов попали, оказалась помещением на три огромных смежных комнаты с микроскопической кухней и ванной, которая не знала сантехника уже не меньше полувека. Никакой мебели в комнатах не было, дощатые полы были покрыты пылью, на оклеенных обоями стенах местами виднелись трещины. Потолки были какой-то дворцовой высоты и имели украшения из лепнины по периметру, но что там было налеплено, и в каком оно состоянии снизу толком видно не было. Окна также были под стать потолкам. Сквозь их немытые неизвестно сколько лет стёкла в комнаты прямой наводкой било солнце, и в квартире от этого было жарко, как в крематории. Как этот крематорий с его ненормальной кубатурой обогревается зимой, однако, было не ясно. Привычных нашему глазу радиаторов мы в квартире не увидели, а то, что Степановна назвала «газ-конвэктор» имелось почему-то только в центральной комнате и походило больше на подвешенный на стену чемодан, чем на отопительный прибор.

– Как ты себя здесь чувствуешь? – спросил я Олю, пока Степановна отвлеклась на телефонный звонок.

– Как пустыня под белым солнцем, – ответила Оля.

Что это значит, я не успел выяснить. Ко мне подошла Степановна с телефоном в протянутой руке. На том конце был её муж, тот самый Иштван-Степан. Он, как выяснилось, тоже был агент по недвижимости и мог вполне сносно изъясняться по-английски. Он хотел узнать, нет ли у нас вопросов.

– Есть, – сказал я. – Сколько лет уже продаётся эта квартира?

Ответил Иштван не сразу. Некоторое время из телефона доносилось его сопение и шорох бумаг.

– Почти одиннадцать лет, – сказал он наконец.

– Понятно, – сказал я.

Иштван снова посопел.

– Но знаете, – сказал он, – для восьмого района это неплохой дом.

– Почему?

– В нём нет цыган.

С такого угла на жильё в Будапеште мы до сих пор не смотрели. Цыгане на глаза нам попадались, но возможных соседей мы в них не видели.

– Спасибо большое, Иштван, – сказал я. – Мы будем иметь это в виду.

Но ничего мы в виду, конечно, не имели. Просто хотелось вежливо закончить этот просмотр и поскорее выйти на воздух. У Степановны, судя по спокойствию на её лице, иллюзий на наш счёт тоже не было. Мы пожали друг другу руки и разошлись каждый в свою сторону.

Вечером я получил от Иштвана письмо, где он сообщал, что у них с женой есть и другие квартиры, которые они готовы нам показать, но все они на другой стороне Дуная в Буде. На это письмо я ответил, что спасибо, Иштван, но так как Буду мы совсем не знаем, потому что ещё не успели туда доехать, то не хотели бы напрасно морочить вам голову, однако, как только у нас будет повод для разговора, мы обязательно дадим знать.

Этот повод мы честно искали весь следующий день. Оля старательно изучала карту Буды и даже зачем-то запомнила высоту некоторых её холмов над уровнем моря. Я в своих блужданиях по географии так высоко не забирался, но по Олиному настрою чувствовал, что Иштван с его Степановной, а вместе с ними и Буда – это не наш вариант. Обжёгшись на белом солнце пустыни восьмого района, мы решили раскинуть сети пошире и проверить, что предлагается для жизни в других районах нашей, пештской стороны города.

Чайковский на двоих

Продолжить поиски Оля предложила с того места, где у нас не состоялась первая квартира – парка Чайковского. Довод у неё был такой, что раз уж мы потратили на него время, когда искали, что там поблизости и вели переписку с этим предателем-агентом, надо хотя бы побывать в тех краях, чтобы не обидно было. Какая тут может быть обида и на что, я не особо понял, но возражать не стал – Чайковский так Чайковский. К тому же, и в самом деле, когда теряешь то, что ещё не имел, оно не так больно, если пойдёшь посмотришь всё на свежую голову и увидишь, что и слава богу, что не получилось, потому что тут, оказывается, такого понаделано, о чём ты и не подозревал, и если бы оно всплыло потом, а оно бы точно всплыло, боли было бы больше, а денежки уже тю-тю. Так оно будет с этим местом или нет, мы, конечно, не знали, но я подумал, что даже если ничего там и не всплывёт, какую-то пользу из экскурсии мы всё равно получить сможем.

Находился парк Чайковского в десятом районе, рядом с нашим четырнадцатым. Туда ходил автобус и трамвай, но мы решили, что пешим способом познавать город будет правильнее и, захватив с собой штопор и пластиковые стаканы на случай привала, отправились в путь.

Денёк с самого утра выдался прелестный. Солнце светило на землю мягким золотым светом. Облака купались в небе, как белые киты. Ветерок носил по воздуху аромат лип. Лучших условий для экспедиции в неизвестность не придумаешь. Смотри себе по сторонам и удивляйся.

Наше удивление началось за первым же перекрёстком.

– Вроде и центр близко, – заметила Оля, – а тут, как пригород.

Дома вокруг и действительно такого типа были, который раньше частным сектором назывался. По годам – все пенсионеры уже давно, в один этаж по большей части, изредка с цоколем и полуподвалом. Стены – кирпич да штукатурка, крыши из черепицы. Окна, где два, где три, на улицу смотрят. Многие закрыты ролетами. Внутри, если проследить планировку, не сказать, что хоромы. По меркам нашего времени скорее тесновато. На участках почти у всех фруктовые деревья высажены – сливы, вишни, кое-где груши. Не просто пригород, а прямо как дачный посёлок. Но глухих заборов не видно. Всё ограждение от улицы – сетка или решётка. Открытость полная, смотри не хочу.