Бубновый туз

— Хорошо.

На лестнице раздались неторопливые тяжеловатые шаги, которые вскоре стихли.

— Выходи, Матвей, — потребовала Мария.

— Хм… Значит, Мария Сергеевна?

— А ты думал, что меня зовут как-то иначе?

Кирьян пожал плечами:

— Вовсе нет.

— Выйдешь из квартиры, когда я уже отъеду. — Отцепив один ключ от связки, она протянула его Кирьяну: — Это твой. Бери!

Не без замешательства Кирьян взял ключ.

— А ты уверена, что я приду?

— Мне будет жаль потерять такого пылкого любовника. Впрочем, как знаешь.

Откровенная. Дерзкая. Такая женщина могла быть крепкой маханшей при каком-нибудь «иване». А она носит кожаную куртку и наводит шорох на жиганов. В какой-то момент Кирьян хотел рассказать о себе, даже подобрал подходящие слова, чтобы насладиться эффектом, но раздумал.

— Ты не хочешь поцеловать меня на прощание? — Кирьян бережно притянул Марию к себе.

— Я это сделаю при встрече, — отстранилась Мария и закрыла за собой дверь.

Теперь при дневном свете он имел возможность более внимательно осмотреть квартиру. Оглядевшись, он понял — женщина не бедствует. Пол был выложен дорогим паркетом из разных сортов дерева, гостиную украшал камин, отделанный мрамором. Богато, ничего не скажешь! Такое впечатление, что прежние хозяева покидали квартиру в спешке, позабыв даже забрать фарфоровые безделушки, расставленные на полках. Под кроватью Кирьян даже заметил куклу с оторванными руками.

Кирьян открыл шкаф и увидел в нем шкатулку из полированного березового капа. Приподняв резную крышку, увидел золотой браслет. Руки невольно потянулись к нему.

Его одолевало сложное чувство. Он находился в дорогой квартире, в какую прежде проникал только с фомкой в руках. Сейчас он мог набить добром карманы и беспрепятственно выйти на улицу. Более того, эта комиссарша вряд ли донесет на него и воспримет произошедшее как некое досадное недоразумение, посчитав очередного возлюбленного всего лишь мелким воришкой.

На губах Кирьяна заиграла злая улыбка. Не дождетесь, барышня, и он положил браслет на место.

С улицы раздался рев автомобильного двигателя. Кирьян слегка отодвинул занавеску и посмотрел в окно. Под окнами стоял «Мерседес-Бенц». Уверенно распахнув переднюю дверцу, в него села Мария. Причем сделала это привычно, словно бы половину жизни разъезжала в автомобилях.

В какой-то момент Кирьян поймал себя на том, что очарован ею. Вот сейчас барышня повернется к шоферу и небрежно скажет: «Отвези меня, милейший, в ресторан „Яр“!»

Кирьян отчетливо осознал, что между ними — пропасть. Они оба стояли на самом ее краю, неосторожный шаг — и катастрофа.

Машина медленно отъезжала, а Кирьян продолжал буравить взглядом затылок Марии. Она должна была обернуться! И когда она все-таки взглянула на окна своей квартиры, то Кирьяна обуял почти юношеский восторг.

Мария подняла в его душе нешуточный раздрай, и, чем больше он думал об этом, тем меньше ему нравилось его нынешнее положение. Набросив пиджак, Курахин открыл дверь и вышел.

Глава 15 ПОЧЕМ КОЛЬЕ?

Игнат Сарычев в который уже раз перебирал фотографии сотрудников. Со снимков на него смотрели честные лица, просто язык не поворачивался назвать одного из них предателем. Но тем не менее один из них работал на жиганов. Факт налицо! Кирьян, развлекаясь в ресторане «Заречье», можно сказать, уже находился в руках чекистов, оставалось только захлопнуть мышеловку, но… Фартовый исчез за несколько минут до появления группы захвата. Так же ускользнул и Копыто из Лукового переулка.

Это невозможно было объяснить случайностью, бандиту явно сообщили о приближении милиции.

Жиган даже не особенно торопился — доел жаркое, щедро расплатился с официантом и растворился.

Круг подозреваемых не столь широк.

Петр Самохин? У него бы хватило времени, чтобы предупредить Кирьяна. Это с его-то оперативным опытом! Информация — это ценность, Кирьян очень щедро расплачивается со своими информаторами. А у Петра большая семья, нужно поднимать младших братьев и сестер, так что лишняя копейка для него существенное подспорье.

Информатором может быть и Марк Рубцов. В Чека он сравнительно недавно, а то, что его хорошо рекомендовали по прежнему месту работы в уголовном розыске, еще ничего не значит.

Федор Кравчук… Честолюбив, хорошо знает свое дело. Он уже давно перерос свое нынешнее место и, несомненно, мечтает продвинуться дальше. Так что неудача начальства ему вполне на руку.

Сарычев в досаде швырнул в ящик стола фотографии. Фу ты! До чего только не додумаешься, когда сидишь в пустом ночном кабинете. Пора уходить, вот только выпить чайку на дорожку.

Сарычев уже поднял чайник, как вдруг зазвонил телефон. Этот трезвон невозможно было спутать ни с одним другим. Звонил Председатель ВЧК.

Поставив чайник на стол, Сарычев не без внутреннего трепета поднял трубку.

— Что у вас там произошло на Мясницкой, Игнат Трофимович? — ровным голосом спросил Дзержинский. — Как получилось, что Кирьян ушел?

— Выясняем, Феликс Эдмундович. Он не должен был уйти. Наш информатор сразу же сообщил о его появлении. Группа чекистов немедленно отправилась в ресторан, но Кирьяна там не оказалось.

— Вот как… А что стало с информатором?

Еще один неприятный вопрос… По тому, каким тоном был задан этот вопрос, Сарычев догадался, что Дзержинскому известны многие детали сорвавшейся операции. Ничего удивительного, должность у него такая!

— К сожалению, его ликвидировали. Мы нашли его на следующий день застреленным в своей квартире.

— Кто это был?

— Этот человек был из уголовной среды, мы завербовали его месяц назад. Он был неплохо знаком с Кирьяном и с его ближайшим окружением.

— Ах, вот оно как. Уверен, что здесь не обошлось без предательства. Присмотритесь получше к своим сотрудникам.

— Я уже работаю над этим вопросом, товарищ Дзержинский.

— Есть какие-нибудь предположения?

— Пока нет, — честно признался Сарычев. — Некоторых из них я знаю давно. Очень бы не хотелось разочаровываться.

— Согласен с вами. Но, к сожалению, вся наша жизнь состоит из сплошных разочарований. Сейчас у вас есть человек в банде Кирьяна?

— Надежного нет… Есть временные. Мы их внедряем в банду, пытаемся раскачивать ситуацию изнутри. Но все это уголовники и крайне ненадежный элемент. В кабинете Чека они могут говорить одно, но, как только оказываются на воле, ведут себя совершенно по-другому.