Будь моим этой ночью

И все же не Маркус заставлял ее сердце биться чаще. Не с Маркусом хотелось проводить долгие вечера, когда она не хотела — или не могла — уснуть. Прю желала именно Шапеля. Наверное, потому, что он относился к ней как к равной и до сих пор не обращался с ней как с больным человеком. О Господи, только бы он не начал это делать сейчас!

И вот настал вечер празднества, отложенного из-за ее болезни, и Прю намеренно оделась так, чтобы привлечь внимание Шапеля.

Ее наряд состоял из нижней юбки, сшитой из матового сатина чайного цвета, поверх которой имелась другая, того же оттенка, но из гофрированного шифона. Шифоновый корсаж венчали тонкие кружева цвета слоновой кости с крупным цветочным узором, подчеркивавшие линию декольте. Груди высоко приподнимались над вырезом декольте благодаря тщательно зашнурованному корсету. Когда горничная помогала ей надеть корсет, потуже завязывая шнурки, Прю молила Бога, чтобы этим вечером с ней не случился очередной приступ. Пока что она не испытывала ни малейшего неудобства.

Парадный ансамбль довершали жемчуга — бледно-золотистые, переливавшиеся при свете свечей. Они облегали шею Прю и свешивались с мочек ушей. Волосы были свободно уложены на затылке в затейливую прическу, которая, казалось, вот-вот рассыплется от малейшего дуновения ветерка, хотя в действительности ничего подобного ей не угрожало.

Прю была довольна своей внешностью. Под глазами уже не осталось синяков, щеки разрумянились, глаза сияли. Она выглядела здоровой и крепкой — настолько, что сама готова была в это поверить.

И подумать только, уже завтра эта мечта могла стать реальностью. Слава Богу за этот праздник и за возможность развлечься, ибо Прю даже не представляла себе, что бы она делала, если бы ей пришлось провести весь вечер, строя предположения, что именно им удастся обнаружить завтра, если — когда — они проникнут в погреб. Однако легкая дрожь разочарования все-таки пробежала по ее спине. Ведь если — когда — они найдут Грааль, у Шапеля уже не будет причин задерживаться в Тинтагеле… если только, конечно, он не решит остаться ради нее.

От этой мысли в груди Прю все сжалось так, что она с трудом перевела дыхание. Сейчас лучше об этом не думать. Сегодня вечером пришла ее очередь ловить моменты… и Шапеля.

Прю хотела не просто страсти. Она хотела, чтобы ее любили и ею дорожили, и понимала, что он один мог дать ей это. Когда-то давно она была обыкновенной молодой женщиной из высшего общества с самыми радужными надеждами на будущее. Теперь же эти надежды остались в прошлом. Ей представлялся случай обрести нечто по-настоящему особенное, мимолетное и, увы, слишком редкое.

Вечеринка устраивалась в музыкальном салоне на первом этаже. Створчатые двери, ведущие в персиковую гостиную, были открыты, увеличивая пространство для развлечений и давая возможность гостям потанцевать, если они того пожелают. Собрание было не слишком многолюдным — присутствовало от пятидесяти до семидесяти пяти человек, все мелкие дворяне или члены наиболее уважаемых в округе семей. Отец пригласил даже местного викария, чтобы тот составил компанию отцу Молино — хотя, по мнению Прю, мистер Фидерс был слишком набожен и, как следствие, слишком склонен судить других, чтобы завести дружбу с католическим священником.

Однако Молино заботил ее сейчас меньше всего. Прю вошла в комнату, улыбаясь и приветствуя тех из гостей, которые привлекали ее внимание или искали ее. Она пожелала доброго вечера сестрам и их мужьям и задержалась возле отца ровно столько, сколько потребовалось, чтобы мягко пожать ему руку. Все это она делала, словно движимая чьей-то невидимой волей. Взгляд ее между тем то и дело пробегал по толпе в поисках знакомой золотоволосой головы.

Сердце подскочило в груди, когда Прю наконец заметила его. Он как раз выходил из комнаты в сад. Отлично. Таким образом ей удастся хоть немного побыть с ним наедине.

Казалось, понадобилась целая вечность, чтобы пробраться сквозь толпу. Всем хотелось непременно побеседовать с Прю, и вина за это лежала лишь на ней одной. Раскопки отнимали столь значительную часть ее времени, что она стала редко бывать в деревне, пренебрегая своими прежними привычками и обязанностями, — упущение, которого впредь нельзя допускать.

Наконец Прю достигла выхода. Похоже, никто не заметил, как она потихоньку ускользнула следом за Шапелем и, повернув ручку двери, вышла в прохладную ночь. На какое-то мгновение она остановилась в лужице света, лившегося на холодный камень, давая возможность глазам привыкнуть к тусклому свету фонарей.

Тут ее внимание привлекли мелькнувший в полумраке белоснежный галстук и горящий кончик сигареты. Прю углубилась в тень сада. Казалось, будто она покинула один мир и вступила в другой, незнакомый и экзотический. Разумеется, это было всего лишь игрой ее воображения, однако внутри все трепетало от странного предчувствия.

Юбки шелестели о невысокие каменные ступеньки, трава цеплялась за подол, пока она пробиралась через сад к Шапелю, и с каждым шагом ее сердце билось все отчаяннее. Никогда еще за всю ее жизнь ей не приходилось так волноваться перед встречей с другим человеком. И никогда еще она так не боялась быть отвергнутой.

— Прю? — Голос Шапеля прозвучал резко, почти укоризненно. — Что вы тут делаете?

— И вам добрый вечер. — В ее ответе было больше колкости, чем нужно, но, право же, ему не следовало ставить ее в глупое положение, заставляя разыскивать себя по всему саду.

Теперь Прю могла рассмотреть его лицо, освещенное огоньком сигареты, которой он как раз в этот момент затянулся. По крайней мере когда он выдохнул дым, у него хватило любезности выглядеть сконфуженным.

— Прошу прощения. Добрый вечер, Прю. Что привело вас сюда?

Как будто он сам этого не знал!

— Я искала вас, — ответила она прямо. — Последние несколько дней вы упорно избегаете меня, и я хочу спросить почему.

Ну вот. Наконец-то у нее хватило решимости задать мучивший ее вопрос вслух.

Теперь уже возмущенным выглядел Шапель. Лицо его приняло высокомерное выражение, которое, впрочем, ему очень шло.

— Я вовсе не собирался вас избегать.

Он предложил ей сигарету — жест, который одновременно и удивил ее, и согрел ей сердце. Обычно подобные жесты допускались лишь по отношению к близкому другу, а перед дамой ее круга такой выбор, как правило, и вовсе не стоял. Прю приняла у него сигарету, вертя тонкий бумажный цилиндр между пальцами, потом поднесла ее к губам и осторожно затянулась.

— Ох, прошу вас, — только и смогла ответить она, возведя глаза к небу. — Не надо оскорблять мой здравый смысл, отрицая очевидное. — Прю закашлялась и отдала сигарету ему. — Я лишь хочу знать почему. Уж не потому ли, что я… больна?

От этой мысли ей едва не сделалось дурно.

Красивое лицо Шапеля пересекла хмурая складка.

— Разумеется, нет. Неужели вы столь низкого мнения обо мне?

— Мне самой не хотелось в это верить, однако я не могу представить никакой другой причины.