Будни детектива Нахрапова
Шрифт:
«Маяковский!», – радостно вспомнил помощник детектива.
А дом продолжал оживать, рисуя перед ошарашенным Бобровым причудливые картины далёкого прошлого. Непроизвольно Николай становился участником исторических событий, оставаясь при этом незамеченным, наблюдая за происходящим со стороны. Всё было настолько реальным, что Николай мог различить даже запахи и звуки давно ушедшего времени, далеких 20-х годов…
Тогда страна, казалось, существовала в разных измерениях. Партия знала Цель, но ее вожди вели ожесточенную междоусобную войну за право вести к этой Цели единственно верным – и каждый своим – путем. Страна похоронила Ленина, на втором съезде Советов Сталин представлен как верный последователь вождя. Принят окончательный вариант Конституции, успешно прошла денежная реформа.
Неистовая борьба с религией и нараставшая антирелигиозная истерика порождали в обществе тревогу и беспокойство. По всей стране устраивались «красные Пасхи», крещения, молебны, в моду вошли новые имена для новорожденных: в загсах вывешивались инструктивно-рекомендательные
Тогда же, в бурные двадцатые, партия объявила войну с неграмотностью. Но большевики организовали народное образование таким образом, чтобы никто не мог выйти за пределы официально разрешенного уровня знаний и образования: знающий больше, чем было разрешено, мог стать опасным для пролетарского государства, то есть превратиться в «подрывной элемент»…
Советская литература переживает время расцвета, удивляя мир особым, неизвестным ранее типом писателя. «Не расстреливал несчастных по темницам», – писал Сергей Есенин, ставя себе в заслугу то, что всего десяток лет назад было естественным для любого психически нормального человека.
Советская юстиция рождается как юстиция революционная и классовая. Она не стыдится террора, ибо «он очищает землю для лучшего будущего». Число заключенных в тюрьмах (не менее 40 % из них – по официальным данным – рабочие и крестьяне) не перестает расти.
Но рано или поздно террор как единственный способ самозащиты молодой республики должен был изжить себя: республика выстояла против внутренних и внешних врагов, она крепнет и развивается. И 6 февраля 1922 года декретом ВЦИК ВЧК была упразднена. Для выполнения задач по подавлению контрреволюционных выступлений, бандитизма, борьбы со шпионажем и других жизненно важных для страны задач, включая «выполнение специальных поручений президиума ВЦИК или СНК по охране «революционного порядка»» при НКВД РСФСР было создано Государственное политическое управление – ГПУ.
Вот в такое интересное время жил Михаил Юрьевич Фролов. И был он отнюдь не рядовым обывателем, а вчерашним чекистом и ответственным работником Главного политического управления, который в силу своих полномочий беззаветно отдавался борьбе с религией, а также шпионами, кулачеством и прочим антисоветским элементом.
Казалось бы, ГПУ должно было бы начать работать мягче и интеллигентней, чем ВЧК, а его сотрудники – стать более дружелюбными и, разумеется, более беспристрастными, чтобы стереть из памяти людей воспоминания о зверствах чекистов. Но ГПУ получило в наследство от ВЧК не только здание на Лубянке, но и своего председателя – Феликса Дзержинского и, разумеется, кадровый состав. В сущности, ничего не изменилось: методы работы остались старыми. Так и проработавший три года в ВЧК Фролов перенёс приобретенные навыки в работу ГПУ. И считал их абсолютно верными.
Нерешительные попытки закрепить право назначать наказание исключительно за судебными органами с треском провалилось, и уже в октябре 1922 года ГПУ получило право применять внесудебные репрессии (включая расстрел) по отношению к бандитам. А бандитом можно было объявить кого угодно. [7]
Михаил Юрьевич лично принимает участие в таких внесудебных репрессиях, не только выявляя злодеев, но и приводя приговор в исполнение.
Вот и сейчас он и трое его помощников выехали на задержание «меньшевистской контры, пригревшейся на груди революции». В многочисленных циркулярах ставилась задача «полного изгнания меньшевиков из общественных организаций, научных и учебных заведений, различных предприятий и ведомств с категорическим воспрещением последующего восстановления на работе». Расстреливать их прямыми указаниями не предписывалось, но если это случалось «при попытке к бегству» или «оказании сопротивления», никто особо не интересовался подробностями расправы с «социально-опасными элементами».
7
Реформа органов госбезопасности 1922 года преследовала цель отменить внесудебные полномочия ВЧК, и это было сделано. Но уже 9 марта 1922 года Политбюро ЦК РКП(б) рассматривает вопрос о предоставлении ГПУ права непосредственной расправы в отношении лиц, уличенных в вооруженных ограблениях, уголовников-рецидивистов, пойманных с оружием на месте преступления.
Этим же решением ГПУ наделялось правом ссылки в Архангельск и заключения в Архангельский концлагерь «подпольщиков», анархистов и левых эсеров, всех уголовников-рецидивистов. Выполняя директиву Политбюро ЦК РКП(б), ВЦИК РСФСР предоставил эти права ГПУ.
Полномочия ГПУ расширялись. 27 апреля 1922 года Политбюро ЦК РКП(б) рассмотрело вопрос о предоставлении ГПУ права непосредственных расстрелов на месте бандитских элементов (т. е. участников вооруженных ограблений), захваченных при совершении ими преступления, которое, как и предыдущее, также было утверждено ВЦИК. Одновременно были введены ограничения функций прокурорского надзора, в отношении наблюдения за точным исполнением органами ГПУ правил изложенных в Положении о ГПУ по политическим преступлениям.
9 мая 1922 года в докладной записке ГПУ Сталину, учитывая невозможность постановки целого ряда дел в судебном порядке и одновременно необходимостью избавиться «от наглых и вредных элементов», было предложено внести дополнения в положение
о ГПУ от 6 февраля 1922 года. Предлагалось предоставить права административной ссылки в определенные губернии на срок до 2 лет за антисоветскую деятельность, причастность к шпионажу, бандитизм и контрреволюцию, или высылку из пределов РСФСР на тот же срок неблагополучных русских и иностранных граждан.16 октября 1922 г. ВЦИК принял постановление, дающее ГПУ право назначать наказания, включая смертную казнь через расстрел, в отношении лиц, взятых с поличным на месте преступления при бандитских налетах и вооруженных ограблениях (ст. 76, 183 ч. 2 и 184 УК РСФСР).
В дополнение и развитие предыдущего постановления ВЦИК о порядке высылке лиц, признаваемых социально опасными, образованной согласно декрету о высылке Комиссии при НКВД предоставлялось право высылать и заключать в лагерь принудительных работ на месте высылки на тот же срок (не свыше 3 лет) деятелей антисоветских политических партий (…)
В доме по улице Щедринской, двенадцать проживал некто Инокешин, бывший профессор института гражданских инженеров, член совета института гражданских инженеров с 1905 по 1910 г. Эти тайные сведения провинциальный чекист Фролов получил от самого товарища Менжинского, и поэтому обезвредить и задержать «затаившуюся контру» для Михаила Юрьевича было делом чести. Да и выслужиться перед центром никогда не помешает…
Очевидно, мысль поставить громкий судебный спектакль первоначально зародилась в недрах ГПУ, и как нельзя кстати им подвернулась под руку небольшая группка крикливых политических авантюристов – таких при любом строе всегда хватает. У них обычно нет ни ясной цели, ни средств, ни организации, но пламенные речи кукольных «заговорщиков», многозначительные намеки и умолчания вовлекают в их тенета немало простодушных обывателей. В их числе оказался и Инокешин. А уж правдоподобную легенду о разветвленном вооруженном заговоре, угрожающем устоям Советской власти, Госполитуправление придумать сумело…
Невольным участником этого спектакля и должен был стать хозяин дома номер двенадцать по улице Щедринской.
Впрочем, сам он об этом еще не знал.
В 1924 году приказом ОГПУ № 18 обмундирование было отменено, а сотрудникам особых органов предписывалось в целях маскировки носить форму штабов тех соединений, при которых они состояли, либо ходить в штатском. Поэтому распознать во Фролове и его товарищах чекистов было непросто. Кто в кожанке, кто в кавалерийской форме, а кто и в костюме и фетровой шляпе разъезжали они по улицам города в поисках «классового врага».
Ухоженный и добротный дом № 12 по ул. Щедринской сразу бросался в глаза. Дом утопал в густом фруктовом саду. Какие славные вечера когда-то проводили в нем обитатели дома! Но времена изменились.
Когда переодетые гэпэушники на реквизированном автомобиле лихо подкатили к самому входу, дверь была открыта. Услышав шум мотора, на порог вышел мужчина лет шестидесяти с аккуратной бородкой и в пенсне.
– Ты, что ли, хозяин будешь? – без церемоний спросил Фролов, поигрывая револьвером.
От такого хамства мужчина невольно поморщился, но новая власть требовала к себе уважения, и он вынужден был ответить чужакам:
– Я, Инокешин Константин Сергеевич. Чем могу служить?
– Можешь, можешь, контра недобитая! – сострил второй гэпэушник.
– Позвольте, в чём, собственно говоря, дело? – не унимался старичок. Кажется, он просто не понимал, что ему грозит.
– Ты – классовый враг, и, следуя принципам советской власти, должен быть уничтожен, – безапелляционно заявил Фролов.
«Чистка» советских учреждений, будучи неотъемлемой составной частью похода большевиков против инакомыслящих, имела своей целью тотальное очищение государственных структур от лиц, «чуждых советскому строю». Поэтому означенная процедура практиковалась постоянно, производилась повсеместно и принимала разнообразные формы. Но вдаваться в такие тонкости Фролов не стал. Осмотрев дом хозяйским глазом, он бесцеремонно отодвинул Инокешина плечом и вошел внутрь.
– Живут же буржуи! – с восторгом произнёс говорливый помощник.
– И не говори, Петро, – поддержал его другой.
– А для чего же мы революцию делали, кровь свою проливали? – не удержался Фролов. – Чтобы эти профессора как при царе, так и теперь жили? Нет уж, не выйдет! А ну собирайся, живо!
Лицо Инокешина побелело, он вздрогнул.
– Ты что, контра, не понял?… – Михаил Юрьевич упер дуло револьвера в подбородок старику.
– Сию минуту, сию минуту, – залепетал Инокешин.
На шум из дальней комнаты вышла пожилая женщина.
– Потрудитесь объяснить, что здесь происходит! – строго приказала она.
– А вот и пособница врага народа! – радостно взвизгнул один из помощников.
– И ты собирайся! – приказал Фролов.
Женщины побледнела и схватилась за сердце.
– Что же это происходит, по какому праву вы так себя ведёте? – возмутился старик и попытался помочь жене. Один из чекистов силой оттолкнул Инокешина, и тот упал, ударившись виском об угол комода. Из-под его головы показалась алая струйка крови. Женщина без сил опустилась рядом с ним.
– А ну встать, кому сказано!.. – бешено вращая глазами, скомандовал Фролов. Но бесчувственная женщина так и сидела на полу, привалившись к комоду, а бывший профессор института гражданских инженеров, член совета института гражданских инженеров, член педагогического совета Высших женских строительных курсов не подавал признаков жизни.
– Помер что ли? – поинтересовался один из помощников. – А ну проверь! – приказал он товарищу, видимо, младшему по званию. – Надо же, какой хилый! От одного пинка загнулся!
Гэпэушники дружно заржали.
– Да никак помер… – присмотрелся другой и брезгливо тронул тело носком начищенного ботинка.
– Ну и хрен с ним, все равно бы расстреляли. Патроны ещё переводить на всякую мразь, – Фролов спрятал револьвер и подошёл к женщине.
– А ну, заберите эту… В машину её! В ГПУ допросим по всей строгости Советского закона! – распорядился он, и отправился обыскивать дом.