Будни и мечты профессора Плотникова

Вместе с женой увлекался туризмом, а еще - альпинизмом и марафонским бегом. Играл на гитаре, сочинял и пел песни. На взгляд Плотникова, голос у него был далеко не певческий (сказывалась наследственность), но в слушателях у сына недостатка не замечалось: видно, сверстники исходили из иных критериев, чем отец.

Жили они в разных городах, виделись от случая к случаю. При встречах говорили о вещах малозначительных, словно условившись раз и навсегда не касаться щекотливых проблем.

Плотников догадывался, что сын не испытывает к нему особой любви, и принимал это как нечто закономерное. На другое он и не рассчитывал. Несколько утешало сыновнее уважение, правда, скорее к ученому, чем к отцу.

И еще Алексей Федорович видел - не мог не видеть, - что сын пытается по-своему равняться на него, возможно, рассчитывает (дай-то бог!) превзойти, но хочет добиться всего сам, без отцовской подсказки. Чувствуя это, Плотников не навязывал сыну советов. Он искренне желал ему счастья, сознавая, остро и порой болезненно, свою непричастность к его дальнейшей судьбе.

– Их разделяли не тысячи километров, - тысячи световых лет. И они, словно звезды в расширяющейся Вселенной, уходили друг от друга все дальше.

* * *

Капсула с матрицей скользнула в приемное гнездо компьютера. На экране появилось лицо Федра.

– Ну, здравствуй, сын, - сказал Олед.

Федр сдержанно кивнул.

– Здравствуй, отец. И прости, что не отвечаю на твои письма. Не вижу смысла в столь архаичном способе общения. Корпеть над бумагой, втискивая мысль в буквенные символы, нелепо!

Олед покачал головой.

– Существуют традиции, освященные веками. Когда я пишу тебе письмо, то сам этот процесс...

– Доставляет тебе удовольствие? Но разве не приятнее побеседовать так, как это делаем мы сейчас?
– с легкой иронией произнес Федр.

– Я разговариваю не с тобой, - грустно улыбнулся Олед, - а всего лишь с компьютером. Тебе же даже невдомек о чем. И занят ты сейчас другим. Возможно, ужинаешь...

– У нас утро, - поправил Федр, - хотя дело не в этом. Да, ты разговариваешь с компьютером. Но он запрограммирован моими личностными параметрами и воспроизводит меня таким, каким я был месяц назад. Все, что ты слышишь от него, ты услышал бы и от меня. А если бы я сам в это время беседовал с таким же компьютером, но воплотившим в себе твою личность, то услышал бы от него сказанное тобой. Какая же разница? Вот почему я считаю писание писем пустой тратой времени. Письменность вообще изжила себя. Зачем учить алфавит, грамматику, синтаксис...

– Таблицу умножения...

– Вот именно, и таблицу умножения, если есть гораздо более изящный и эффективный путь. Ведь никому не придет в голову штудировать мертвый язык - латынь, как это делали когда-то?

– Послушай, сын:

Создал памятник я, бронзы литой прочней,

Царственных пирамид выше поднявшийся.

Ни снедающий дождь, ни Аквилон лихой

Не разрушит его, не сокрушит и ряд

Нескончаемых лет, время бегущее.

Нет, не весь я умру, лучшая часть меня

Избежит похорон.

Это перевод с латыни Квинт Гораций Флакк, первый век до новой эры. Но если бы ты читал подлинник...

– Ты сентиментален, отец, - сказал Федр.
– Я вообще не понимаю, как можно обижаться из-за таких пустяков. Подумаешь, не пишу писем... Мы с тобой достаточно близки, чтобы прощать друг другу мелочи. Ведь умение прощать, - ты сам говорил, - черта духовно больших людей. Кстати, я же не упрекаю тебя за то, что ты, мой отец, почти ничего не дал мне именно в духовном отношении. С тех пор, как вы с матерью разошлись...

– Это так, - признал Олед.
– Если не считать того, что ты пошел по моему пути...

– Но своей дорогой, - перебил Федр.
– Так что давай жить мирно. Ведь жизнь короткая и, право же, не слишком счастливая.

– Не тебе на нее сетовать, сын!

– Как сказать... Впрочем, оставим этот разговор. Знаешь, где мне довелось побывать недавно?

– Откуда я могу знать, - грустно проронил Олед.

– Так вот, я только что вернулся из круиза по Млечному Пути. Начали мы с южной ветви, которая тянется над созвездиями Большого Пса и Ориона. Правда, на самом Млечном Пути здесь не так интересно - созвездие Единорога ничем не примечательно. Для человека, обладающего не слишком острым зрением, Млечный Путь, если смотреть с Земли, предстает здесь как узкий светящийся перешеек. А над созвездием Ориона вообще видна расплывчатая полоса туманного сияния.

– Мне приходилось бывать в этих местах.

– Тогда пропущу второстепенное. Тем более, что самое интересное произошло в созвездии Лебедя. Вблизи одной из звезд Вольфа-Райэ есть любопытная планетка. На ней мне удалось прочувствовать, как Лебедь показывает зубы. Вначале три планетарных дня подряд был буран, и мы даже не смогли взять перевал. Подняться поднялись, но пришлось спускаться на ту же сторону. Ветер ужасный, ничего подобного раньше не видел. Включили защитное поле, а это, сам понимаешь... Как раз перед нами чуть не замерзла группа англичан. Ее спасали дисколетами. Мы находили обломки роллеров, порванные тренги, пустые аль-цилиндры...

А стоило ли так рисковать?
– спросил Олед.
– Ведь есть гораздо более изящный и эффективный путь.

– Что ты предлагаешь?
– насторожился Федр.

– Послать в круиз компьютер, настроенный на твои личностные параметры. Он бы воспроизвел тебя на Млечном Пути. Результат был бы тем же, а риска - никакого.

Федр помрачнел.

– Издеваешься?

– Просто считаю, что надо быть последовательным во всем. Если в общении с близким человеком можно подменить себя компьютером, то почему нельзя это сделать в круизе?

– Я хочу испытать все сам, - запальчиво воскликпул Федр.
– В последний день мы шли по настоящей тундре, на Земле такой не осталось, и объедались мороженой ягодой, похожей на бруснику. Разве компьютер ощутит вкус брусники?

– По-твоему, это единственное, чего он не сможет сделать? Кстати, ты ведь никогда не пробовал бруснику. Как же тогда...

– Да, не пробовал, - чуть ли не с ненавистью согласился Федр.
– Я имел в виду синтетическую бруснику, но ты же говорил, что по вкусу она неотличима от натуральной.

– Так уверял мой дед.

– Вот видишь! А какой ухой угощали нас таамри - замечательные ребята, если не очень присматриваться, совсем как люди. Мы с ними быстро подружились. В общем, есть о чем вспоминать!

– Рад за тебя, сын.

Федр задумался. Минуту длилось молчание. Потом он сказал едва заметно дрогнувшим голосом;

– Все-таки очень жаль, что ты живешь на другом конце велианы. А ведь как хорошо иметь рядом родного человека, с которым можно посоветоваться, поделиться сокровенным, обратиться за помощью в трудный час...