Будни имперских диверсантов

– Друг мой, скажи, с каких пор ты стал таким ярым любителем пауков? – поинтересовался я. – Вроде раньше ты был к животным равнодушен, даже к магическим.

– Знаешь, Сарх, обидно мне за них, - тролль ответил не сразу, как будто сам не очень понимал свое отношение. – Понимаешь, вот лошади. К ним же всегда относятся трепетно. Берегут, обихаживают. Я уж не говорю про крестьян каких-нибудь, которым лошадь за главного помощника. Лошадок, в общем, все любят. Да и других животных хозяева стараются обихаживать. Видел, как погонщики мантикор вокруг них носятся? Она его перекусить может одной секундой, да зачастую и пытается, первое время по крайней мере. Пока, значит, отношения не наладится. А с этими… Вот я не знаю, у вас так принято, что ли, у дивных? Тот, первый, помнишь? Которого я поднимал после того, как мы его убили. Он мне показал, как с ними обращались. Умное ведь животное. Все понимает. А к нему относятся, как гномы к своим механизмам. Горючее закинул, проверил, что все работает как надо – и все. Ни любви, ни ласки. И, главное, чуть что не так – бьют. Он у него и так ничего против слова наездника сделать не мог, потому что поводок колдовской накинут. Так нет, еще и бить нужно! Зло прямо берет. А потом удивляются, когда паук есть перестает, и помирает быстро. Да потому что тоска у них. Умное животное, а либо в стойле стоит, либо от хозяина получает. Просто за то, что неправильно команду понял. И ведь это не единичные случаи, не случайность – все гвардейцы так себя вели.

Я подумал, что это очень похоже на моих бывших соплеменников. Если уж совсем откровенно, друг к другу они так же относятся. Сугубо потребительски. А уж всех остальных и вовсе ни во что не ставят. Пока жил в дольмене и другого не видел, я и сам это считал нормальным. Только позже, когда меня изгнали, начал что-то понимать. Примерно в этом духе и ответил некроманту.

– Вот в том-то и дело. Я, Сарх, как ты, наверное, догадываешься, особым патриотизмом не отличаюсь. Это шеф у нас готов за свою страну жизнь отдать, и никакой награды ему не надо. Меня, за мои такие взгляды и родня отвергла. Когда война началась, я не за империю воевать отправился, ты ведь знаешь. Я, всегда считал, что войны случаются, и от них ничего по большому счету не зависит. Все равно рано или поздно все вернется на круги своя, так что и переживать по большому счету не из-за чего. Ну помрет сколько-то разумных, так ведь госпожа к любому придет рано или поздно. Так какая разница, чуть раньше, или чуть позже? Нет, ты не подумай, мне неприятно было, что на мою страну напали. И врагов я не жалел. Но теперь, после того, как я узнал, как сиды относятся даже к своим животным, я отчетливо понимаю, что им нельзя позволять победить. Это не просто война, это борьба за существование. Им что-то от нас нужно, и они не успокоятся, пока не добьются своего. Боюсь, в этом случае нам, как народу, в этом мире места не останется. Такого мы допустить не можем.

Да уж, не ожидал такой речи от нашего вечно витающего в своих мыслях патологоанатома. Раньше я был уверен, что его вообще интересуют только собственные переживания и интересы. Такой характер среди разумных обычно не приветствуется, а мне нравилось. Не всем же быть одинаковыми? Да и плохого Свенсон никому не делал. Теперь вот выясняется, что за демонстративной отстраненностью прячутся глубокие мысли и рассуждения. Мне даже неловко стало прерывать тролля – в кои-то веки разумный разговорился, захотел поделиться своими мыслями, а нам совсем не до того, мы тут торопимся. Однако тролль и сам прекрасно чувствовал время. Как выяснилось, свою речь он прервал ровно в тот момент, когда отряд оказался готов к выступлению.

Взобраться на паука, когда он этому не сопротивляется, оказалось совсем не сложно: встать на сочленение ноги с туловищем, которое находится довольно низко, как на ступеньку, чуть подтянуться, и вот я уже сижу на головогруди паука, удобно откинувшись на мягкое, покрытое мехом брюшко. На команды паук откликается очень чутко. Причем, похоже, только пока мы не притерлись друг к другу. Уже через несколько минут он начал реагировать на мои неосознанные движения, так что и необходимость озвучивать команды постепенно отпала. Ехать оказалось очень комфортно, и даже когда приходилось преодолевать какие-то неровности, мне не грозило упасть на землю. Я запоздало вспомним, что так и не узнал имя своего скакуна. Нужно было поинтересоваться у Свенсона, пока мы не отправились, ну да ладно, дождемся привала.

Стоило нам войти в ущелье, как звуки внешнего мира будто отрезало. Непонятно, откуда возник такой эффект, однако ощущения не сказать, чтобы неприятные, хотя и странные. Я направил скакуна поближе к леди Игульфрид. На моей любимой лица не было. Она за сегодняшний день так вымоталась, что ей едва хватало сил сидеть прямо.

– Не мучайся, поспи, пока есть возможность, - тихонько посоветовал я, когда девушка заметила мое приближение. Денек выдался длинный. В лагерь мы вошли ранним утром, а сейчас солнце уже клонится к закату.
– Мы быстро едем, но на дорогу уйдет часов пять. На той стороне, возможно, придется прорываться с боем. Лучше сохранить силы до этого момента.

– Знаешь, наверное, последую твоему совету, - смущенно улыбнулась девушка. – Снежинка так бережно меня несет, что удержаться трудно. Только побудь рядом, пока я не засну? Соскучилась.

Я остро пожалел, что не могу прикоснуться к любимой – пауки – не лошади, ноги у них расставлены широко.

– А откуда ты узнала, как ее зовут? – поинтересовался я. – И вообще, что она дама?

– Глупый, они все – дамы. Джентльмены у них гораздо крупнее, но медленные. Они занимаются потомством, плетут гнезда, защищают кладку. А Снежинкой я ее сама назвала. До этого у нее не было имени. Смотри, какая у нее серебристая шерстка!

– Ну вот, - расстроился я. – А я надеялся, что когда война закончится, они смогут дать потомство. Здорово было бы, если бы в Империи поселились такие животные.

– Не переживай, - хихикнула леди Игульфрид. – Свенсон уже выяснил, что, когда это требуется, девочка может перелинять и переквалифицироваться в мальчика.

Дольше отвлекать ведьму я не стал, и, дождавшись, когда она уснет, отправился проверить, как там Ханыга. На удивление, гоблин, потихоньку начал свыкаться с необходимостью контактировать со столь сильно пугавшими его тварями. Он все еще ощутимо нервничал, но при этом вполне самостоятельно сидел в седле, привязывать не пришлось. Более того, время от времени он осторожно проводил ладонью по шерсти, попытался даже дотянуться до одного из глаз, за что тут же получил недовольный скрежет. Мешать наводить мосты с новым товарищем гоблину не стал – решил отправиться вперед. Передовой дозор у нас, конечно, есть, но мне и самому любопытно, тем более, пока действие стимулятора не прекратится, спать не получится.

Шефа мы обнаружили только через час после того, как начали переход – наш подстегнутый не предназначенными для него зельями начальник не готов был созерцать корни гор где-то близко от входа в ущелье. Ему нужно было углубиться как можно сильнее. Ничего удивительного, что он нашел-таки на свою задницу приключения, и даже охрана не помогла. Сначала мы обнаружили тот десяток, который Дромехай отправил для наблюдения и контроля за неадекватным орком. Парни растерянно сидели вокруг какой-то непонятной конструкции, которая то и дело начинала странно извиваться и подергиваться. Потом затихала.

– А где шеф? – растерянно поинтересовался я, спрыгнув с паука.

– Да вот он, - махнул рукой на вышеописанную конструкцию десятник Мирх.

– Ээ, - я как-то даже напугался. – А чего это с ним?

– В дырку какую-то залез, и застрял, - мрачно пояснил Мирх. – А вылезать не хочет.

– А зачем вы его плащом обернули? И чего он молчит?

– Он не молчит, он поет, только этого не слышно. А плащом замотали, потому что мало удовольствия любоваться на голую задницу, которая торчит из земли. Это хорошо еще, у него руки внизу, и он снять его не может. А то пока шел, мы его пытались приодеть, так он все снимает, кроме головного убора.

– Резонно, - согласился я. – А не знаете, чего он туда полез?

– Так крысодлаки твои эту дырку нашли. Они тут все шныряли вокруг. Шеф с ними разговаривал, они ему чего-то отвечали, похоже. Или ему казалось, что они отвечают. А потом они нашли этот лаз, и полезли туда. Ну господин Огрунхай говорит: «Да ладно, не может быть, чтобы вы туда пролезли, а я не смог! Я же могу изменять форму тела, как и любой нормальный метаморф!» Так и сказал, метаморф. Я слова такого раньше не слышал, специально запомнил. Красивое слово. Ну, полез за ними, а потом застрял.

– Так может, его силой вытащить? – поинтересовался я.

– Так я говорю, пробовали. Один раз даже вытащили.

– И чего?

– Ничего. Вон у Ульрика фингал теперь на пол лица. Причем господин Огрунхай, похоже, нас за каких-то демонов принял. Все кричал, что мы мерзкие кудяплики, и он не желает видеть наши отвратительные рожи, потому что там, в подземном царстве у него красоты какие-то. И истина еще, всеохватная.

Я все сильнее жалел, что поделился с начальником этим злосчастным зельем. Мало ли что, вдруг он таким навсегда и останется? Я, конечно, шефа в любом состоянии люблю, но сейчас это ужасно не вовремя. Делать нечего, нужно проблему как-то решать. Недавно нас догнал арьергард, который мы оставили у самого входа в ущелье – парни принесли вести, что погоню противник все-таки снарядил. Солдаты альянса идут пешком, так что догнать нас шансов нет, но и нам задерживаться нельзя. В общем, я решил как-то попытаться договориться, а для этого надо сначала сделать так, чтобы собеседник меня слышал.