Будни рэкетиров или Кристина

Квартира Украинских пребывала в запустении. От образцового порядка, поддерживаемого постоянными уборками и прочими усилиями Лиды Украинской, не осталось даже следа. Квартира превратилась в комнату ожиданий на вокзале. Дорогие ковры, элитная деревянная мебель, аудио и видео аппаратура и прочие былые сокровища, неутомимо добывавшиеся четой Украинских на протяжении стольких лет, одним махом утратили ценность, будто и их окатили кислотой.

Доктора старались, не покладая рук, но даже наилучшие доктора, невзирая на опыт, желание помочь, а то и сотворить чудо, к большому сожалению, не волшебники, как бы этого порой не хотелось будь то в операционной, будь то в ее окрестностях. После сложнейших операций, которые довелось перенести Светлане, супруги Украинские постарели лет на двадцать. Полковник побелел, как лунь, а Лида, так и вовсе, казалась высохшей согбенной старушонкой. Деловая, подтянутая завуч преуспевающего коммерческого лицея растаяла на глазах окружающих. Осталась сухонькая бабушка.

«Только бабушкой тебе не бывать, Лидок, – с ужасом думал Украинский, сдерживая жутковатый клекот из горла, – Ни-ко-гда!»

Он старался как мог обуздать отчаяние, возводя в голове барьеры, но отчаянные мысли терзали мозг с упорством пираний, почуявших легкую добычу. «Отчаяние теперь, обыкновенное для тебя состояние.»

Между собой супруги почти не разговаривали. На фоне бесконечного и непроглядного кошмара что-то такое произошло между ними, как будто почва сначала высохла, а потом поверхность расколола трещина. От горизонта до горизонта. Пораженные горем, они замкнулись каждый в своей скорлупе, словно перепуганные улитки, обмениваясь скупыми односложными фразами, как правило, только в тех случаях, когда следовало приобретать очередные лекарства или идти на переговоры с врачами. Украинский попробовал собрать хотя бы какие-то крупицы, но это оказалось также непросто, как склеить из черепков разбитую вдребезги амфору. Не хватало многих фрагментов, а чем их заменить, полковник не знал.

«Она во всем винит меня, – с болью, но не без оснований думал Сергей Михайлович. – Они обе меня винят. Ну что же, их не упрекнешь в предвзятости».

Впрочем, в отношении дочери полковник был не прав.

Папочка, я выкарабкаюсь, – пищала из-под повязок Света. – Ты не казни себя… – голос девочки дрожал от боли и слез. В такие моменты нервы у полковника не выдерживали, и он отворачивался от дочки, буравя взглядом стену больничной палаты.

Папочка, ты плачешь? – спрашивала Света.

Нет, – сипло отвечал Украинский, – нет. Мужчины не плачут…

Это была старая, как мир, подцепленная еще в армии, поговорка. «Мужчины не плачут. Мужчины огорчаются». И если теперь произнести первую часть у Украинского хватало сил, то вторая застревала в глотке.

В этот нелегкий жизненный период единственным, что радовало Сергея Михайловича, было поведение Светкиного парня Игоря, которого Украинский некогда (еще весной, хотя теперь казалось, в другой жизни) собирался обрить наголо.

Читателю, очевидно, не составит труда припомнить, что избранник Светланы был обладателем шикарного, до лопаток «хаера», и учился в Политехническом институте на факультете с трудно выговариваемым названием АПРОДОС. Так вот, парнишка от Светланы не отказался, бывая в больнице едва ли не каждый день.

«Надо же. Не сбежал. Хотя и патлатый, как самый натуральный стиляга, – думал полковник и сердце его сжималось от теплоты и благодарности. – Не отрекся».

«Не отрекаются любя…»

Сокурсники Светланы из Академии, напротив, побывав в больнице несколько раз, не объявлялись с начала осени.

Ты это, – как-то даже сказал Украинский парнишке, – ты это… Утром на занятиях, вечером в больнице. А уроки? Ну, то есть, зачеты? – Сергей Михайлович поскреб скулу. – Он отдежурил у Светы ночь, и теперь мечтал о бритве. – Коллоквиумы (слово выскочило совсем неожиданно из позабытых глубин памяти и здорово самого полковника удивило), или что там у вас еще?… Смотри, попрут с этого, как его?… АПРО… с факультета, короче говоря. – полковник, обращаясь к парнишке, держался по привычке строго, но глаза сияли теплотой, с головой выдавая чувства полковника.

Не выгонят, Сергей Михайлович, – пообещал Игорь.

Смотри, – Украинский потрепал парня по плечу, – а то загребут в армию. Как Света без тебя?…

«Надолго ли тебя хватит, парень?» – думал про себя Сергей Михайлович. О том, каково будет Светлане, если Игорь перестанет приходить, он и представлять не хотел.

Не загребут, – заверил парнишка. – Сейчас не советские времена. Заплатил откупную в военкомате, и гуляй до следующего призыва.

Ишь ты?… – поразился полковник, хотя, по большому счету, удивляться было нечему. Если все вокруг прогнило насквозь, с чего бы это военкоматам строить из себя Святилища? С каких таких пирогов? Заплати налоги и спи спокойно. А по какой ставке и в чей карман, нужные люди подскажут.

В общем, Игорешка Светлану не оставлял, дежуря у ее постели практически наравне с родителями, и позволяя последним хоть как-то перевести дух. Лиде Украинской немного отдохнуть, а Сергею Михайловичу заняться, наконец, делами. Правду сказать, на службе к полковнику отнеслись с пониманием и сочувствием, приняв его беду почти как собственную. У всех, в конце концов, есть дети, и до них не составляет труда добраться. Но, как бы коллеги не ограждали Сергея Михайловича, в его отсутствие накопились терриконы дел, наподобие баррикад парижских коммунаров, силившихся остановить рвущиеся на Монмартр [47] войска.

47

Район Парижа, с выступления рабочих которого в 1871-м году началась Парижская Коммуна

В конце года полковник, засучив рукава, взялся за эти завалы, действуя с энергией, свойственной ему в былые времена. Вскоре экономические злодеи (в число каковых благодаря совершенно вредительскому налоговому законодательству и потрясающей чехарде подзаконных актов, штампуемых всеми, кому только не лень, можно было записывать половину работающего населения), на собственной шкуре убедились, что карающая длань полковника не только не утратила былую мощь, а напротив, обрела еще большую убойную силу. Первым делом Сергей Михайлович планировал прищемить хвосты производителям «левой» водки, а следует помнить, что если в нашей стране и поэт значительно больше поэта, то и водка не хрен моржовый, а продукт стратегической важности, покруче оружия или разных там радиоактивных изотопов. Кто у нас берется торговать водкой, у того либо «крыша» непробиваемая, либо с головой не все в порядке, либо жизнь надоела. Не менее тяжелая обстановка складывалась и с хищениями в банковской сфере, какие, в условиях галопирующей инфляции приняли угрожающий размах.

Осмысливая проблему в целом, полковник Украинский отмечал определенные закономерности, характеризующие протекающие в экономике процессы. Тут ему чертовски не хватало экономической подкованности, но и без нее многое легко становилось на свои места. «Даже слепомувидно», – хмурился Украинский, засиживаясь в кабинете допоздна. По мнению Сергея Михайловича, близился финальный этап грандиозной операции по очищению карманов населения, начатой еще при коммунистах методами типа замены одних сторублевых купюр другими в течении нескольких суток. Поскольку коммунисты пребывали у власти и теперь, даром что МУТИРОВАВШИЕ В ДЕМОКРАТОВ (ЭТИ ЕЩЕ СТРАШНЕЕ ПЕРВОРОДНЫХ), вышеупомянутая операция по форме и содержанию напоминала геноцид, что неудивительно. По-иному коммунисты действовать не умеют.

Для каждой операции требуются соответствующие инструменты. Таких Сергей Михайлович насчитывал несколько, первое место заслуженно присудив гиперинфляции, благодаря которой нехитрые сбережения вчерашних «совков» «горели», как мотыльки в пламени газовой горелки. Украинский полагал ее инспирированной сверху, подозревая, что исчезнувшие с худых сберкнижек дензнаки, согласно закону сохранения вещества и энергии (да простят полковнику это смелое предположение нынешние дипломированные экономисты), на самом деле, никоим образом не сгорали дотла, оседая, в конечном счете, на кодированных банковских счетах тех самых ребят, что эту инфляцию старательно раскрутили. На второе место в хит-параде инструментов невиданного «ограбления века» Сергей Михайлович ставил карманные банки и трасты, растущие буйно, как дерьмо на дрожжах. Появление этих сомнительных контор, сколоченных по принципу финансовых пирамид, говорило о том, что механизмы созданы и запущены, и в самое ближайшее время следует ожидать изъятия денег у тех, кому их иметь не полагается. С тем, чтобы грядущая приватизация прошла без сучка и задоринки, оставив большую часть населения в люмпенах, то есть без кола и двора, и далеко за чертой бедности, сколько ее не двигай, туда-сюда, бестолковыми парламентскими постановлениями. В общем, теоретические изыскания действовали на полковника удручающе, наводя на мысли о том, что СОЦИАЛЬНАЯ СПРАВЕДЛИВОСТЬ – ВАЛЮТНАЯ ПРОСТИТУТКА.