Будни старого психиатра. Байки о пациентах и не только
Шрифт:
– Здравствуй, уважаемый! Рассказывай, за что тебя сюда закрыли?
– Бабу свою хотел завалить, – ответил он так просто, словно всего лишь собирался сказать ей: «С добрым утром!»
– Так она же вроде бывшая жена? По сути-то, чужой человек.
– А <не волнует>! Она же главная <распутная женщина> в городе, её все <имеют>. Из Челябинска, из Питера, из Москвы, да откуда к ней только не едут, она всем даёт! Так ей мало, теперь она с сыном живёт, хочет женить его на себе! Понял, да?
– И откуда ты всё это узнал?
– Откуда… От верблюда! Я когда на больничке
– Понятно. У тебя травмы головы были?
– Конечно, ёп! Вон, вся башка в шрамах.
– У психиатра наблюдаешься?
– Да <на фиг> он мне нужен.
– В психиатрической больнице когда последний раз лечился?
– Давно, сейчас и не вспомню.
– Ну хотя бы примерно, пять, десять, двадцать лет назад?
– Лет пять, наверно.
– Где ты сейчас находишься?
– Да вроде мусарня, а может больничка. Пока не знаю.
– А какие сегодня число, месяц и год?
– Май, наверно. Девятого мая парад был, я ходил смотрел.
– Ты, я так понимаю, не работаешь. А на что живёшь?
– Пенсию получаю, я же инвалид.
– Всё ясно, поехали в больницу.
– Дык, а здесь-то чего?
– А здесь отдел полиции.
У господина Волкова, как и у женщины с предыдущего психиатрического вызова – органическое бредовое расстройство. Только в придачу к нему ещё и нечто похожее на Корсаковский синдром. Точно не утверждаю, поскольку при этой патологии, кроме всего прочего, должны быть грубые нарушения памяти на текущие события. Однако больной прекрасно помнил свой визит к бывшей жене, осознавал, с какой целью к ней явился. А вот всё остальное, присущее Корсаковскому синдрому, было в наличии. Здесь имеются в виду ложные воспоминания, например, фантастический «визит» давно умершего Толяна, а также дезориентированность во времени и пространстве. Ни о каком излечении речи, конечно, не идёт и нужно решать вопрос о помещении этого Волкова в психоневрологический интернат.
Впору было об ужине думать, а нас ещё только на обед позвали. Но ладно, хоть так-то. Господину Степану я перестал покупать гостинцы. Какой смысл, если не получается застать его дома?
Эх, жалко, прошли те времена, когда после обеда можно было часик полежать и расслабиться. А теперь не забалуешь, на всё про всё не больше сорока минут.
Планшет резким звуком известил о вызове: в подъезде дома без сознания женщина восьмидесяти лет, травма головы без кровотечения.
У подъезда «хрущёвки» нас встретили две пожилых женщины:
– Идёмте, идёмте скорей, а то она на лестнице вниз головой лежит! Мы побоялись её трогать.
На лестничной площадке окно было приоткрыто, под ним валялась табуретка и стояло ведро с водой. Наша больная недвижимо лежала на ступеньках головой вниз. Такое положение представляло угрозу для жизни, в частности, из-за возможной аспирации рвотных масс. Поэтому, надев сперва воротник Шанца, мы перенесли её в машину.
К счастью, гемодинамика была стабильной и не требовала неотложных мер. А потому
стал я выяснять у соседок обстоятельства случившегося.– Она мыла окно и видимо с табуретки упала, прямо навзничь. Я грохот услышала, выбежала, а она лежит, как мёртвая
– А уборщицы-то у вас нет, что ли?
– Есть. Просто Полина Сергеевна у нас старшая по подъезд, и на чистоте у неё прямо помешательство какое-то. Не дай бог, где соринку найдёт, сразу бежит мыть.
– У неё дома никого нет?
– Нет, она одна живёт. К ней дочь часто приходит, но мы ни телефона, ни адреса не знаем.
– Понятно, значит её паспорт и полис мы не получим.
– Нет-нет, что вы, мы к ней в квартиру даже и не сунемся. Она ведь знаете какая! Обвинит потом, что у неё миллионы украли!
– Ладно, тогда я сам в полицию сообщу, чтоб хотя бы дверь опечатали. А то ведь негоже, что квартира нараспашку.
Выставил я пострадавшей закрытую черепно-мозговую травму, ушиб головного мозга тяжёлой степени, кому I–II, после чего увезли мы её в нейрохирургическое отделение областной больницы.
Следующим вызовом был психоз у мужчины пятидесяти семи лет. Вызвала полиция.
Как всегда в подобных случаях, дверь в квартиру была не заперта. К нам в прихожую вышла испуганная женщина, дрожавшая всем телом.
– Здрасьте, ой, я никак в себя не приду… Такого страха натерпелась! Уже и не знаю, с чего начать-то, башка ничего не соображает.
– Всё, успокойтесь, пожалуйста. Давайте по порядку, что у вас случилось.
– Я пришла с работы, дверь отперла… Он сам меня просит уже третий день, чтоб я его запирала, когда ухожу. У него сильный запой был, потом стал выхаживаться и взаперти сидел, чтоб соблазнов не было. Ну вот, я захожу, а он наклонился и в постель ножом тыкает! Заорал: «Иди отсюда, чего ты смотришь! Он меня зарезать хотел!» Я перепугалась, что сейчас и на меня набросится. На улицу выбежала, за дом зашла и полицию вызвала. Они с пистолетом зашли, ну, думаю, сейчас, наверно, застрелят. Но ничего, скрутили и наручники надели.
– Запой-то сколько длился?
– Две недели.
– А вообще давно пьёт?
– Ой, да всю жизнь. Он водителем работает, столько мест поменял, что не сосчитаешь. Удивляюсь, как только его прав до сих пор не лишили. Но правда, за руль никогда пьяным не садился. Сейчас он в колледже работает, там директор очень хорошая, терпит его. Вот только надолго ли…
Виновник торжества, голый по пояс, сидел на полу в застёгнутых сзади наручниках под бдительным надзором двух полицейских. Лицо его с неаккуратными разлохмаченными усами было опухшим и желтоватым.
– Ну чего, эй, давай, короче, вали меня! Но я тебя один <фиг> не прощу! – говорил он непонятно кому.
– Уважаемый, что случилось? С кем ты тут воевал?
– А вы спросите у Алика, он вам всё расскажет, он же живой!
– И где же этот Алик?
– Вон, чё, не видишь, что ли? Вон на кровати лежит! Э, а эта <распутная женщина> чего тут делает? Вы, что ли, её привели? – спросил он, глядя в открытую дверь другой комнаты.
– Нет, мы <распутных женщин> ни к кому не приводим, мы ж не сутенёры какие-то! – ответил фельдшер Герман.