Будни старого психиатра. Байки о пациентах и не только
Шрифт:
Прибыли мы в полумёртвую деревеньку. В давние благословенные времена она не просто жила, а, можно сказать, процветала. И никакой не деревенькой была, а крупной цивилизованной деревней со своими начальной школой и ФАПом. Теперь же всё пришло в полнейший упадок. Бывшее поле поросло кустарником и мелколесьем. Многие дома заброшены и выглядят жалко. А в приличных, в основном, дачники живут.
На въезде нас встретил молодой мужчина в камуфляжном костюме и, сев в нашу машину, показал путь.
Подъехали мы к заброшенному покосившемуся дому почти на краю деревни. Еле пробрались туда сквозь бурьян и цепкий кустарник. Пострадавший лежал в сенях, на
Не понимал я, что там забыли двое приличных трезвых мужчин, совершенно не похожих на маргиналов.
– Вы хоть расскажите, что случилось? Как вас сюда занесло?
– Да мы на досуге копом занимаемся, старину ищем с металлоискателем, заброшки обследуем. Андрей на чердак полез, а под ним всё проломилось, и он спиной на лестницу грохнулся.
Тут подал голос сам Андрей:
– Мужики, я, наверно, позвоночник сломал, – с трудом сказал он, морщась от боли.
– Ноги чувствуешь? – спросил я.
– Они вроде как онемели, но пока не пойму…
– Покажи примерно, где болит?
– Чуть повыше поясницы.
А далее была настоящая веселуха: переноска весьма крупного мужчины на спинальном щите, который тоже лёгкостью не отличается. Причём несли мы его по каким-то кочкам и рытвинам, поросшим высоким бурьяном. Когда Андрея переложили на носилки-каталку и загрузили в машину, я попробовал облегчённо выдохнуть и расслабиться. Но с первого раза ничего не получилось. Душила одышка, в спину словно раскалённый штырь воткнули, а руки безобразно дрожали. К счастью, всё это минут через десять прошло, и я более детально осмотрел Андрея. Чувствительность в ногах была значительно нарушена. Он реагировал лишь на достаточно сильные покалывания, а простых прикосновений и щекотки попросту не замечал. Да, было понятно, что повреждён позвоночник. Конкретизировать вид повреждения я не стал, поскольку без рентгена ничего внятного сказать нельзя.
Поинтересовался я «уловом» и оказалось, что отыскали они всего-то три монетки раннего советского времени и множество всякого металлического хлама. И что, стоило калечиться ради этого? Хотя даже самый наиценнейший клад не вернёт утраченного здоровья.
Следующим вызовом был психоз у мужчины сорока четырёх лет. Вызвала полиция.
Как водится в подобных случаях, дверь была не заперта. Войдя в квартиру, увидели мужчину в застёгнутых сзади наручниках, сидящего в кресле. Громко и монотонно он вещал что-то на религиозную тему, ни к кому конкретно не обращаясь. Трое полицейских и рады бы не слышать этих излияний, но деваться было некуда. Поэтому на их лицах застыло выражение ноющей зубной боли.
Из кухни выглянула невысокая, худенькая, коротко стриженная женщина с веснушчатым нервным лицом.
– Идите сюда, – позвала она нас. – Я никак не могу в себя прийти…
– Извините, а вы ему кем приходитесь?
– Ой, как сказать-то… Сожительницей назваться не могу, потому что вместе мы не живём, а так, встречаемся время от времени. Точнее я всегда сама к нему прихожу. Мы весной в храме с ним познакомились. Если честно, то он меня больше заинтересовал не как мужчина, а как умный человек со своей религиозной философией…
– Простите, пожалуйста, давайте мы уже к сути перейдём. Что сегодня случилось?
– Ну если коротко, то я сегодня пришла и сразу увидела, что он какой-то не такой. Смотрел на меня очень странно. Потом начал что-то про бога и дьявола говорить, но я так и не поняла ничего. Вдруг он сзади меня за шею обхватил и стал
мне воду из бутылки в рот заливать. Я перепугалась, подавилась, но как-то получилось вырваться и на улицу выбежать. За дом забежала, потихоньку посмотрела, не выбежал ли он, чтоб меня догнать. Но не было его. Я сразу в «скорую» позвонила, всё рассказала, а мне велели сперва полицию вызвать.– А вы не в курсе, он у психиатра не наблюдается?
– Да, в курсе. Он и не скрывал, что на учёте стоит и в психбольнице не один раз лежал. Но вы понимаете, он, конечно, со странностями, но раньше никогда так себя не вёл. Никакой угрозы я от него не чувствовала.
Далее настал черёд пообщаться с самим виновником торжества. Хотя в собеседнике он явно не нуждался и вел бесконечный монолог о чём-то религиозном, общий смысл его оставался совершенно неясным.
– Павел Ильич, подождите, прервитесь хотя бы ненадолго. Зачем вы пытались воду-то в неё заливать?
– Я – всадник Апокалипсиса, мной всё начнётся и кончится. Читайте Библию, там всё написано! Меня бог превратил в себя, его плоть и кровь в меня преобразились! Я бог Павел и архангел Павел! Я плоть и кровь бога!
– Ладно, ещё раз спрошу. Зачем вы схватили женщину и пытались залить ей воду?
– А в Светке чёрт сидит! Вон святая вода стоит, залейте ей в рот! Залейте, я сказал! Он хочет меня в чёрта превратить! Но я – бог, чёрт никогда во мне не будет!
– А откуда вы узнали, что в ней чёрт?
– Мне моё нутро говорит, я через свой череп каждого чёрта вижу. Всё, свершилось! Свершилось! Свершилось, <распутная женщина>! Ликуем, ликуем!
Дальнейшая беседа смысла не имела. Как ни странно, Павел Ильич почти не сопротивлялся, когда его вели в машину. Вот только громкий монолог не иссякал и был бурным, как горная река.
Что касается диагноза, то могу предположить шизофрению. А вот о её форме не стану гадать, поскольку из одной лишь краткой и непродуктивной беседы невозможно сделать никаких выводов. Доказательствами шизофренического процесса выступали религиозный бред, разорванное мышление, монотонность и отсутствие живых эмоций. Причём бред представлял собой не единую цельную систему, а лишь беспорядочные осколки, из которых невозможно сложить что-то осмысленное.
Справедливости ради нужно сказать, что подруга Павла Ильича и сама была весьма странной. Зачастила в гости к психически больному человеку и интересовалась его бредовыми идеями, называя их «религиозной философией». Просто удивительно, как он её не индуцировал, проще говоря, не «заразил» психозом.
Вот и всё, обед наконец-то разрешили. Однако радость наша была преждевременной. Прямо по курсу виднелись стоявший у обочины пассажирский автобус и группа людей возле него. Казалось бы, ну что тут такого примечательного, самый обыденный мимолётный эпизод. Однако засвербела во мне тревога. И точно, завидев нашу машину, все дружно замахали руками, требуя остановиться. Вот же <распутство>, не доехали, на вызов в пути нарвались!
Когда мы подошли, около задней двери автобуса увидели лежавшего без сознания мужчину лет шестидесяти, из-под головы которого натекло немного крови.
– Что случилось? – спросил я у зрителей.
– Он стал в автобус входить, на ступеньку поднялся и упал назад, прямо затылком на асфальт, – сказал немолодой мужчина, представительной наружности. – А водитель не заметил, двери закрыл, зажал и метров десять протащил.
– Подождите, так он же выпал из автобуса, как же его зажало-то? – не понял я.