Будьте бдительны! Сборник рассказов
Шрифт:
Из дыры с лязгом вылетел первый автомат…
…После сдачи тридцати двух офицеров и солдат ещё двое офицеров вывели высокого военного с забинтованными плечом и головой.
– А теперь горбатый, - сказал тот же голос. Кое-кто засмеялся, но большинство дружинников хранили серьёзное молчание.
Отстранив придерживавших его спутников, генерал Новотны посмотрел на надсотника с неожиданным глубоким интересом. Достал из кобуры и протянул Верещагину небольшой пистолет. Молча отдал честь.
– П64, - сказал Верещагин, осматривая оружие. Помедлил. И вернул пистолет генералу: - Проше, пан генерал. Ваша зброя.
Брови генерала шевельнулись.
– Вы в плену. Вы и ваши люди, - сказал Верещагин.
– У меня будет просьба… вы понимаете меня?
– Так, - кивнул Новотны.
– Я вем руски.
– Хорошо… Так вот, у меня будет просьба, отказ её выполнить никак не повлияет на вашу судьбу или судьбу ваших людей. Сейчас вас отвезут в штаб. Вы не могли бы обратиться к тем из ваших людей, кто ещё сопротивляется - с приказом сдаться? Технические возможности вам предоставят… - увидев, как глаза генерала сузились, Верещагин сказал - без угрозы, даже с какой-то ленцой: - Право, пан генерал. Это не ваша война. Мне жаль, что вы, поляки, не можете этого понять.
Генерал обмяк. Что-то тихо сказал стоящему рядом офицеру. Тот отдал честь и обратился к Верещагину:
– Пан генерал согласен сделать это. Но хорваты… они могут не подчиняться такому приказу.
– Мы их убедим, - усмехнулся Верещагин.
– Скажите господину генералу, что я благодарен ему за согласие…
…- И какого чёрта?
– буркнул Земцов, запрыгивая на броню САУ рядом с командиром.
– Ты говорил с ним, как в кино. Как будто…
– Сергей, Польша никуда не денется, - ответил Верещагин, проверяя автомат.
– Она будет нашим соседом. И теперь, когда мы победили, мы можем позволить себе быть людьми хоть в чём-то.
– Что мы сделали?
– Сергей свёл брови.
– Победили, - легко ответил Верещагин и ахнул каблуком ботинка в башню.
– Поехали!
"Шилка" горела на углу. Надёжно построенное здание правления рынка "Северный" продолжало огрызаться огнём со всех этажей. Звёздно-полосатый флаг развевался под самой крышей - яркий, хорошо видимый, хотя и мокрый насквозь. И почти из каждого окна неутомимо выскальзывал и бился рыжий огонь.
Добежав до Верещагина зигзагом, Земцов упал за бетонную плиту и выдохнул:
– Этих сдаться не заставишь.
– А этих я и не возьму, - отрезал Верещагин.
– Э, чёрт, как к ним подобраться-то?
– он обернулся к гаубице, махнул рукой: - Долбай!
– крикнул, хотя слышать его за шумом боя вряд ли могли.
– В подвалы залезут, - буркнул Земцов.
– У нас одиннадцать убитых за последние десять минут.
– Никому пока не высовываться, вести беспокоящий огонь, передать приказ!
– повысил голос надсотник.
Двое дружинников, сгибаясь вдвое, принесли на куске брезента Басаргина. Лицо сотника было спокойным, и дырочка от пули над левой бровью синела совсем незаметно.
– Прямо в лоб, - сказал, подходя, Влад Захаров. Так, как будто никто этого не видел.
– Это из-за меня. Он меня оттолкнул, а сам…
– Так, - Верещагин сел на корточки, наклонился к убитому. Наклонялся всё ниже и ниже… ниже… ниже… Сергей, вцепившись одной рукой в бороду, другой обнял командира за плечи. Хрипло сказал с одышкой:
– Ну вот… ещё одного нашего… нет.
– Это из-за меня, - повторил Влад, кусая губы.
– Но я знаю… как… командир, разреши… я знаю… тут коллектор, мы
Верещагин поднял голову. Глаза у него были страшные. Подбежавший Эндерсон вдруг сказал:
– Господин надсотник… я хочу просить разречения…
– Какого?
– Верещагин повернулся всем телом, как волк.
– Что?
– Я поьимайу… - американец указал подбородком на лежащего на брезенте Басаригна.
– Он был ваш друк… Но… там… - он указал на здание.
– Там есть льюди, не заслужившие смьерть…
– Что?!
– шёпотом крикнул Верещагин. Именно шёпотом крикнул.
– О чём ты?!
– Они слепи, - упрямо сказал американец.
– Я буду говорьить. Пусть они сдадутса. А вы оствьите им… жизнь.
– Ты сошёл с ума, - убеждённо сказал Земцов.
– Чокнулся.
– Я бил вам хорошьим офицером, - тихо сказал американец.
– Мои соотьечьествинник… они неправ. Можьет бить, они даже преступники. Но я не могу отказаться от ньих совсем.
На миг всем показалось, что сейчас Верещагин застрелит Эндерсона. И никто не ожидал того, что он сказал после короткого тяжёлого молчания:
– Иди. И скажи, что я пощажу всех сдавшихся. Кроме того негра, который пытал Димку. Если он ещё жив.
– И это слово офицера?
– спросил Эндерсон.
– И это слово офицера, - подтвердил Верещагин. И опустился на землю рядом с телом Басаргина. Посмотрев на него, сказал тихо: - А помнишь, Игорёк, как ты к нам пришёл? Смешной… боялся смерти… а мы тогда и не думали, что это - смерть…
Полковник Палмер - с винтовкой в руке - стоял в тени входа, в проёме баррикады. При виде подходящего с высоко поднятым белым флагом офицера полковник пошатнулся, чуть не упав - и выкрикнул неверяще:
– Эндерсон?!
– Господин полковник, сэр!
– капитан отдал честь и остановился.
– Я предлагаю вам: сдавайтесь! Я гарантирую, что…
– Будь ты проклят, предатель!
– в голосе и лице Палмера были гнев и злое отчаянье. Вскинуть винтовку было делом одной секунды.
Подняв руки к груди, Эндерсон отшатнулся на шаг и упал, успев вскрикнуть:
– Зачем?!.
…- Где твой коллектор, Влад?
– спросил Верещагин.
За последние три месяца ливни вычистили трубу коллектора до блеска, унеся с собой все запахи и весь мусор. Но одновременно она стала гулкой, как внутренность барабана. Оставалось лишь надеяться, что наверху сейчас достаточно шума.
Три десятка дружинников цепочкой на полусогнутых пробирались следом за Владом. Вторым шёл Верещагин. Третьим - Пашка.
Судя по всему, американцы не знали про коллектор - и вскоре выяснилась причина такой слепоты. На выходе он был загромождён упавшим ещё в июне холодильным шкафом. За шкафом слышались пальба и отрывистая ругань.
– Твою… - выдохнул Верещагин. Мимо протиснулись двое - размер трубы позволял - дружинников. Молча навалились на белую облупленную стенку…
…Неизвестно, что подумали американцы, когда из внезапно открывшейся дыры в бывший торговый зал полетели ручные гранаты, а следом посыпались русские. Оглушённые, ошеломлённые, офицеры и солдаты лёгкой и морской пехоты, тем не менее, оказали бешеное сопротивление. Между прилавков и лотков начался ближний бой.