Будьте здоровы и держите себя в руках
Шрифт:
Второй раз эта птица влетела в мой дом спустя десятилетие. Я тогда заканчивал работу над кандидатской диссертацией. “Благоприятные исходы на уровне практического выздоровления при юношеской одноприступной шизофрении” – так она называлась. Только что напечатанные и готовые к переплету главы диссертации были аккуратно разложены на моем столе. Когда я вошел в квартиру и подошел к своему рабочему месту, то остолбенел – машинописные страницы были уделаны птичьим пометом. Я поднял глаза вверх и увидел зеленый глазастый комочек на книжной полке. Маленький, а нагадил, как стая чаек. Попугай несколько секунд смотрел на меня, потом сделал круг почета по комнате и вылетел
“На кого работаете?” – хотелось его спросить. Но его и след простыл. Впрочем, след остался на моей диссертации.
Рыбки мне всегда нравились. Это подводные бабочки. А бабочек я особенно люблю.
Утром, после бурного празднования моего пятидесятилетия, я заканчивал просмотр сна с водной тематикой. Это понятно каждому, даже иногда выпивающему, гражданину.
Проснулся я, однако, от странного звука. С тревожным любопытством вылез из постели и, перешагнув через подарочные коробки с бессмысленными предметами, с больной головой и сухостью во рту побрел на звук. Войдя в гостиную, я испытал шок! На полу стоял аквариум, в котором плескались рыбки. Как они оказались в моем доме?! Я, конечно, не все отчетливо помнил, но этот подарок я запомнил бы точно. В полные 50 лет я чувствовал себя полным кретином.
Днем мне позвонил мой сын: “Привет, как дела, пап?” – “Все нормально, но… Представляешь? Какие-то идиоты подарили мне аквариум с рыбками”. Пауза – “Пап, это мы тебе подарили”.
Мой сын со своей женой, когда меня не было дома, привезли аквариум с рыбками. Они искренне хотели мне сделать приятное. А я?! Чувство неловкости и вины перед ними живет во мне до сих пор. Вот такой получился цирк.
Ну, будьте здоровы и держите себя в руках.
27. Язык и код
Это был даже не зал – просто небольшая, прямоугольной формы комната на “Мосфильме”. Шесть рядов кресел. Нет, простых, с металлическими ножками стульев. В каждом ряду – четыре стула. Все они были заняты.
Моя мама сидела в первом ряду, у стены слева – если лицом к экрану. Мне места не хватило, и меня посадили перед мамой на круглые большие металлические коробки с кинопленкой. Я оказался на расстоянии двух метров от экрана размером чуть больше сегодняшней плазмы. Односпальная простыня. Это 1966 год. Мне было 13 лет. Я попал на закрытый, даже секретный, просмотр фильма “Андрей Рублев”. Мама тогда работала в школе – преподавала физику и была завучем. Отец одного из ее учеников сделал ей пропуск на “Мосфильм”. По блату. Мама взяла меня с собой.
Во время просмотра мама скармливала мне, голодному, ошарашенному и загипнотизированному фильмом, купленные бутерброды с языком (звучит странно: разве у бутерброда есть язык?). Других в мосфильмовском буфете не было.
В обычной жизни от такой еды я категорически отказывался. Не мог представить себе, как можно есть язык. Ужас! Мясо – абстрактно. Сердце, мозги, печень, язык – конкретно.
Язык и фильм соединились в моем сознании. Андрей Рублев дал обет молчания. Язык колокола. Монаху, которого блестяще играл Юрий Никулин, в рот заливали расплавленный свинец…
Да, много всего связано в фильме с языком. Не буду здесь расшифровывать. Нет, лучше использовать другой глагол – “разжевывать”.
Фильм “Зеркало” шел только в одном кинотеатре Москвы. Билеты я достал с большим трудом уже сам – без помощи мамы. И бутербродов с языком во время
фильма не ел. Но впечатления от фильма были не меньшими.Довольно долго потом я жил, открывая для себя и расшифровывая отражения “Зеркала”.
Любовь к Брейгелю оттуда. Я увидел на книжной полке дома у своего приятеля, сына дипломата, альбом, суперобложка которого была почему-то мне знакома. “Кто это?” – “Это Брейгель”. – “Так это же из фильма «Зеркало»!”
Из “Зеркала” музыка Баха и стихи Арсения Тарковского – а через него и любовь к поэзии Серебряного века.
Для заставки программы “Намедни”, которая (заставка) скажу сразу, не увидела света, меня снимал Георгий Иванович Рерберг…
Впрочем, об этом подробно написано в моей книге “Заметки авиапассажира”.
Мог ли я в 13 лет, сидя на металлических коробках с кинопленкой, представить себе, что прикоснусь к Мастеру через рукопожатие другого Мастера?
Как говорит мой школьный друг…
Тарковский был одним из кодов, по которому определяли, близок тебе человек или нет, – наряду с Кафкой, Булгаковым, Малевичем… Продолжите этот ряд сами. Потом, с падением “железного занавеса”, кодов образовалось больше и ориентироваться стало сложнее.
Потом коды исчезли вовсе.
А сейчас вроде они опять появляются – коды, по которым можно определить, близок тебе человек или нет. К сожалению, это другие коды. Кажется, что это не к добру.
Будьте здоровы и держите себя в руках.
28. Жизнь мечтателя
Когда Он был очень маленьким, Он мечтал быстрее стать взрослым, чтобы никто ему не мог ничего запрещать. Чтобы не слышать: “Этого нельзя, того нельзя”… Чтобы все было можно. Чтобы у него был настоящий пистолет, как у соседа-милиционера дяди Володи.
Он мечтал быть или милиционером, или военным – “Вы арестованы!”, “Падай, ты убит!”.
Пистолета у него не было в жизни никогда. Ни милиционером, ни военным он не стал. У него обнаружили дальтонизм. Зеленый и красный цвета для него были одинаковыми – фиолетовыми.
Когда Он был маленьким, но не очень, Он мечтал быстрее вырасти, чтобы стать космонавтом, или летчиком, или пожарным, или врачом… Мечтал помогать людям и открывать новые миры.
Он стал завхозом. На базе, где хранились всякие медицинские принадлежности: резиновые клизмы, резиновые грелки, пипетки. Так что этого добра у него дома было много. Но потом это добро с базы куда-то исчезло, как будто люди перестали страдать запором. И на базе стало появляться то, что ему не было нужно совсем, а людям, наверное, это стало нужно. А его стали называть сначала “менеджером по продажам”, потом – “менеджером по закупкам”.
С этой базы Он и ушел на пенсию.
Когда Он пошел в школу, Он мечтал быстрее стать взрослым, чтобы свободно курить, как дядя Саша. Так же красиво прикуривать и гасить спичку одним резким движением руки. А потом красиво класть эту обгоревшую спичку обратно в коробок, но под низ маленького синенького ящичка.
Он мечтал выпивать так же красиво, как дядя Коля, – резко опрокидывая в широко открытый рот рюмку водки. Казалось, что саму рюмку дядя Коля тоже глотал.
Он мечтал учиться сплевывать между зубов так, как Сережка из 10-го класса. И еще он мечтал стать очень сильным, чтобы когда-нибудь дать по роже Сопелкину, который его все время подкалывал, и делал ему “саечки”, и был в два раза шире его.