Буду кошкой сидеть на твоем плече

– А на мне ты женился тоже только потому, что он так захотел? – спросила она его как-то.

Клавдий это отрицал, но было понятно, что даже если бы она не пришлась ему по душе и не вызвала бы в нем нежные чувства, которые только крепли с каждым днем, то он все равно не посмел бы ослушаться отца.

Клавдий был высок и в отца черноволос, образован и хорошо развит физически – глава семьи тщательно готовил себе замену, которая должна была потребоваться рано или поздно. Он умел поддержать и умный, и шутливый разговор, сделать комплимент, был достаточно терпелив и деликатен, и Алисия тоже стала замечать, что молодой человек не оставляет ее равнодушной. Довольно скоро их дни и ночи наполнились новым смыслом, который появляется, когда приходит первая влюбленность: солнце стало светить ярче, деревья казались зеленее, персики вкуснее, а все люди – лучше, чем они есть на самом деле.

В апреле из похода в Северную Италию под предводительством Юлия Цезаря неожиданно вернулся отец Клавдия – усталый, мрачный и еще более потяжелевший. В первый свой вечер дома традиционно отобедал в кругу семьи, а потом всех отослал из трапезной и тянул вино бокал за бокалом, становясь от этого еще мрачнее и тяжелее. Алисия, спрятавшись за одной из занавесок, с ужасом и плохо сдерживаемым отвращением наблюдала за ним.

Он заметил ее присутствие, хотя она стояла у него за спиной.

– Подойди, – сказал он. – Сядь.

Алисия опустилась рядом с ним на подушки. От него пахнуло пряным, терпким, горьким. Он резко и грубо потянул ее за руку, так что ей пришлось придвинуться к нему совсем близко. Она посмотрела ему прямо в глаза, готовясь дать отпор, а он вдруг поднял руку и коснулся ее волос, будто хотел узнать, какие они на ощупь.

– Придешь сегодня ко мне, когда стемнеет, – сказал он, выпуская прядь ее волос из рук и отворачиваясь.

– Никуда я не пойду, – сказала Алисия Клавдию, передав ему слова отца.

– Ты не можешь не пойти, – горячо возразил он.

– Еще как могу.

Утром высекли молодую рабыню, которая прислуживала Алисии.

– Придешь ко мне ночью, – повторил отец Клавдия.

Алисия не выдержала на пятый день, когда из-за нее наказали дочь поварихи – совсем еще девочку. Пришла.

Когда он навалился на нее, тяжелый, горячий, поняла, что сопротивляться бесполезно и злое упрямство охватило ее – лежала не шевелясь и не проронила ни звука. Ненавидела его всей душой. А когда он уснул, выскользнула во внутренний двор и почти до утра просидела, обрывая листья с акации.

Следующей ночью все повторилось.

– Будешь лежать бревном, – сказал он, – снова начну сечь рабов.

– И что же я должна делать? – зло спросила она.

– Ты знаешь, – ответил он. – Твое тело все знает, следуй ему.

На этот раз он не так торопился, как в первую их ночь: долго ласкал ее, изучал, растягивал удовольствие, приходя во все большее возбуждение. Он был более опытен, чем Клавдий, более искушен, и Алисия заметила, что невольно прислушивается к себе, и все равно в момент, когда он проник в нее, в ней снова не осталось ничего, кроме ненависти.

К счастью, он оставался дома не более двух недель, а потом снова отбыл за Цезарем.

Прошло какое-то время, прежде чем Алисия снова смогла быть с Клавдием. Понимала, что того не в чем винить, что он не смог бы противостоять своему отцу, но все равно винила и каждый раз, когда Клавдий пытался коснуться ее, вспоминала запах и тяжесть другого тела и его ощущение в себе, от которого передергивало и хотелось сбросить кожу и обрасти новой, которая не помнила бы прошлого.

Но постепенно все снова вошло в свою колею. Дни стали яснее, небо голубее, на душе легче. Алисия уже не могла как раньше относиться к Клавдию, но все равно любила его за его чистоту, пылкость и искреннюю привязанность к ней.

– Я никому тебя не отдам, – повторял он ей.

Но, конечно, он не смог сдержать своего обещания.

Снова вернулся его отец. Полдня в ванне, полдня за столом со всеми домочадцами, весь вечер не отрываясь от бутылки с вином. Ночью он ждал Алисию.

Если она не может этого избежать, то хотя бы постарается получить от этого все, что сможет, сказала она себе.

Он был прав: ее тело знало, что нужно делать. Оно чувствовало, откликалось, учило ее такому, о чем она не имела представления ранее. И он рядом с ней, выплеснув в страсти всю свою свирепость и злость, вдруг смягчался, успокаивался, как будто ненадолго забывал о том, откуда приходил в этот дом и куда должен был вернуться. Правда, тут же снова становился грубым и резким, и она снова ненавидела его, как в первый раз, царапалась и кусалась, не в силах сдержать свои эмоции, но только еще больше распаляла его этим.

Клавдий мрачнел с каждым следующим днем пребывания отца дома. Сжимал кулаки, стискивал зубы и клялся всеми богами, что не будет больше терпеть всего этого, и, конечно, продолжал терпеть. Ко всеобщему благу, тот вскоре снова отбыл в военный поход.

На этот раз Алисии не пришлось заново привыкать к Клавдию – отдавалась ему с легкостью, не думая, вбирая и принимая все, что он мог ей дать. Тот замечал, что она стала более искусна в любви.

– Это он тебя научил? – ревниво спрашивал он.

Она не хотела об этом говорить, потому что после таких разговоров Клавдий впадал в меланхолию и долго переживал из-за своего бессилия.

Себя она перестала мучить вопросами, на которые не находила ответов: значит, судьба такая – двое мужчин, две постели, косые взгляды матери Клавдия, обо всем знающей, но не смеющей сказать и слова поперек своему деспотичному мужу. Хорошо, что хотя бы все остальные в доме пока ни о чем не догадывались, хотя надолго ли это?

Конец ознакомительного фрагмента.