Букет прекрасных дам
Шрифт:
— Так это же наша группа, из музыкального училища. Где вы это взяли?
— Помните этих людей?
— Конечно, очень хорошо.
— Можете рассказать о них?
— Из милиции, да? — спросила Инна, ловко выбираясь из грузовика. — Ищете кого?
Не дожидаясь ответа, она выхватила из моих рук ботинок и поставила на стеллаж.
— Не берите это говно, месяц только проносите, жуткая дрянь. Если вам и правда зимние ботинки нужны, ступайте в двенадцатый контейнер, там Ленвест продают. Не смущайтесь, что в России шьют, отлично делают, кожа натуральная…
— Где тут поговорить можно? —
Инна заметила это движение.
— В моем грузовике околеем, пошли в кафе.
И, не дожидаясь моего ответа, закричала:
— Ленка!
Из соседнего автомобиля высунулась девчонка.
— Чего?
— Не буду запирать, присмотри за товаром.
— А ты куда?
— Пойду горяченького проглочу.
— Ступай себе, — разрешила Лена, — все равно народ не идет.
Инна провела меня в небольшое кафе и спросила:
— Сосиски будете?
— Нет, спасибо, — быстро сказал я, — просто кофе. Да вы садитесь, сейчас принесу. Что вам взять?
— А все равно, лишь бы горячее, — отмахнулась Инна, — надо же, какой холод стоит!
Я подождал, пока она проглотит две сардельки, густо обмазанные горчицей, и поинтересовался:
— Как же вы на рынок попали? Вроде музыкант.
Селезнева грустно улыбнулась:
— Ну, предположим, Аллы Пугачевой из меня не вышло. Закончила училище и пела в ансамбле «Свежий ветер», слышали про такой?
— Нет, — ответил я и быстро добавил: — Я плохо знаю эстраду.
— Не старайтесь, — ухмыльнулась Инна, — его и специалисты не знали. Мотались по провинции, лабухали в коровниках. Потом вся дрянь с перестройкой завертелась, затем возраст начал подпирать. В тридцать пять уже трудно спать в автобусах и по восемь часов глотку драть. Пошла в музыкальную школу, преподавала пару лет за гроши. До-ре-ми-фа-соль, кошка слопала фасоль. Обнищала совсем, обносилась, а тут подружка предложила на рынок пойти, вот и стою. Да здесь полно людей с образованием, даже кандидаты наук есть, а возле ворот мужик шарфами торгует, так тот вообще профессор.
— У ваших согруппников как дела шли?
Инна опять развернула листок.
— Лара Федотова замуж вышла, дочку родила, на сцене не работала. Да ей незачем, у нее муж крупный бизнесмен, деньги рекой текут. Неля Малышева спилась совсем. Мы в прошлом году собирались вместе, училище юбилей праздновало, ну и пригласили всех. Неля явилась в лохмотьях, прямо бомжиха, лучше бы совсем не приходила. Анастас Рогозин процветает, газета у него очень популярная, тираж большой. Феоктистова Майя и Сергеева Женя давно за границей, уехали в Израиль. Где они сейчас, не знаю. Катя Ярцева в школе преподает…
— А Оля Родионова? — спросил я.
— Олечка давно погибла, — вздохнула Инна, — мы на последнем курсе были, когда она в автомобильную аварию попала. Это была первая смерть среди наших. Все так горевали!
— Говорят, она ждала ребенка?
— Это-то самое ужасное, — отозвалась Селезнева. — Девочка осталась жива, а Олька скончалась.
— Почему?
— Никаких подробностей я не знаю. Мы хоть и учились вместе, но не дружили. Нет, поймите правильно, в коридорах общались, в столовую ходили, на вечера отдыха, но в гостях друг у друга не бывали. Родионова с Женей Сергеевой дружила,
с Малышевой и с Ларой Федотовой. Вечно они шушукались, что-то придумывали, занятия прогуливали. А меня не любили.— Почему?
— Старостой меня назначили за хорошую учебу и дисциплинированное поведение. Приходилось в журнале отмечать отсутствующих. Ларка пару раз подкатывалась и просила так сладенько: «Инночка, не пиши ничего про нас». А как же не писать? Мне потом нагоняй. Вот они и перестали со мной дружить.
— Вы недавно собирались все вместе?
— Да, на юбилей училища.
— Все были?
— Нет, нет. Сергеева и Феоктистова отсутствовали.
— А Малышева с Федотовой?
— Притопали. Одна в рванье, другая в бриллиантах.
— Телефонами, случайно, не обменивались?
— А как же.
— Дайте мне их координаты.
— Что случилось-то? — наконец догадалась поинтересоваться Инна.
— Служебная необходимость, — загадочно ответил я. — Впрочем, если не хотите помочь, уточню по своим каналам.
— Какой же тут секрет, — вздохнула Инна, — книжка у меня в автомобиле лежит.
Мы вернулись к грузовику, и я получил необходимые сведения.
— Ларке можно прямо сейчас звонить, — напутствовала меня Инна, — она ничегочешьки не делает, дома телик глядит, а Неля, наверное, пьяная валяется.
Я вернулся к своей машине и позвонил Федотовой.
— Алло? — пропел девичий голос.
— Можно Ларису?
— Мама, тебя! — заорала девушка.
Через секунду снова послышалось: «Алло», — произнесенное точь-в-точь таким же юным голосом.
— Вы Лариса?
— Да.
— Простите за беспокойство, имя Оли Родионовой вам знакомо? Вы еще учились…
— Я великолепно помню Олю, — перебила меня женщина, — только она давно умерла. А в чем дело?
— Мать Родионовой хочет найти отца Риты.
— Ничего не понимаю! — воскликнула Лариса.
Я принялся довольно путано объяснять суть вопроса.
— Ладно, — смилостивилась собеседница, — чего по телефону разговаривать, лучше приезжайте ко мне, пишите адрес.
Примерно через час я входил в подъезд высокого дома из красного кирпича. Элитная постройка, как теперь выражаются. Вот только место для здания, на мой взгляд, выбрано неудачно. Шикарные окна, большие, с зеркальными стеклами, смотрели прямо на шоссе, а в двух шагах от дома шумел огромный рынок. Но подъезд впечатлял, даже пугал. Когда-то подобный эффект использовали зодчие в Испании, во времена инквизиции. Огромные мрачные соборы должны были подавлять человека, пришедшего на службу, лишний раз напоминать о его ничтожности перед богом.
Наверное, архитектор, проектировавший подъезд дома, вовсе не желал достигнуть подобного эффекта, но я почувствовал себя неуютно в почти сорокаметровом пространстве, застеленном коврами, завешанном картинами и заставленном горшками то ли с настоящими, то ли с искусственными цветами.
— Вы к кому? — поинтересовался охранник.
— К Федотовым, в сто двадцатую.
— Присядьте на минуту, — вежливо указал секьюрити на кресло.
Увидав, что я покорно выполнил указание, охранник позвонил в квартиру, выясняя, сказал ли гость правду. Поняв, что Федотова ждет меня, парень без тени улыбки произнес: