Бульдозер. Желание

– А родители ее где?
– перебил я деда.

– Так это... Пашка, отец ейный, мать зарезал по-пьяни, а сам повесился. Ленку бабка забрала к себе.

Я уже напился что ли? Аж слезу с меня прошибло.

– Тяжелая судьба у девчонки, - вздохнул дед.
– А потом и Валентина Иосифовна заболела и померла. Ленка в Москве училась, когда бабки не стало. Пока доехала, мы ее уже похоронили. Так уж она плакала, что с единственным родным человеком не попрощалась... И с тех пор одна, да одна...

Да заткнется уже дед или нет? Задрал он меня со своими историями душераздирающими! Не могу я такое слушать! Не хочу! Знать ничего не желаю!

Дед снова выглянул в окно и подскочил со стула. Схватил пузырь со стола, надел на горлышко стакан и спрятал за диван. Я догадался, что за шухер.

Дверь позади меня распахнулась, и я почувствовал на своем затылке ее взгляд, а потом уже родной и знакомый запах ее духов.

– Здорово, дед!
– зычно гаркнула Овечкина.
– Че забегал? Пьете что ли?

– Нет, конечно, Леночка, ты чего выдумываешь?
– заморосил Читушка.
– Обедаем! Будешь с нами?

Я сидел, не оборачиваясь, подперев голову руками. Мне уже было все равно на то, что скажет Бульдозер. Я свободный человек!

– Нет, деда, я на диете! На, вот, пирожков вчера спекла!
– Лена зашуршала пакетом позади меня.
– По рецепту Валентины Иосифовны! Иди, сходи, всех угости.
– Дед замялся от чего-то, продолжая стоять столбом у стола.
– Деда?
– поторопила его Овечкина.

– Спасибо, милая! Это ты хорошо придумала, - согласился дед и покинул помещение, шурша пакетом.

Лена прошла в сторожку, села на стул Читушки и уставилась на меня. Я ждал, что она снова на меня набросится, наедет, наорет, но Лена молчала.

– Я уезжаю, - выдохнул я.
– Сегодня!

33. Богдан

Лена дернулась, как будто я ей врезал, и опустила глаза. Я тоже не мог на нее смотреть. Чувствовал себя дерьмово, как предатель какой-то. Не надо об этом думать. Нельзя. Я ей ничего не обещал! Я ей ничего не должен!

Лена поднялась на ноги, подошла к дивану, сбросила с себя плащ, положив его рядом с моей курткой, а затем вытащила из-за дивана недопитую мною бутылку.

– Допивай тогда, раз тебе завтра не на работу, - произнесла она, поставив бормотуху Федора Афанасьевича передо мной.
– Во сколько поезд? Или ты на самолете полетишь?

– Без понятия. Я еще не брал билет.

– Заказывай, пока при памяти, - распорядилась Лена.
– Я тебя отвезу.

– Сам доберусь! Без тебя!

Лена порылась у Читушки шкафчике и достала второй стакан.

– Мне тоже плесни, - подала она мне посуду.
– Раз без меня разберешься.

Я налил нам обоим. Лена села обратно, окинула взглядом нехитрую закусь и взяла из тарелки огурчик. Она будет пить беременная? Ее ничего не смущает? Зашибись!

– Ты мне ничего не хочешь рассказать?
– с вызовом бросил я женщине.

– Нет, - пожала плечами Лена.
– Ты о чем?

– О своей беременности, например...

– Чё?
– сморщилась Овечкина.
– Ты чего, придурошный, напился уже что ли?
– Она усмехнулась, покачала осуждающе головой и подняла со стола стакан.
– Твое здоровье!

– сказала Лена и выпила залпом все, что я ей налил.

– Я все знаю, Лена!
– не унимался я.

– Да что всё? Ты можешь нормально говорить?

Вот что за женщина? Сидит тут, комедию ломает! Противно аж!

– Что ты беременна от Ибрагимова!
– заорал я на нее.

Лена переменилась в лице. Ее глаза округлились, а рот открылся от удивления. Что, сучка, съела? Что теперь мне скажешь?

В следующую секунду Лена хохотнула, а потом просто покатилась от смеха.

Что, блять, смешного?

– Ой, не могу!
– махнула она на меня рукой, давясь смехом.
– Это же надо...
– Кое-как успокоившись, Лена внимательно на меня посмотрела.
– Это ты, козлина безмозглая, поэтому Александру Ильичу нахамил?
– Я нервно заерзал на стуле.
– Спасибо, Москвиченок! Век не забуду!

– Да пошла ты к черту!
– разозлился я.
– Нечего было с ним трахаться! Думала, я перед ёбарями твоими на цырлах буду ползать? Ты...

Я не договорил, не высказался, потому что Лена размахнулась и залепила мне смачную пощечину. Это было настолько неожиданно, что я задохнулся, подавился буквами, что скопились на моем пьяном языке.

– Вот и хорошо, что ты уезжаешь, - совершенно спокойно сказала Лена, потерев ушибленную ладонь второй рукой.
– Еще разговоров мне тут не хватало! Надеюсь, найдут на твое место кого поприличней. А то у меня замы - не приведи господи! Один вор, второй сплетник, хуже бабы!

Я сидел некоторое время, как контуженый. Потирал горящую щеку, уставившись невидящим взглядом на свой стакан. Тяжелая рука у Овечкиной.

У Лены зазвонил мобильник.

– Да, алло!
– взяла она трубку.
– Ой, Никита, привет!
– расплылась в улыбке Булочка.
– Не совсем удобно разговаривать... Да. Хорошо. Буду ждать.

Лена закончила разговор, но улыбаться не перестала. Эта улыбка ее была такой загадочной, пока она смотрела в экран мобильника, тыкая в него пальцем.

– Чё за Никита?
– не удержался я от вопроса.

– Тебе-то что за дело, Богдан?
– вздохнула она и спрятала мобильник.
– Ты же уезжаешь? И что ты в Москве своей делать будешь?
– Лена протянула мне пустой стакан, намекая на повторение.
– Ждет тебя там кто?

– Нет, - буркнул я, наливая Лене еще.
– И тут тоже никто не ждет. Меня нигде никто не ждет!

– В этом я тебя понимаю, Богдан Алексеевич. В этом мы похожи. Странно да, прожить жизнь, и никого не нажить? Ни родных, ни близких. Вот ты для чего живешь?

Я задумался. Для себя я живу. Только признаться в этом стремно, поэтому я сказал:

– Для дочери.

– Ну, ведь врешь же? Жил бы ты для дочери, с работы бы не сбегал. Думал бы, как ей на институт заработать или на жилье какое, чтобы она бесприданницей у тебя не была. У тебя же хорошая должность, зарплата, лучше, чем в Москве. Что тебе неймется? Неужели так со мной плохо? Другие же работают? По десять лет работают. И ничего!

Я не ответил. Сам не знаю, чего мне не работается.