Бульвар Постышева

Услышав это слово, Архип на секунду задумался: «Мигом» — от слова: «миг» — в смысле, мгновенье, или, от: «МИГ» — в смысле, истребитель? И то, и другое означало — быстро. Такие мелочи его тормозили, не зависимо от него самого — он привык. Услышал, промотал в башке, представил, как она, отогнув назад руки-крылья, улетела в ту комнату переодеваться, сравнил с другими образами, нашел свой ответ, и… расслабился, если образы и ответ совпадали с его представлениями. В данном случае — дважды совпадали.

— Давай мигом, — согласился он, — я — за санями.

Скрипнули и защелкнулись двери.

Дорога на Малое Море начинается сразу же от супермаркета

Какого? Любого. В какой-то Вы все равно заезжаете затовариваться, и лишь после этого, кое-что, тем не менее, забыв купить, стартуете в сторону Байкала, обещав всё забытое купить в Баяндае.

— Ну, с Богом! — произнес Архип, посмотрел на часы, на щиток приборов, в зеркало заднего вида, в боковые зеркала, оценивая ширину просмотра, на Юльку, на Небо, мелко трижды перекрестился и повернул ключ зажигания.

Машина, почти не слышно, завелась, стрелки приборов прыгнули вверх.

Юлька сидела справа в коротком легком летнем сарафане с небольшой запотевшей бутылкой «пепси» в руках. Ножки красиво были сжаты вместе.

Архип выжал сцепление, переключил рычаг скоростей на «первую», быстренько потрогал левую Юлькину грудь, улыбнулся и подмигнул в ответ на её удивленный поворот головы, медленно отпустил педаль, и серебристо-черный красавец «Бронко» нехотя пополз на дорогу.

После «ГАИшного» КПП дорога потянула в гору. С обеих сторон стояли высокие сосны, освещенные полуденным, высоким солнцем. Всё, город остался позади, настроение значительно улучшилось, впереди их ждал Байкал, несколько дней отдыха и, наверняка, приключения — без приключений на Байкале (и у Архипа) не бывает.

Архип открыл окно, закурил.

Юлька порылась в бардачке, отыскала какую-то кассету, негромко, чисто фоном, поставила дорожную песню, поудобней откинулась вместе с сиденьем назад.

— Хорошая машина, — произнесла она, чувствуя, что Архип этого давно ждет.

— Ни то слово! — тут же согласился Архип. — Сто восемьдесят пять лошадей, а весу — тонна. Как у «Волги». Прикинь! Корпус пластиковый — легкий. Зато внизу — броня. Защита, листы-тройка и на коробке, и на бензобаке, и под движком. Железнодорожный вагон! Как неваляшка — вся тяжесть внизу, дорогу держит — за милый мой. И по лесу не страшно шарахаться — не пробьешь. Я ему ещё кингурен на «Эталоне» сварил — вообще, только сосны разлетаются. Коробка механическая, четыре ВэДэ, передок, как на «Уазике» на колёсах включается, но только одним щелчком, а ни как на наших, где крутить надо. Движок Вэ-образный, впрыск, а гедрач-то какой, гляди, одним пальцем рулить можно! — и Архип порулил одним пальцем.

Он с упоением рассказывал то, что Юльку особо не интересовало. Но она слушала — что делать? Пусть похвастается, видно же, что давно за рулем не сидел — три недели минимум. Она улыбнулась и надела солнцезащитные очки.

— Зверь, а не машина! — продолжал Архип, обгоняя грязные «Жигули». — Мы тут как-то зимой с Олежкой Шемякиным на охоту поехали на нем. Мороз — градусов сорок, сорок пять. Нас понесла нелегкая. Но надо было лицензию закрывать — срок кончался. Поперли мы в тайгу. По зимнику. Далеко урыли. До ближайшей трассы километров двадцать. Речку переехали, погоняли вдоль пригорков, ничего не нашли, и ближе к вечеру обратно. А когда речку переезжали, я помню, что за ней такая, типа яма или ниша была, а обратно едем — ниши нет. Может не та дорога? Нет — вроде та. Речка — та. След, вроде, наш — других-то никого нет. Правда, след поземкой припорошило, но след виден. Подъезжаем к речке, и, вдруг, — На! Морда в эту яму, аж по самое лобовое! Пока мы катались, морозом из-подо льда воду выдавило и затопило нишу. А яма приличная! Сверху ледок затянулся, и его поземкой припорошило — не поймешь, что там яма, не видно. Вот мы и урылись в яму. Хорошо, что ещё медленно шли. Я вылажу, сую руки в воду, чтобы передок включить, вода холодная, бляха, — как огонь обжигает, включаю. «Ну, — говорю Олегу, — молись! С первого толчка не выскачет, шлифанет — всё, труба! До лета, как памятник стоять будет!» А перспектива тащиться двадцать километров за лесовозами на тракт — не катит. Холод собачий. Да и ни один лесовоз не пойдет по реке, чтобы нас тянуть — лед может не выдержать. К тому же крюк — двадцать туда, двадцать обратно. Хреновая, одним словом, перспектива. Я за руль, Олежка толкает сбоку. Заднюю врубил, как — не знаю, но с полпинка вырвали машину из ямы. Правда, пришлось потом по другой дороге объезжать, тоже крюк не малый, но это уже чепуха. Главное — вырвали! Не подвел «Бронхит»!

Архип ласково погладил по приборному щитку, промурлыкав: «Знает папку, не подводит!»

Юлька улыбнулась. «Да он совсем ещё мальчишка, — подумала она. — Ещё в машинки играет».

Дорога пошла вдоль хомутовской степи, расположенной справа, и небольшими пригорками, стоящими по левую сторону дороги.

— А здесь мы весной раньше на уток охотились, — продолжал Архип, кивнув вправо. — Снег тает, лужи разливаются, утки на проталинах кормятся. Много бывает. Прямо из окна стреляли. Они машин не бояться. Подъедешь, откроешь окно, «Хлабысь» — готова! Доставать, только, не удобно — грязина, липкая и глубокая. В болотниках не всегда пройдешь. Сейчас уже так не поохотишься — машин много, запрещено.

Архип вздохнул, вспоминая.

— А вон там, на пригорке, — Архип показал на, круто восходящую слева, лесистую горку, — мы однажды двух зайцев видели. С сынишкой ехали, маленький он ещё тогда был — лет пять, наверное. Смотрю, зайцы скачут. Так же — весной. Мех у них ещё белый и на склоне горы, как на ладони — мишень, другого ни надо. Я с ружьем. Мы, по-моему, уже успели утку подстрелить, ну, не важно, короче — я с ружьем. Первая реакция — бить! Но тут я подумал: «Красивые такие, маленькие, скачут себе куда-то, зиму только-только пережили, не погибли, ещё шёрстку не поменяли, а я их сейчас, как в тире — «бах, бах!» Сынишка рядом, он ещё маленький, увидит — что подумает? Скажет, батя урод, про зайчиков сказки читает, а тут, как последняя сволочь, расстрелял двух несчастных зайчат». Да и не в этом дело, хотя это тоже многое значит — просто жалко мне их стало. Посмотрели мы на них с сыном и поехали дальше. А зайчата по своим делам прыг-прыг.

Архип закурил. Некоторое время молчал, пока справа у дороги не показались «кукурузники».

— Во! Вот здесь, Юлька, я с парашюта прыгал, — он показал на взлетное поле, на три ряда самолетов и вертолетов по правую сторону дороги.

Самолеты, как кузнечики, красиво стояли в ожидании Неба.

— Красиво смотрятся?

— Красиво, — согласилась Юля.

— Мне, почему-то всё время, как мимо проезжаю, приходит в голову мысль: а чего бы их ни покрасить в яркие цвета? В горошек, допустим, в клеточку, в «Микки Маусов». Прикинь, как классно бы было! А то стоят запыленные, зеленые-синие, а так бы были розово — желтые, оранжево-бирюзовые, красно-черные с мышатами по всему борту. Классно?

— Классно, классно, — согласилась она. — Выдумщик ты.

— Выдумщик — не то слово. Я тут навыдумывал, когда мимо ездил, как можно новое развлечение для экстрималов сделать. Вот смотри: здесь постоянно прыгают с парашюта, прямо на это поле. Прыжок — четыре сотни. Вызываем экстрималов и говорим: «Прыжок — штука, потому что…» А вот тут уже объяснять надо: «В крайнем доме, в соседней деревне, живет ебанутый дядя Гоша, предположим, который ненавидит парашютистов, потому что над его хатой самолеты по воскресениям достали летать! Дядя Гоша что делает? Он каждую ночь, пробирается на посадочное поле и вбивает огромный полуметровый железный штырь в землю. Парашютист, если на него наткнется, — насквозьняк! Все об этом знают, поэтому — это экстрим. Дядя Гоша, каждую ночь меняет местоположения штыря. А из-за травы его не видно. Но все знают, что штырь где-то есть». Цены резко возрастают, экстрималы валял валом. Иногда, говорят, что кого-то проткнуло, но это все фуфло — никого ещё ни разу не проткнуло, потому что ебанутый дядя Гоша — это рекламный трюк! Миф! — Архип посмотрел на Юльку хитрыми глазами. — Как? Круто?!

— Ты у психиатра, когда последний раз был? — засмеялась Юлька.

— Чего бы ты понимала? — не обидевшись, ответил Архип. — Для хорошего экстримала лишний штырь в жопе — не лишний. Видела по телику? — они специально себе болевые ощущения устраивают, врезаясь, падая, подставляя руки под укусы. Идиоты!

Архип на минутку отвлекся, обгоняя ещё пару машин.

— Я здесь первый раз с парашюта прыгал, и сразу — в затяжном. Прикинь, первый раз — и сразу в затяг! А? — Архип махнул рукой. — Хотя, куда тебе….

— Конечно, куда мне? — перебила Юлька. — На штырь-то не нарвался?

Архип засмеялся.

— Нет, не нарвался. Пронесло. А ты — язва.

Он хотел потрепать её по голове, но она отклонила голову.

— И сильно пронесло? — продолжала подначивать Юлька.

— Ты у кого таким гадостям-то научилась, дочка…

Архип успел прикрыться ладонью, чтобы не получить несколько шлепков по голове.

— Я тебе покажу, — дочка!

— Понял, понял я — виноват…. — успел сказать он. — Не отвлекайте водителя, дамочка.