Бульвар Постышева

— Конечно, я там служил.

— Молодец. Но это ещё не всё. Нас на остров перевезли. Там стояли старинные дома — прошлый век. Ребята из музея должны были их посмотреть и решить, которые из них перевозить в Тальцы, в музей деревянного зодчества под открытым небом. Что, в сущности, ребята-то и делали, если не считать, что они ещё искали в заброшенных избах старинные предметы утвари и всякую известную им чепуху. Кстати, многое из того, что они там нашли, теперь стоит в краеведческом музее и в Тальцах. Помню, Умник говорил: «Псевдо-итальянская вырезка». Или: «Проборка с рисунками ранней реставрации народной культуры». Что это такое, я тогда и не представлял. Сейчас — тоже. Короче, дальше. Ребята лазят, смотрят, а мы со Скакуном, должны всё это снимать. Ни тут-то было — камера замерзла. Мороз — смазка промерзла, агрегаты не крутят. Отсняли секунд двадцать, и амба. На острове жилых всего два дома: в одном старуха-рыбачка живет, зимой из-подо льда голыми руками сети вытаскивает, говорит, что так теплее, потому что вода «ажно» три градуса тепла. И старик-ЛЭПовец, бурят дядя Яша. Чего они там живут? Я не понял. Короче, остановились мы у старика. Там у него в доме ещё была пара мужиков, которые приехали к нему на «шестьдесят шестом», но пока его разогревали паяльной лампой, он сгорел дотла. А они в это время бухали и проворонили. «Я чувствую, стена нагрелась! А это оказывается, уже машина пылает! Хорошо, хоть дом не загорелся, — снегом отсыпали!» — рассказывал один из них, дятел. А мы на этом «66-ом» должны были обратно выбираться. В общем, у дяди Яши мы жили почти неделю. Кабаргу ели и то, что старуха в сети поймает. Кабарга вышла с горы, но провалилась в наст и замерзла — в ту ночь было пятьдесят два. Я бы тоже замерз, но мне начальник Едормы подарил валенки, когда увидел, в каких ботиночках я приехал. Спасибо ему, хороший человек, хоть и полы у него без бревен. Но вот что самое главное. Пошли студенты на соседний остров, посмотреть, что там за дома. Они любопытные, бродят везде, везде свой нос суют, ищут поделки, и всё время про Матёру рассказывают мне бестолковому. А Скакун им поддакивает — я же самый молодой, картошку чищу, дяде Яше помогаю, а они ученые и операторы. Ну, ладно, это ерунда. Так вот, бродят студенты между островами по льду Ангары и, как-то (это было, кажется, на второй день), прибегают. Орут: «Там человек замерз!» Труп на льду. Отправили ходока в Едорму — там рация. Труп, судя по всему, Зека. Их там много, они лес валят в зоне затопления, ну ты знаешь, поэтому их там море. Судя по бушлату и пидорке — это один из них. Ходок улетел в Едорму, связались с Зоной. Те спрашивают:

— Водка есть?

— Какая водка?

— У Зека водка есть?

Зеки в Едорму иногда за водкой бегали. Бесконвойники.

— Есть, — говорит.

У него, действительно, рядом бутылка водки валялась.

— Ждите, — говорят.

Прилетает «Уазик», выходят погоны, попинали легонько труп, водку забрали и обратно.

Мы говорим:

— А человек?

А те отвечают:

— Кто его сейчас хоронить будет? — земля, как камень. Придет весна, Ангара его и приберет.

И уехали.

А труп тот, так и лежал на нашей тропе, как стрелка Флинта. Сначала, зеленый какой-то был, потом почернел. И никто его не кушал — ни вороны, ни волки — промерз труп, как стекло стал.

Мы уехали, а он остался. Где-то дома у меня маленькие фотографии были — Падалка наснимал, мне подарил.

Вот, дядя, такая история. Виню я себя, что тогда так и не удалось мне мужиков из «Уазика» уговорить забрать тело. Где оно сейчас? Наверное, рыбы съели.

У мужиков машина сгорела. Падалка-велосипедист не прошел веломарафон Пекин-Париж — у них кого-то машина насмерть сбила, а он руководитель был, — затаскали. Что с другими студентами стало, я не знаю — потерял я их из виду. Скакун их студентами называл. Сам Скакун облил себя бензином и поджег — боролся за справедливость на телевидении. Погиб. Остался я один. Не подскажешь, что делать?

— Не знаю, — тихо сказал ночной сторож.

— Вот именно, — вздохнул Архип, — и я говорю. Грешен я, спать не могу, а от себя, брат, не убежишь, не улетишь, не уедешь, не ускачешь. Эх, бляха-муха!!! Куда деваться, а?

И вдруг, не дожидаясь ответа, Архип тихонько запел голосом Яшки цыгана:

«Мне бы дьявола-коня, да плёточку заветную! И тогда искать меня я в поле не советую!»

Щелчком отбросил окурок подальше и с сожалением в голосе закончил:

— Коня бы мне!

Охранник коротко подумал и быстро сказал:

— Коней здесь много — выбирай любого.

— Любого не хочу. Мне бы дьявола-коня!

— Таких здесь нет — все стандартные.

— Стандартные? Это как?

— Как-как? Обычные, для туристических прогулок по Сарминскому ущелью. Вы были в Сарминском ущелье?

— О, брат! Да ты ещё и носитель рекламы! Какой процент получаешь? — Архип в слове «процент» сделал ударенье на «о».

— Какой процент? — не понял «брат». — Я просто так спросил.

— Просто так, только кошки рожаю.

— Это да, — согласился охранник, затушил уже вторую свою сигарету о камушек, взял окурок в кулак, приподнялся. — Пойду я.

— Ступай, — отозвался Архип, — с Богом, любезный. Иди, охраняй нас.

Силуэт охранника удалялся в сторону вертлявого Буратины.

* * *

«Скоро утро. Что день грядущий нам готовит?»

Архип пошел в дом и «рухнул с инфарктом» — так он выражался, когда шел отдыхать. Проспал до полудня. Юлька принесла ему завтрак в кибитку. Мухи достали жужжать. Сожрали бы пайку, но Юлька накрыла тарелку тарелкой (Молодчина, Зайчонок!), а сама ушла загорать. Надула матрац и легла возле джипа. На берег одна не пошла. Ждала, когда встанет Архип, — тогда пойдут вместе, надеясь. Одной неохота, и страшно — тут змеи (Какие, тут змеи? Ну, ладно, — лежи).

* * *

Музыка проникала сквозь стены ближе к обеду. Блюз. Видимо, кто-то на веранде, поставив «Ионику», веселил отдыхающих. Легко было догадаться, кто. К тому же этот Кто-то хриплым голосов начал подпевать своим аккордам: «Ва-да, ба-да, баУ! Ооооо-Еэ-Ууу»…

— Старый Соснов! — подумал Архип. — Да, теперь они могут позволить себе музыку даже днем. Вот что значит бесплатные энергоресурсы!

Архип поднялся, сел на край кровати. Слега помятое лицо, но, в принципе, всё остальное в его организме работает нормально — кондиционеры помогают чувствовать себя хорошо, даже в полуденную жару в этих домиках. Тоже — энергоресурсы. Раньше бы он задохнулся в раскаленном бунгало, сейчас — свежо. И можно сполоснуться, почистить зубы, побриться. Что он и сделал. Стало ещё свежее и легче. Захотелось двигаться. Босые ноги приятно чувствовали прохладу пола. Даже не обмотанный полотенцем, он подошел к столу и приподнял верхнюю тарелку: «Что там?», одновременно, другой рукой пытаясь налить себе из пластиковой бутылки «пепси». Напиток зашипел в стакане, «стреляясь» мелкими брызгами. В тарелке оказалась жареная рыба, то ли хариус, то ли омуль, с картофельным пюре и свежим огурцом. Встал выбор: пить «колу» или поесть вначале рыбу. Есть рыбу не хотелось, он попил. Напиток ударил в нос, вышиб слезу. «Хорошо!» На крылечке послышались шаги, скрипнула и открылась дверь, появился Зайчонок, практически голый, если за одежду не считать те шнурочки и полоски ткани, которые, с грехом пополам, прикрывали лишь немногие участки тела, которые от природы и пигмента должны быть темнее остальной кожи. Она искренне улыбнулась и обняла его своими горячими руками. Прижалась грудью. Поцеловала.

— Привет. Встал?

— У меня? — непроизвольно спошлил Архип. — Секунду! — пообещал он.

Он даже и не подумал прикрыться, когда услышал, что кто-то заходит.

Юлька не обратила внимания на его слова. Он был такой свежий и холодненький, что не хотелось отпускать. Она продолжала стоять, обнимая, стала, как кошка тереться щекой о его плечо и мурлыкать:

— А я слышу — вода шумит, думаю, значит, встал. Я загорала на улице. Ты давно проснулся?

Он дернул за шнурочек на спине, верх купальника тут же разъехался.

Она сдвинула плечи, верх соскользнул к локтям, потом, коротким движением её руки, отлетел на кресло.

Он поцеловал её в шею, наклонился чуть ниже, аккуратно взял обеими руками то, что скрывал верх купальника и стал их тоже целовать, еле касаясь губами.

Она закрыла глаза и запрокинула голову.

Он опускался с поцелуями ниже.

Она чувствовала прикосновение его губ на животике, у пупка, чуть пониже, ещё чуть пониже…

Он медленно стягивал нижнюю часть пары.

Она ему помогла, вначале сдвинув ножки, потом приподняв одну и вторую.

Нижняя часть тоже улетела на кресло.

Они медленно опускались на большую, белую, прохладную простынь, продолжая прикасаться губами.

Зазвучала композиция «Энигмы».

— Старый Соснов! Как будто видит! — промелькнула мысль.

Она не стала разгибать ножки. Зачем? А руками обхватила его спину.

Кадры из «ВВС»: львы, павлины, домашние кошки, голуби, касатки, змеи, лебеди, стрекозы, горные бараны, крабы, муравьи, жирафы, колибри, вараны, гусеницы, слоники, мартышки, бабочки ………… лев ухватил-таки львицу за шею.

— И не благодари! — Архип откинулся на спину.

«Ионика» зачем-то заиграла марш Мендельсона!

«Тьфу, тьфу, тьфу» — подумал Архип.

«Как по заказу!» — подумала Юля.

Две мухи, жужжа, от потолка падали в картофельное пюре. Влипившись в картошку, они разъединились, посмотрели вокруг удивленно, попробовали на твердость «грунт», помыли передние лапки и разлетелись.

— Я тоже пойду, сполоснусь, — Архип поцеловал Юлькину грудь и приподнялся.

— Воду не выключай, — Юлька успела ласково провести рукой по его стриженой голове.