Бунт

— Всё, други моя, не вините! Блага всем желаю, от того и серчаю, — пошел на попятную Матвеев. — Но давайте послухаем стрельца одного.

— Он убил полковника! — воспротивился Долгоруков. — Чего слухать его. Али то, что посулил злато и сребра тебе, Артамон Сергеевич привлекло?

— Злато? Сребра? — вдруг спохватился еще один брат царицы, Афанасий Кириллович.

Этот был молод, но уже имел чуть ли не под сто тысяч крепостных и многие иные богатства. И, как видно, хотел и еще большего.

— А вот послухаем, что скажет и про злата, — усмехнулся Матвеев и обратился к Долгорукову. — Ты, Юрий Алексеевич, распорядись, дабы привели стрельца. Поговорим с ним.

Глава 9

Москва. Кремль

12 мая 1682 года

Итак, на чём я остановился? Внедрение полупроводников, подготовка космической программы — и всё это к концу XVIII века. Уже вовсю рассекают небесную гладь русские винтовые самолёты, готовится к серийному выпуску реактивный летательный аппарат…

Вот до чего может довести воспалённая фантазия человека, сидящего в кромешной тьме уже несколько часов. Хотя кто его знает — ощущение времени здесь такое, что можно легко ошибиться как в большую, так и в меньшую сторону. Часы это, дни — или минуты?

У меня уже состоялось два боя, почти что благородных поединка. И не сказать, что случилась моя безоговорочная победа. Первая крыса напала так внезапно, что я в этой темноте не успел среагировать и теперь сижу с дыркой на шароварах и укусом на икроножной мышце ноги.

Но больше всего досталось второй. Как и первую её товарку, я прижимал со всей силы, а потом сделал взмах ножом. Вот бы только не получилось так, что это моя единственная еда. Надеюсь, что всё-таки здесь кормят. Хоть бы как кормили, а то кушать крысиное мясо пока мне противно.

Ну, из прошлой жизни я знал, что голод — не тётка. И что не стоит разбрасываться крысиными тушками, тем более, что я уже нашёл на ощупь ту норку, откуда ко мне могут прийти нежданные гости. И заткнул эту дырку частично шапкой, в которую для объема запихнул пояс.

Но духом я не упал, да и не видел к этому особых причин, на самом деле. Напротив, наслаждался тем, что вновь захотел жить. Ведь ещё только день назад, или немногим больше, когда Горюшкины из будущего получили заслуженное возмездие, я ни на полушку не ценил свою жизнь.

И вот теперь моё подсознание, словно за спасательный круг, хватается за любую, даже мало-мальскую причину, чтобы жить. А я и не собираюсь сопротивляться этим процессам. Ведь думающему человеку важно быть сопричастным к каким-то делам.

Наверное, отсюда в том числе и развивается тяга к власти, которая даёт сопричастности больше, чем какое-либо другое явление в обществе. Если эта сопричастность имеет место быть, становятся важны и другие сопутствующие явления — дружба, к примеру, или вопросы творческой самореализации возбуждают желание жить.

Особняком здесь стоит семья. Она… должна быть. Она — как данность, непременная часть любой жизни. Семья — опора, оттолкнувшись от которой, можно взлететь. Если иначе, то приходится вдвойне, втройне сложнее — и жить, и добиваться чего-то в жизни.

Итак, пока моя неуемная фантазия уже занимается программой освоения Марса, я не стал ей мешать, а лишь задвинул подобные мысли на задворки своего сознания. Сам же подведу итог.

У меня есть семья: мой отец, мать, два брата и сестра. По нынешним меркам — очень богатая семья. И дело не только в материальных благах, но и в том, что из пятерых детей трое выжили, в том числе и я. Вот истинное сокровище каждой семьи и Божье благословение!

Так что база, семья, у меня есть. Да, они мне родные, так я это и ощущаю. Что же тогда с самореализацией? Да и здесь, вроде бы, всё в порядке. Ага, и это думаю я, сидящий в подвале без единого лучика света!

Но ведь это и вправду так. Я взял на себя миссию и уже соответственно ей действую. Скоро за мной придут. Вот уж в этом я был уверен. Придут уже даже для того, чтобы посмотреть, кто столько всего наговорил.

Посмотрят: сумасшедший или складно врёт?

А на самом деле придут, чтобы развеять свои же страхи. Пусть не сразу прониклись ни словами, ни тем, что у меня прямо из груди серебряный православный крест словно бы растёт.

А потом тот же Долгоруков, Матвеев, может, ещё кто услышал… Они задумаются, присмотрятся к окружению, найдут тех, кому можно задать вопрос о состоянии дел. И когда ответов чётких не будет, а сомнения только помножатся, за мной придут.

На это ставка. На психологию. Но не только на нее.

Фантазия — та, опять же, рисовала иное: вот бы я просто пришёл в Кремль, меня бы пропустили, я бы поговорил, глядя прямо в глаза Матвееву или хоть бы и самому государю, и все — оп! — прониклись бы сразу же моими словами! Вот это было бы, конечно, здорово. Не пришлось бы думать о том, жёсткое ли мясо у крысы, и что будет с моим желудком, когда я это стану проверять на практике.

Ведь костерок-то тут не разведёшь.

Межгалактическому слёту русской космической конфедерации, до чего дошел прогресс у меня в фантазиях, состояться было не суждено. Ощущение времени показывало мне, что прошло достаточно. Так что желание действовать вдруг разрушили российскую космическую империю, будто бы она и не имела миллионы космических боевых звездолётов в своём флоте.

Больше мне тут делать нечего. Если утопающие не хотят спастись, то как их за волосы из воды не тяни, они утонут. Это выбор каждого: быть слепцом и глупцом, ничего не предпринимая; или стать активно бороться за себя и свое место под солнцем.

Я поднялся, похромал к двери. Она уже была открыта. Отмычки и нож справились с немудренным замком. Не сказать, что медвежатник, не специалист по вскрытию сейфов или даже дверей. Ну так и замок здесь был такой простой, что труда не составило бы открыть его и удариться в бега. Однако своей возможностью я пока не воспользовался. Лишь держал в уме и такую возможность.

А дальше? Можно же пройти через другие ворота, спокойно, чинно, придумать еще какое оправдание. Да то, что подрабатываю порученцем у главы Стрелецкого приказа Долгорукова. Нет? С боем прорываться. А уже потом подымать полк.

И все равно, даже в таком случае, я не собирался предавать нынешнюю власть. Даже бунташный полк должен будет прийти в Кремль на защиту царя. Пусть тогда попробуют меня бросить в темную.

— Отчего задвижкой дверь не закрыли? Желали, кабы сбежать пробовал? — прошептал я, выходя в коридор.