Бунтарь Иисус : Жизнь и миссия в контексте двух эпох
Шрифт:
В момент мистического переживания эти отличия исчезают и появляется ощущение контакта с «тем, что есть». Это может быть опыт встречи, такой как видение, или опыт единства и сопричастности, когда «открываются глаза» или «глаза закрываются». При этом границы «Я» на время становятся проницаемыми или исчезают. То, что можно назвать «колпаком для Эго», ощущение, что мы живем за оградой, исчезает. Ограда становится проницаемой, в ней есть щели, или она совсем испаряется. И тогда опыт обособленности сменяется опытом контакта, связи. Чувство обособленности (моего особого «Я») может сохраниться на фоне ощущения связи (опыт «сопричастности») или даже может совсем исчезнуть (опыт «единения»). Но в обоих случаях это переживание
Вторая характерная черта мистического опыта, по мнению Джемса, — просветление, полное обновление восприятия. Образы просветления — слепота и зрение, свет и тьма — всегда встречаются в текстах, описывающих мистический опыт. Классическим примером этого может служить восклицание Иова: «Я слышал о Тебе слухом уха; теперь же мои глаза видят Тебя» (42:5) или строка из известного гимна «О благодать» (Amazing Grace): «Был слеп — и вижу свет» (в основе которой лежит Ин 9:25). Вследствие мистического опыта, пережитого на дороге в Дамаск, у Павла «как бы чешуя отпала от его глаз» (Деян 9:18). Теперь он прозрел.
Этот опыт имеет поэтическое свойство, если мы воспользуемся еще одним термином Джемса. Люди, пережившие его, воспринимают случившееся как познание (таков смысл слова поэтическое).[80] Хотя тут часто встречаются удивление, восхищение, радость и чувство блаженства, этот опыт не сводится к чистым эмоциям, в нем есть и познание: человек понимает то, чего ранее не понимал. И это не просто порция новой информации или новых знаний, но «реальное», священное, иной уровень действительности или, если воспользоваться самым распространенным на Западе словом, — Бог.
Мое определение слова «мистик» опирается именно на такое представление о мистическом опыте. Мистик — это человек, который очень ярко (и, как правило, часто) переживает встречу со священным и жизнь которого меняется вследствие таких переживаний. Нельзя назвать мистиком всякого человека, пережившего подобный опыт. Некоторые не включают пережитое в свою жизнь — либо потому, что такие переживания их посещают слишком редко, либо по какой-то еще причине. Но всем мистикам свойственны такие переживания.
Согласно широкому традиционному определению, мистику присуще «опытное познание Бога». Кроме того, мистики понимают, что можно соприкоснуться с Богом напрямую, без посредников. «Напрямую» тут не означает, что доступ к Богу несложен, но что с ним можно встретиться без посредников в виде организованной религии и традиции. Мистики находятся в прямой связи с Богом. Само по себе это не делает их врагами организованной религии и традиции, просто они понимают, что эти посредники не обладают монополией на доступ к священному. Поэтому официальные представители религиозных традиций часто относятся к мистикам с подозрением, а иногда даже устраивают на них гонения.
Хотя некоторые мистики вели замкнутый образ жизни и крайне редко контактировали с миром, в целом мистик вовсе не представляет собой существо «не от мира сего». Многие мистики благодаря своим особым переживаниям начинали активнее действовать в мире. Самые знаменитые деятели и реформаторы в истории христианства (как и других религий) были знакомы с мистическим опытом. Такой опыт священного становился основанием их жизни, именно из него рождались их убеждения, видение реальности и смелость.
Мистический опыт не только влияет на восприятие. Он также дает силу, поскольку мистик соприкасается с реальностью, с основой, которая больше его самого и больше мира. И тогда он обретает смелость, часто начинает протестовать против существующего порядка и отстаивать иной план, иные представления о том, каким должен быть мир.[81] Для подобных мистиков мир обладает ценностью как благое
творение Бога, а не как нечто такое, от чего следует убежать. Для них мир наполнен славой Бога. Мы здесь живем — но это место надо изменить.Именно в данном смысле я называю Иисуса иудейским мистиком. Все, что о нем рассказывают евангелия, идеально вписывается в такую картину. Иисус не только знал Бога на опыте, но этот опыт стал основой его призвания, его деятельности и учения. Он говорил и учил Духом, он исцелял Духом, он боролся за справедливость, потому что справедливость желанна Богу. Иисус как иудейский мистик связан с ветхозаветной традицией еще и потому, что там существовало стремление к справедливости. Бог, которого знал Иисус, не был расплывчатым, не был просто священным, но Богом Израилевым, Богом Закона и Пророков.
У Луки общественное служение Иисуса начинается с эпизода, который прекрасно показывает, что Иисус был иудейским мистиком, укорененным в пророческой традиции. Евангельские истории, с которых начинается общественная деятельность Иисуса, крайне важны — каждый евангелист пытается своим рассказом выделить то, что, по его мнению, было самым значимым в Иисусе и его служении. У Луки Иисус с первых слов говорит о своих особых отношениях с Богом: «Дух Господа на Мне, ибо Он помазал Меня…». Далее же он говорит о своем пророческом призвании и стоящих перед ним задачах: «…благовествовать нищим, возвестить пленным освобождение и слепым прозрение, отпустить угнетенных на свободу, возвестить лето милости Господней» (4:18–19). Иисус позаимствовал эти слова у Исайи (61:1–2; 58:6), а это показывает, что он продолжает дело ветхозаветных пророков.
Почти наверняка эта сцена была творчеством Луки, а не воспоминанием о выходе Иисуса на общественную сцену, однако она прекрасно сжато отображает то, что мы видим в синоптических евангелиях.[82] Начиная с крещения Иисуса и с видений в пустыне и во все время его общественного служения его жизнь и деятельность основывалась на опыте взаимоотношений с Духом Божьим, на опыте священного.
Заключение
Иисус как иудейский мистик — помазанный Духом, наполненный Духом, — это уже предвещает обычные представления христиан о нем. Достаточно сделать всего один шаг, чтобы перейти от слов «Дух Господа помазал Меня» к слову «Мессия». Это слово (по-еврейски mashiah, по-гречески christos) означает «помазанный Богом». Подобным образом утверждение христиан, что Иисус есть «Сын Божий», в зачаточном виде уже содержится в мистическом опыте Иисуса, называвшего Бога abba. Это слово указывает на взаимоотношения «отца» с «сыном»: если Бог abba, то Иисус — «сын». Конечно, это не равнозначно понятию «Сын Божий» в том богословском и онтологическом смысле, который появился у христиан позднее, или понятию «единородный Сын, единосущный Отцу», который есть второе Лицо Троицы, соединяющее в себе две природы.[83] Это послепасхальный язык. Но в зачаточном виде язык христологии уже содержится в мистическом опыте Иисуса.
Я возвращаюсь к вопросу об Иисусе и Боге, с которого начиналась эта глава. Был ли Иисус — точнее, Иисус до Пасхи — Богом? Нет. Ощущал ли он присутствие Бога? Был ли он иудейским мистиком, исполненным Духа, который продолжал традицию Моисея и пророков? Да. И теперь нам предстоит рассмотреть общественное служение иудейского мистика Иисуса.
6. Общая картина. Иисус у синоптиков
Иисус приступил к общественному служению вскоре после того, как увидел видения в момент своего крещения и в пустыне. Согласно Марку, это произошло «после того, как предан был Иоанн»: быть может, это просто хронология событий, но более вероятно, что тут есть причинно-следственная связь. Когда его наставник был арестован, «пришел Иисус в Галилею, проповедуя Евангелие Божие» (Мк 1:14–15).