Бунтарь
Шрифт:
Я чувствовала себя в безопасности здесь, в Чикаго. Я думала, что буду вдали от мира… От него. Теперь же буду оглядываться через плечо везде, куда бы ни пошла, задаваясь вопросом, столкнусь ли я с ним, и думая о том, что скажу ему, если мы когда-нибудь снова встретимся лицом к лицу.
Погрузившись в омут горько-сладких воспоминаний и пролистывая фотографии в телефоне, я выбираю селфи с той ночи, где мы на его заднем дворе наблюдаем фейерверк на четвертое июля. Счастливые, мы улыбаемся в блаженном неведении того, что произойдет.
Давным-давно мы жили настоящим моментом.
И признаю, время от времени
Но никогда в своих самых смелых мечтах я не представляла, что потерплю фиаско.
Постепенно погружаюсь в приятную дремоту. Мне необходимо ненадолго сбежать. Успокоить свой разум, отключить мысли. И я почти у цели…
Тук, тук, тук.
Энергия, моментально возникшая в груди, несется по мне, распространяясь до кончиков пальцев. Я забываю, как дышать.
Тихо крадучись по своей крошечной квартире, я быстро смотрю в глазок…
…и открываю дверь.
— Привет, Хейден, — говорю я. — Входи.
Глава 39
Зейн
Я стою возле огромного фиолетового викторианского дома и смотрю на третье окно в верхней части башни, где, как утверждала Далила, она живет во время учебного года.
Не знаю, живет ли она там до сих пор, но сегодня хочу рискнуть.
Я вернулся в Чикаго больше месяца назад, мои дни были полностью заняты «Чикагским Громом», но не было такой ночи, когда бы я не задавался вопросом, где она, что делает. Если она лежит в своей постели, думает ли обо мне?
Нажав домофон на входе, я получил несколько ответов по переговорному устройству и, наконец, услышал щелчок открывающейся двери. Не знаю, что чувствовать по поводу «безопасности» квартиры Далилы, где жильцы вслепую впускают незнакомцев, но сейчас я здесь, и это все, что имеет значение.
Поднявшись по трем лестничным пролетам, я выхожу в длинный коридор с тремя входными дверями в квартиры, на минуту останавливаясь, чтобы сориентироваться.
Север.
Башня северная.
Стоя за дверью с номером «3B», я слышу голоса. Два голоса. Мужчины и женщины.
Далила.
Я слышу, как они смеются, их голоса приглушены толстой деревянной дверью. Подойдя ближе, я практически прижимаюсь к ней ухом.
— Не знаю, что бы я делала без тебя… Серьезно, ты был великолепен. Я этого не заслуживаю.
Там есть другой мужчина и, судя по всему, Далила думает, что он чертовски хорош.
Мои кулаки и челюсти сами собой сжимаются.
Я раздумываю, остаться мне или уйти, но дверь открывается, и у меня уже не остается выбора.
По ту сторону стоит мужчина. Он выглядит респектабельно. Хорошо одет. Похож на старшекурсника. На нем клетчатая рубашка на пуговицах, толстые хипстерские очки, а светлые волосы зачесаны наверх. Он долговяз и серьезен. Этот мужчина — полная противоположность мне.
— Ты кто? — спрашивает он.
— Хейден, кто там? — Далила выходит из-за его спины. Ее лицо бледнеет.
— Привет, Далила, — говорю я.
— Что ты здесь делаешь? — спрашивает она.
Я глупо улыбаюсь, снова полностью ослепленный ею.
— Я пришел поговорить.
— У вас все в порядке? — спрашивает хипстерский ботан, показывая указательным
пальцем между нами.Мы с Далилой смотрим друг на друга, время словно замерло в ожидании ее ответа.
— Да, — говорит она. — Все хорошо, Хейден.
— Ладно, ну, я буду рядом. Стучи по стене, если я тебе понадоблюсь... — Парень протискивается мимо меня, исчезая за дверью с номером «3А».
— Могу я войти? — спрашиваю я.
Кивнув, Далила отводит взгляд и отступает, обхватив себя руками. Она закрывает дверь, и мы стоим в тишине.
— Ты молчишь, — говорю я. — Я был готов к упрекам Далилы Роузвуд, но ты стоишь, выглядя так, словно только что увидела призрака.
— Я только сегодня узнала, что ты переехал в Чикаго. И сейчас ты здесь. Я все еще пытаюсь осознать это. — Она отходит, сохраняя между нами безопасную дистанцию.
— Прежде чем я скажу все, что хотел сказать, придя сюда, — начинаю я, — озвучу одну вещь. И я хочу сказать ее до того, как она будет похоронена под всем, что выйдет из наших уст, как только мы начнем.
Далила скрещивает руки и настороженно смотрит на меня.
— Хорошо.
— Я люблю тебя. — Выпаливаю это прежде, чем сосредоточенный хмурый взгляд Далилы сможет удержать меня от того, для чего я пришел сюда.
Выражение лица Далилы смягчается.
— Что?
— Когда я впервые встретил тебя, ты была занозой в заднице. Настоящая головная боль, — говорю я. — И ты была чертовски сексуальной студенточкой, которую я хотел заполучить.
— Отлично. — Она закатывает глаза.
— Я знаю, какое у нас было соглашение, Далила. Знаю, мы договорились, что это будет просто веселье и секс... — я вздыхаю, — но ты должна признать, что в какой-то момент это превратилось в нечто большее.
Далила делает шаг назад, опускаясь на край дивана. Руки беспомощно лежат на коленях, а темно-каштановые пряди падают на лицо.
Она приподнимает одну руку вверх.
— Здорово, что ты переехал в Чикаго и стоишь передо мной, исповедуя свою любовь, как в фильме Николаса Спаркса, но это все равно не меняет того факта, что ты солгал мне, Зейн.
— Я никогда не лгал. — Мысленно перекрестившись и глубоко вздохнув, сажусь в кресло напротив нее. — В июне Карисса загнала меня в спортзале в угол.
— Это была Карисса?
— Позволь мне закончить. Каждый год ее отец устраивает большую вечеринку перед началом сборов…
Я рассказываю Далиле, ничего не упуская. Рассказываю, что Карисса шантажировала меня, угрожая отстранить от команды, об ее обещании оставить меня в покое после свидания, о том, как она вела себя на вечеринке.
Далила внимательно слушает каждое мое слово и, вероятно, пытается читать между строк, но ей это не нужно. Я говорю ей только правду.
Чистую.
Не приукрашенную.
— Ну, а потом я накричал на нее, — говорю я. — Перед всеми гостями, перед ее отцом.
Далила морщится.
— Через несколько дней меня вызвали в кабинет тренера Робертса. Там был отец Кариссы. — Сжимаю губы в жесткую линию. — Они сказали, что исключили меня из команды. В последнюю минуту они взяли какого-то чувака из Техаса и больше не нуждаются во мне. Я уверен, что это было частью плана, но, думаю, что настоящая причина их разрыва со мной во многом была связана с вмешательством Кариссы.