Буратино. Правда и вымысел
Шрифт:
– Да кто это вам в долг даст, вы умом, что ли с рома совсем повредились?
– Молчи, коровища, не тебе, мясничихе, судить о моём уме, ты лучше одевайся и иди к трактирщику. И себе пива в долг возьми, и мне принеси.
– И-и, да вы и вправду рехнулись или меня за дуру наблюдаете, – девица даже рассмеялась, – сожрёте пиво вы, а долг трактирщик на меня запишет. Ох же, и хитрый вы кобель.
– Ты не лайся, не лайся, – примирительно произнёс Карло, – не хочешь – не ходи, так хоть мои штаны найди.
Девка подняла с полу тряпку,
– Это что? – спросил он, и в его голосе чувствовалось недовольство. Джеппетто вдруг стал подозревать, что девка над ним издевается.
– Как что, – девка захихикала, – известно что, это же портки ваши давеча были.
– Какие же это штаны, дура, это же выкройка.
– Сегодня это, может, и выкройка, а вчерась портки были, – продолжала хихикать девка.
– А кто же мне их так? – Карло повертел материю в руках. Материя была добротная, прочная, из такой паруса шьют, а вот нитки гнилые, швов не удержали. – Какой козёл мне штаны распустил?
– А что же, известно какой, – скалилась толстуха.
– Ну и какой?
– А то вы не знаете какой?
– Скажи, кто мне штаны изуродовал, а то убью, – начал свирепеть Карло.
– Да что вы придуриваетесь, сами всё знаете.
– Дура! – заорал Карло. – Или ты мне скажешь, или я отобью тебе твой толстый зад и твою глупую морду хлеще, чем твой папаша отбивает отбивные.
– Что вы свирепствуете, я вам ваши штаны не драла, – перепугалась девка, – это же трактирщик так с вами.
– Как? – продолжал злиться Карло. – Как он это сделал?
– Известно как – собакой.
– Какой ещё собакой?
– Да вот такой, – девка развела руки, показывая, какая большая была собака и чёрная, как дьявол.
– И с чего бы это он?
– Да известно с чего. Вы рома требовали или водки, а он вас из трактира взашей, а вы стекло ему дрыном побили в окне.
– Так этот подлец за какое-то дурацкое стекло так над моими штанами надругался? – негодованию Карло не было предела.
– Да нет, он не за стекло, за стекло он полицейского позвал.
– А что полицейский?
– А полицейский вас признал и сказал, чтобы разбирались сами и ушёл.
– А я что?
– А вы известно что, давай себе снова рому требовать. А трактирщица вышла и говорит: «Синьор Карло, вы нам и так много денег должны, и всё за ром, чтобы вы им подавились. Побойтесь Бога и идите домой».
– А я что ей сказал?
– А вы ей ничего не сказали, вы ей кулаком в морду, да так, что она упала и юбка у неё выше головы, весь срам на улице. Ну вот, вы ей в морду, а сами давай орать: «Давай сюда рому, а то всех запалю». Вот смеху-то было.
– А со штанами-то
что случилось? Причём здесь собака? – недоумевал Карло, сам он ничего этого вспомнить не смог.– Да, при том, всем-то смешно, что трактирщица весь срам заголила. Вот трактирщик и осерчал. Как заорёт: «А-а-а», – и бегом за дом, а оттудова уже с собакой, и давай её на вас науськивать.
– А я чего?
– А вы тикать на забор, да куда там, пёс-то вас за порты и хвать! И ну вас драть, как тряпку. А вы орать: «Пусти, пусти, трактирщик, убери собаку, а то долг не верну». Все со смеху попадали, а народу было много.
– Говоришь, попадали? – зло спросил Карло. – Меня собаки драли, а они смеялись! Разве же это люди? Это собаки злые!
– Ну а пёс ваши штаны так распустил по швам.
– Люди – свиньи, – философски произнёс Карло. Ему было грустно, так как это были его единственные штаны. К тому же похмелье ещё не отступило. Карло чувствовал необходимость в выпивке. Поэтому синьор Джеппетто всё-таки напялил эти штаны как мог и, ощущая необыкновенную свежесть в районе седалища, сделал несколько шагов, стуча деревяшкой по полу.
Девка залилась громким смехом.
– Э-эх, дура, – Карло сплюнул в сердцах, – ты бы лучше мне какую-нибудь верёвку нашла, а не скалилась.
– И что вам верёвка, ваш волосатый зад и так вчерась все видели, – не унималась толстуха, просто закатываясь от смеха.
Не выдержав этого издевательства, Карло попытался влепить этой корове оплеуху, но стоял на ногах он нетвёрдо, а девка оказалась достаточно проворной, несмотря на свои габариты. Как и следовало ожидать, синьор Джеппетто по девке не попал, а попал рукой в каминный камень.
– У-ух, зараза, у-ух, как мне больно, – он зажал руку промеж ног и несколько секунд ждал, пока стихнет боль, а потом поднёс её к глазам. На костяшках руки красовались ссадины, причём несвежие. – Дьявол вас всех зажарь. А это у меня откуда? Наверное, об трактирщицу сбил.
– Да не-е, не об трактирщицу, – заверила его девка, – это вы об моего папашу.
– Об папашу?
– Ну да, он меня с вами пускать не хотел, говорил, что я не шлюха идти с вами всего за пять сольдо.
– А я что?
– Вы-то? Вы, как обычно, папашу по мордасам, а мне пять сольдо пообещали.
– Какие ещё пять сольдо? – насторожился Карло.
– Что такое? – взвизгнула девка. – Вы мне тут театр не разыгрывайте, сначала обещали, а теперь отпираются!
– Что я тебе обещал? Какие еще пять сольдо?
– Ах, и глаза ваши бесстыжие. Может, я и толстомясая, а вы-то меня всю ночь слюнявили и всё задарма, что ли? Вот поглядите, – девица показала пару синяков на плече, – а вот ещё, – она подняла ногу и ткнула пальцем в синяк, находящийся в весьма пикантном месте, – всю ночь меня грыз, как заяц вишню. И всё за красивые глазки, что ли? Обещали пять сольдо, а иначе я с вами в один сортир не пошла бы. У меня и помоложе есть.