Буря Жнеца
Шрифт:
Но тогда… за что ты мстил?
Где – где, Отец? – был наш Дар Гостю? Где узы чести, связующие всех Тисте Эдур? Где, где, о Томад Сенгар, во всем этом моя воля? Я Император, и лик Империи – мой и только мой лик!
Отзвуки этого вопля блуждали по залу, не желая угасать. Томад и Уруфь казались лишившимися дара речи, серые лица приобрели оттенок пепла.
Трайбан Гнол, стоявший в двух шагах за спинами Эдур, опустил глаза долу, изображая смиренного жреца. Однако Странник, чьи чувства беспрепятственно могли проникать в тайны любого смертного, мог расслышать тяжелый стук жестокого сердца старика, мог почти
Уруфь, казалось, старается сбросить оцепенение. Она медленно выпрямила спину. – Император, как можем мы знать вашу волю, когда мы отделены от вас? Разве Канцлер получил привилегию лишать Императора родителей? Отделять его от родной крови? А как насчет прочих Эдур? Император, вокруг вас построена стена. Летерийская стена.
Странник услышал, как споткнулось сердце канцлера. – Ваше Величество! – негодующе воскликнул Трайбан Гнол. – Нет такой стены! Вы защищены, о да. Воистину. От всех, кто желает навредить вам…
– Навредить? Ему? – вскричал Томад, глядя на канцлера. – Он наш сын!
– Явно не ваш, Томад Сенгар. И не ваш, Уруфь. Возможно, необходимая защита правителя кажется вам стеной, но…
– Мы хотели поговорить с ним!
– От вас, – жутко проскрежетал Рулад, – я ничего не желаю слышать. Ваши слова – сплошная ложь. Вы лжете мне, как Ханнан Мосаг, как все мои друзья – Тисте Эдур. Вообразили, что я не почую вони вашего страха? Вашей ненависти? Нет, я не желаю слушать вас. Но вам придется выслушать меня.
Император медленно выпрямил спину. Глаза его были суровы. – Наши сородичи будут освобождены. Я повелеваю. Они будут свободны. А для вас, дражайшие родители… кажется, вам нужен урок. Вы оставили их гнить во тьме. На кораблях. В ямах. Судя по таким омерзительным действиям, я заключаю: вы не понимаете ужаса выпавших на их долю наказаний. Вот мое суждение. Вам придется вкусить того, на что вы обрекали наших сородичей. Вы проведете два месяца в тюремных криптах Пятого Крыла. Будете жить в темноте, питаться раз в день. Еду вам будут спускать из люка в потолке. Говорить вы будете только между собой. На вас наденут кандалы. Во тьме. Поняла, Уруфь? Полная тьма. Никаких теней, с которыми можно играться, никаких шепотков в уши. Советую вам обдумать, что означает для Тисте Эдур Дар Гостю, почитание сородичей, какими бы падшими они ни были. Что означает подлинное освобождение.
Странник бы поражен почти так же, как Томад и Уруфь. Он не заметил, как канцер подозвал летерийскую стражу. Гвардейцы мгновенно появились, словно возникнув из воздуха, и сомкнулись вокруг Томада и Уруфи.
Беспощадные, закованные в железо руки летерийцев охватили запястья Тисте Эдур.
Странник понял, что стал свидетелем начала конца.
Недолго пришлось Семар Дев уповать, что она успеет окончить ссору еще до начала. Ей оставалось четыре широких шага до Карсы Орлонга, когда тот достиг Икария и Таралека Виида. Тоблакай приближался сбоку, оказавшись почти позади Джага, обозревавшего канал с мутной водой. Великан протянул руку, схватил Икария за предплечье и развернул к себе.
Таралек Виид потянулся разорвать захват… прикосновение кулака Тоблакая к его голове
казалось легким, почти случайным… граль упал на мостовую и замер.Икарий взирал на второй кулак, охвативший его левую руку. Лицо его выражало некоторое удивление.
– Карса! – закричала Семар. Горожане крутили головами; те, что стали свидетелями участи Таралека, убегали подальше. – Если ты убил граля…
– Он никто, – зарычал Карса, не сводивший глаз с Икария. – Последний твой блюститель, Джаг, был куда круче. И вот ты здесь, и нет никого, кто напал бы на меня сзади.
– Карса, он безоружен!
– А я – нет.
Икарий всё изучал потрепанную жизнью руку напавшего: толстые запястья, красные кольца шрамов от кандалов, пятна и полоски старых татуировок. Казалось, Джаг не может понять, как она очутилась здесь и для чего предназначена. Затем он поднял взор, заметив Семар Дев. Лицо расплылось в радостной улыбке: – А, ведьма. Таксилианин и Варат Таун говорили о тебе только хорошее. Жаль, что мы не встретились раньше – хотя я видел тебя во дворе, издалека…
– Не она твоя проблема, – бросил Карса. – Твоя проблема – я.
Икарий не спеша повернул голову, встретив взор Тоблакая: – Ты Карса Орлонг, не знающий, что такое честный поединок. Скольких товарищей ты успел покалечить?
– Они мне не товарищи. Как и ты.
– А как насчет меня? – спросила Семар Дев. – Я тебе тоже не товарищ?
Карса оскалился: – А что такое?
– Икарий безоружен. Если ты его убьешь, тебе никогда не встретиться с императором. Ты окажешься в цепях. Ненадолго. Пока тупая башка не упадет с плеч.
– Я тебе уже говорил, ведьма: цепи меня не удержат.
– Ты же хочешь сразиться с императором?
– А если вот этот убьет его первым? – воскликнул Карса, сильно дернув Икария (тот удивленно вздрогнул).
– И в этом вся проблема? Вот почему ты калечишь чемпионов? Безмозглый бычара, больше никто не станет драться с тобой.
– Ты хочешь встретиться с Императором Руладом до меня? – спросил Икарий.
– Я не прошу твоего соизволения, Джаг.
– Тем не менее ты его получаешь. Карса Орлонг, добро пожаловать к Руладу.
Карса сверкнул глазами на Икария; тот, хотя был не таким высоким, сумел встретить взгляд Тоблакая, не задирая головы.
И тут случилось что-то странное. Семар Дев увидела: глаза Карсы чуть расширились. Он внимательно уставился на Икария. – Да, – сказал он недовольно. – Теперь я вижу.
– Рад слышать, – отозвался Икарий.
– Что ты видишь? – спросила Семар.
Таралек Виид позади нее застонал, закашлялся, перекатился на бок. Его начало рвать.
Карса отпустил руку Джага и сделал шаг назад. – Ты держишь слово?
Икарий слегка поклонился: – Как может быть иначе?
– Верно. Икарий, я свидетельствую.
Джаг поклонился еще раз.
– Руки прочь от меча!
Крик заставил всех повернуться. Шестеро стражников – летерийцев подходили к обнаженным оружием.
Карса фыркнул: – Детишки, я возвращаюсь во двор. Прочь с дороги.
Они расступились, словно тростники перед носом ладьи. Тоблакай двинулся к казармам, стража пошла следом, пытаясь не отстать от широко шагавшего великана.
Семар Дев пялилась вслед; неожиданно для себя она громко взвизгнула – и тут же прикрыла рот руками.