Буйный бродяга 2014 №2

В президиуме сидели нынешние сопредседатели горсовета. Сбоку — Дана, Лена и Рашид — свидетели обвинения, рядом с ними уселись женщина и мужчина, присланные областным комитетом коммунистической партии.

Дана подошла к столу президиума, веснушки ярко проступили на побледневшем лице. Девушка поправила микрофон на воротнике и начала говорить.

Дым почти не слышал ее. Он и так знал все, что Дана собиралась сказать — репетировали с ней три раза.

— ...то, что произошло, не противоречит закону. Но давайте посмотрим внимательно на состав депутатов от компартии! Барсятников Вадим. Фролов Геннадий. Все знают, что они — сокомпаньоны по сети предприятий «Снежный барс». Далее, Барсятников Михаил, сын Вадима. Барсятников Леонид — племянник. Фамилия Барсятников в списке три раза, а Фролов — два. Далее, Доронин Петр, место работы — владелец сыроварни, дочернее предприятие «Снежного барса». Милкин Владислав, брат первой жены Барсятникова, с которой последний поддерживает хорошие отношения...

Дым покосился на приезжих из области. Женщина — высокая, с короткой стрижкой и поражающе большими серыми глазами. Кажется, биолог по профессии. Мужчина-партиец — с белесыми волосами и вытянутым узким лицом. Интересно бы с ними поговорить — они прямо к суду подъехали, но ведь потом останутся еще.

Начались прения. Лена рассказала о случаях домашнего насилия в семьях нынешних депутатов, не дошедших до милиции, но зарегистрированных женсоветом со слов свидетелей. На трибуну поднялся незнакомый рабочий с «Электрона»:

— У меня вопрос к обвинительнице. А как вообще вышло, что все эти люди были избраны? Куда наша партия смотрит?

Дана выпрямилась.

— А в нашей партии абсолютное большинство — из «Снежного барса». Вас, ребята, сколько раз приглашали вступать? Я сама по всем цехам хожу регулярно, наверное, всем уже надоела! У нас с «Электрона» всего пять человек в партии, и те не шибко активные! Никому ничего не надо, все устройством личной жизни заняты — а тем временем умные буржуи власть захватывают даже в партии! Так дождемся, что нам новые хозяева на шею сядут.

Мужчина почесал в затылке задумчиво:

— Это точно, — кивнул он, — я тебя помню, ты у нас тоже была. Ну я записываюсь! Где у вас можно в партию вступить?

Дым улыбнулся. Этот суд был возможен благодаря одному пункту в уставе партии — о том, что партия выражает интересы пролетариата на деле, и поэтому в случае спорных ситуаций партия обязана подчиниться массовому пролетарскому суду.

На трибуне сменялись ораторы. Они с возмущением говорили о произволе семейства Барсятникова, о том, что никак нельзя допускать эту шайку еще и в горсовет.

— И в магазинах у них обвешивают! — крикнула из зала работница обувной фабрики. Послышался смех.

— И цены как на Луне!

На трибуну выбралась бойкая черноволосая девчонка лет семнадцати.

— Товарищи! — пискляво, но уверенно начала она. — Наш коллектив школьной коммуны предлагает следующую резолюцию: обязать городскую партийную организацию выбрать в двухмесячный срок новый состав депутатов горсовета. В этом составе должно быть не менее сорока процентов женщин и не более двадцати процентов лиц, состоящих друг с другом в родстве!

— Уточнение! — изящно подняла руку женщина из областного комитета. — Я должна сообщить следующую информацию. Мы с товарищем представляем чрезвычайную временную комиссию обкома, и нам поручено провести в вашем городе партийную чистку. Если хотите, можно добавить в резолюцию требование — выдвигать депутатов только после чистки.

Резолюция была принята подавляющим большинством голосов. В предбаннике актового зала народ хохотал, рассказывал анекдоты. В углу на столике Рашид принимал заявления от желающих вступить в партию — выстроилась целая очередь. Глядя на это, Дана заметила:

— Кажется, можно чистку и не проводить! Нормальные люди у нас и так теперь будут в большинстве.

— Мы все-таки проведем, — улыбнулась женщина из обкома, — нам поручено. Да, Коль?

— Конечно, Алиса, — энергично кивнул мужчина, — мы их так почистим, перья полетят!

— Что-то мне даже страшно, — задумчиво произнес Дым, — а что вы будете делать?

— Кандидат? На испытательном? — спросила Алиса. Дым кивнул.

— Тут все просто, — стала объяснять она, — ты же читал устав, требования к коммунисту. Надо ведь не просто в партии числиться! Взносы, регулярные поручения, раз в год курс или экзамен по теории. Проверим, кто как это выполняет. Проанализируем все публичные высказывания и статьи этих товарищей. Дальше: бытовое поведение. Говорите, зафиксированы случаи избиений жен и детей? Тоже повод. Да, и у нас есть право исключать из партии. Как у чрезвычайной комиссии. Проверим каждого коммуниста у вас.

— Так у нас, может, три четверти организации исключать надо.

— Три четверти и исключим, — пожала плечами женщина.

— А Барсятников даже не явился, — презрительно сморщилась Дана.

— Явился — не явился, — вздохнул Олег, — а в газете он завтра прочитает о решении народного суда. Так что гулянку по поводу избрания народным депутатом придется отменить.

Лена болтала со своими старшеклассниками, и тут ее кто-то потянул за рукав. Перед Леной стояла девочка лет пятнадцати со светлыми хвостиками и испуганным худым лицом.

— Здравствуйте. Вы ведь из коммуны? — сбивчиво заговорила она. — Я ненадолго. Я Виктория Барсятникова.

Девочка быстро огляделась по сторонам.

— Здравствуй, Виктория, меня зовут Лена, давай в сторонку отойдем, — предложила учительница. Они отошли подальше, в угол, где от зала их отгораживала колонна.

— Лена, я с вами поговорить хотела. Понимаете, я хочу в коммуну уйти.

— Ну так это же прекрасно!

— Я раньше боялась. Мать каждый раз, как выволочку устроит, потом еще орет: тебя еще в интернат заберут, там бить будут, пахать там будешь как проклятая, темную будут устраивать.

Лена бросила взгляд на своих ребят — смеющихся, весело обнявшихся у дверей. Вика торопливо продолжила:

— Может, и будут. Может, и пахать. Так я и дома вкалываю — то на кассу, то ящики таскать, то мыть. Я работы не боюсь, вы не думайте. А насчет бить...

— Да не бьют у нас никого, — ответила Лена серьезно. — Работа — да. У нас свои теплицы, конезавод, цех от «Электрона» — платы собираем. Норма — двенадцать часов в неделю. Но никто не жалуется, ребятам нравится.

— Знаете, я дома не могу уже... — Вика смотрела в стену замершим взглядом.

— Понимаю, — мягко сказала Лена.

— Отец все время — вырастешь, отдадим за Васю, а он козел, Вася этот! Может, отец шутит, но я не хочу! Я, может, в Ленинград бы поехала учиться. Я врачом хочу стать. Я вот думаю, ну пусть в интернате плохо, но мне еще три года только в школе, а потом же никто не запретит ехать учиться, правда?

Лена положила руку девочке на плечо.

— Обещаю, — сказала она, — что у нас ты сможешь учиться и потом поехать куда угодно. И никто не будет тебя бить. И в интернате тебе будет хорошо. Ты мне веришь?