Буйный Терек. Книга 1

— А то же, что я собирался. — Гостев поднялся, приоткрыл дверь и, видя, что в прихожей никого нет, вернулся и сел рядом с Небольсиным.

— Эх, Александр Николаевич, ведь я сам из простых, солдатских детей, помню еще хорошо, как отец мой крепостным был… Кабы не отличился мой батька под Измаилом да не дали б ему за геройство прапорщика, был бы я и по сей день крепостным. — Он вздохнул и перекрестился. — Царство небесное, вечный покой Александру Васильевичу!

— Это кому ж, Прокофий Ильич?

— Суворову, отцу солдатскому. Это он произвел отца моего в офицеры и этим избавил нас от крепостного рабства. И мне, Александр Николаевич, дорого не то, что вы мне как родному и верному человеку все это рассказываете, а то, что вы, барин, дворянин и гвардеец, полюбили крестьянку, простую и хорошую девушку, что не погнушались ее черной костью, да еще в жены хотите взять. Вот этим-то вы навек купили меня. Я и раньше почитал и уважал вас, а теперь — не только вы мне друг и боевой товарищ, а роднее брата стали. Что я для вас должен сделать? — глядя прямо в глаза Небольсину, спросил Гостев.

— Сам бог послал вас. — Небольсин встал и крепко обнял Гостева. — Дорогой Прокофий Ильич, то, что вы сказали мне, я с радостью, всем сердцем принимаю. Только друг и брат мог меня понять и всей душой посочувствовать мне. А если мы братья, то и будем ими отныне и навек. Давай, брат, Прокофий, выпьем на «ты» и навсегда, где бы мы ни были и что бы с нами ни случилось, будем помнить, что у каждого из нас есть брат.

— Клянусь богом и своей честью, брат! — взволнованно произнес Гостев.

Они обнялись, крепко поцеловались и молча осушили стаканы.

— Делай, Саша, так, как я собирался: украсть надо, а то, что я буду начальником оказии, так это сам бог тебе послал.

— Да теперь я спокоен, все будет так, как надо, — радостно ответил Небольсин. — Еще днем я все ломал голову, как, где, каким образом похитить Нюшу… Ну, а теперь легко на сердце, так, словно все уже сделано.

— Нет, Саша, труд будет… и украсть надо с умом, да и схоронить потом умеючи, — серьезно сказал Гостев, — но это уж полдела. Знает этот самый князь что-нибудь про вашу любовь?

— Кажется, нет, но Петушков очень нагадил нам.

Небольсин стал рассказывать о доносе Петушкова. Гостев внимательно слушал, иногда негодующе хмурясь или покачивая головой.

— Ох, и подл же этот подпоручик! — вырвалось у него после того, как Небольсин закончил свой рассказ. — А жаль, что я и его тогда вместе с Прохором не огрел по морде. Боюсь, как бы эта сволочь все-таки не попортила нам дела.

— Каким образом?

— А просто. Сейчас этот князь и не думает о тебе. Как же, он ведь сиятельство, большой барин, а девушка — его собственность. Он и думает, что осчастливил ее. Разве этот кабан помыслит, что его раба может полюбить кого-нибудь другого. Ведь, кроме себя да других, прочих графов, он остальных и за людей-то не считает. Вот потому он и не обратил внимания на Петушка этого. Ну, а ежели из оказии пропадет девушка, о которой ему уж раз навет делали, да украдут ее в то время, как ты, Саша, тут же в оказии находишься, сразу он все вспомнит и на тебя подумает. И тут уж ее и в Тифлисе, и потом от всех прятать да прятать надо, — покачал головой Гостев.

— Все это я тоже думал, и мне это приходило в голову, но что же мне делать? — с отчаянием спросил Небольсин.

— А делать это надо с умом и осторожностью. Украсть мы ее украдем, и сделаем это так, что сам черт, а не то что этот бугай князь тебя не заподозрит! — ответил Гостев.

Из сенец заглянула хозяйка.

— И чего вы все разговоры разговариваете? Кушайте да пейте. А что, батюшка ваше благородие, уважаете поболе, фазана чи курятину? — обратилась она к Небольсину.

— А что, хозяюшка, и фазаны есть? — спросил Гостев.

— Есть, Прокофий Ильич. Батяка наш с лесу пяток принес.

— Настрелял охотничек, — улыбнулся Гостев. — Это наш хозяин, добрый казак Левонтий Петрович, все по лесам охотится. Гляди, Матрена Ефимовна, на чечена напорется твой охотник!

— И-и, — махнула рукой хозяйка, — не впервой. Да разве его чеченом спужаешь? Он у нас боевой. Ну так чего ж вам на утречко давать?

— Фазанов! — решительно сказал Гостев, глядя на Небольсина. — Да с картошечкой зажарь, Матрена Ефимовна!

— Как там мои люди? — спросил поручик.

— Поели, поразувались, сидят в палисадке, табачное зелье изводят, — ответила хозяйка.

— Позови ко мне, хозяюшка, молодого, Арсентия, — попросил Небольсин.

— Позову, а вы ешьте. Может, вам еще чихирьку аль вишняка подать? — уходя, спросила казачка.

— А как твои люди, Александр Николаевич, не подведут, ежели туго в чем будет? — поинтересовался Гостев.

— Арсентий надежен, этот мне больше, чем слуга, молочный брат. Ведь его с матерью и всей семьей я давно отпустил на волю. Он своей охотой поехал со мной. А вот как унтер — не знаю…

— Это старик-то?

Небольсин кивнул головой.

— Он из крепостных?

— Да, каких-то Колычевых. В этом году кончает службу, уходит вчистую. Едет со мной в Тифлис, надеется освободиться и остаться на поселение в Грузии.

— Ну, такой не выдаст, — твердо сказал Гостев. — Разве ж старый солдат из крепостных, который надеется хоть перед смертью освободиться от неволи, поможет князю? Ни в жизнь! — убежденно сказал он. — Для меня этот унтер еще надежней твоего Сени.

— А вот и я, Александр Николаевич, — появляясь в дверях, проговорил Сеня. — Звали?

— Звал. Садись! — приказал Небольсин. — Ну как, сыты, отдохнули?

— Все в аккурате, Александр Николаевич, и поели, и попили. Теперь сидим в садике, балачки разводим. Этот Елохин — ох, и веселый да чудной человек! Столько у него сказок да рассказов, и смех, и грех, и умора!

— Старый солдат. Ведь он еще с Багратионом и Давыдовым с французом воевал. И Кутузова знал. В Париже побывал. Всю жизнь в войнах да в походах провел, — с уважением сказал Небольсин.

Гостев поднялся и просительно заглянул в глаза Небольсину:

— Александр Николаевич, знаешь что? Уважь ты одну мою просьбу. Никогда не забуду этого, ежели исполнишь.

— Говори. Тебе ли упрашивать меня.

— Сделай все, что можешь, освободи через Алексея Петровича старого солдата. Ведь я слушал сейчас тебя, а передо мною, как живой, батька мой встал.

— Будь спокоен. Если буду жив, Елохин будет свободен.

— Вот добре, — радостно засмеялся Гостев. — А теперь, Сеня, зови сюда этого старого хрена, вместе выпить охота.