Бяк-бяк-бяк-бяк
Шрифт:
Острота проблемы снизилась, но сама-то проблема осталась — в особенности из-за того, что половина выпуска МАИ пятьдесят шестого года была распределена между этими двумя предприятиями. Хорошо еще, что большинство выпускников оказались людьми несемейными и ли в крайнем случае малосемейными (то есть пока что детьми обзавестись не успели) — и «новичков» расселили временно по общежитиям. Но оба конструктора (получившие по завершении этих преобразований) статус «Генеральных конструкторов», распорядились (опять-таки по взаимной договоренности) одновременно нарушить постановление Президиума Верховного Совета и ту часть жилья, которую предприятия строили «хозяйственным способом», приказали возводить по «уплотненным вариантам». Здраво рассудив, что молодежь двумя и более детей обзаведется не скоро (на случай рождения близнецов запасные
Так что с осени ОКБ-51 в основном сосредоточилось на двух проектах: УР-100 и предложенный морякам Челомеем самолет-снаряд для подводных лодок, способный запускаться из-под воды. Сначала флотоводцы предложение Челомея высмеяли, но чуть позже решили, что проект выглядит весьма перспективно и поддержали его (морально — проведя «разъяснительную работу» в правительстве и физически, обеспечив приличное его финансирование). И сами начали активно готовиться к работе над этими ракетами, в Ленинграде начали даже строить специальную «подводную лодку», которую было решено разместить в озере Иссык-Куль. То есть плавать этой лодке самостоятельно не требовалось, по сути это был всего лишь имитатор, способный самостоятельно погружаться и всплывать — и на который можно было снаружи навесить самое разнообразное оборудование для проведения подводных испытаний. Но работы здесь было много, и работы не простой: ведь кроме всего прочего ее нужно было как-то до озера довезти и там собрать. Впрочем, эти заботы моряков ОКБ Челомея вообще никак не касались.
А вот пристальное внимание к его работе со стороны руководства страны его несколько напрягало. И особенно напрягало то, что Лаврентий Павлович постоянно Владимира Николаевича донимал вопросами «ну когда же?» Так что на очередной встрече с руководителем ВПК СССР он не сдержался:
— Лаврентий Павлович, вы же своими глазами видели, что ракета в принципе летать умеет. А то, что она летать пока умеет лишь туда, куда сама захочет, я сейчас исправить не в состоянии. Поскольку системами управления занимаются другие предприятия, на которые я в принципе никак повлиять не могу, они ведь не то что в МАП не входят, они вообще к ВПК напрямую не относятся. Да и те, что относятся… откровенно говоря, я уже просто устал ругаться с Валентином Петровичем по поводу проведения доработки системы управления тягой его двигателей.
— Я мне об этой проблеме сообщить?
— Ну и что бы вы сделали? Во-первых, он сильно, я бы даже сказал, критически загружен по программе разработки двигателей для машины Королева. А во-вторых, он и вам бы предоставил тысячу неоспоримых причин, объясняющих, почему он эту доработку сделать не может. Хотя на самом деле просто не хочет…
— Это почему это? — очень удивился Берия.
— Это потому, что Валентин Петрович конечно гениальный конструктор. Но как человек — он просто говно. Сейчас он просто не хочет ругаться с Королевым, который тоже конструктор гениальный, но говно еще более говнистое.
— Смело вы ярлыки развешиваете…
— Имею право. Потому что я и сам такое же говно — по крайней мере с точки зрения Глушко и Королева. Но тут уж ничего не поделать: в большинстве случаев главный конструктор может чего-то добиться только будучи этим самым говном. Исключений крайне мало: в МАПе это Петляков и Мясищев, в МОМе, пожалуй, только Янгель. Еще Макеев не очень говнистый, но ему крупно повезло.
— Хм… а в чем повезло Макееву?
— А он прикрылся флотоводцами, ему теперь не нужно ресурс зубами вырывать у конкурентов. Кстати, поэтому и Бериев может вести себя прилично: моряки своих защищают и ресурс у них имеется.
— Пожалуй… С Петляковым понятно, ему еще Иосиф Виссарионович благоволил и работу его поддерживал всячески. А почему Мясищев?
— Ему воспитание не позволяет. Как и Павлу Осиповичу, но у белорусов это в крови. Однако поскольку говна ему в характере не хватает, его слишком просто такие как я или Королев сожрать могут. Везет ему, что он занимается тем, во что другие не лезут.
— Как же не лезут, а Гудков с Горбуновым, Гуревич?
— Гудков с Горбуновым сожрали — на счастье всей страны — Лавочкина, и до сих пор переваривают сожранное. Гуревич… так как Артем Иванович теперь у товарища Патоличева не в чести, то у него возможностей сожрать Сухого просто нет. Да и косит он
на соседней поляне, пока с Павлом Осиповичем не пересекается.— А Бартини? Как вы его оцениваете?
— Гений, но, должен сказать, человек он просто глубоко несчастный. Он же итальянец, наверху его до сих пор полностью своим не считают — и большей частью он своими идеями с другими делится, чтобы хоть так их в жизнь воплотить. Кстати, вы бы обратили внимание на последний проект Петлякова, который он совместно с Бартини разработал.
— Что за проект?
— Средний бомбардировщик, по нему пока только НИР закончили. Машина, конечно, не особо выдающаяся…
— Так зачем же…
— Зато если случится что в Европе… или в Азии… Послабее, конечно, М-4 или даже Пе-20, но ведь и стоит в разы, на порядок даже дешевле! Эти самолеты можно будет тысячами выпускать!
— Спасибо, я поинтересуюсь. А теперь я хочу узнать, когда мы можем ожидать УР-100 хотя бы готовой у испытаниям?
В конце октября Ильюшин поднял в воздух свой новый пассажирский самолет. Четырехмоторный, на восемьдесят пассажиров (причем одновременно с самолетом, самостоятельно перелетевшим с Ходынки в Жуковский, туда же была доставлена документация на «доработку» самолета с увеличение числа мест до девяноста четырех. Но для ГВФ главным было то, что самолет с полным салоном мог летать более чем на шесть тысяч километров, так что Сергей Владимирович еще не дожидаясь не то что завершения, а даже начала испытаний, получил правительственный заказ на изготовление десяти таких самолетов. Для ильюшинского завода заказ был хотя и в принципе подъемный, но все же очень напряженный, и сразу же начались новые разборки среди конструкторов МАП на тему «кому какой завод передавать». И вопрос этот был очень непростым: в конструкции самолета использовались титановые детали, а титан пока что ни на одном серийном заводе нормально обрабатывать не умели…
То есть на одном — Ташкентском — уже умели: там выпускались «грузовики» Бартини, в котором тоже титановые детали использовались. Но отдавать это завод кому-то другому МАП не собирался: и ГВФ, и — особенно — транспортная авиация ВВС такой объем заказов разместили, что завод в Ташкенте срочно расширялся и даже после того, как это расширение завершится, ему только чтобы только с текущими заказами разобраться, потребуется лет десять…
Товарищ Патоличев в меру возможностей советскому авиапрому помогал, но у него и других забот хватало. Так что МАП радовался и тому, что Лаврентий Павлович с тем же энтузиазмом, с каким он раньше занимался спецпроектом, теперь работал над авиапромом и ракетами. Хотя это и было для всех в министерстве несколько… утомительно, да и нервов всем изрядно портило, в целом дело продвигалось довольно успешно.
А Николай Семенович был вынужден больше внимания уделять делам уже «международным». Товарищ Мао в Китае уж очень специфическую политику вел, и Патоличеву с огромным трудом удавалось его отговаривать от исключительно диких (с точки зрения советских специалистов) «экспериментов». Правда в этом ему помогало то, что «великий кормчий» успел назначить своего старшего сына на какую-то «необременительную должность» в китайском министерстве промышленности…
Все же Мао-младший получил довольно приличное образование в СССР, к товарищу Сталину испытывал чувства, близкие в религиозному фанатизму, а внутри министерства авторитет его оказался неожиданно большим. И даже не потому, что у него был «такой отец», а потому что он действительно старался качественно проработать порученные ему вопросы. И — получить на них правильные ответы.
Китай оставался все еще глубоко крестьянской страной: в деревнях пробивало больше девяноста процентов населения, и население это было в своей массе вообще неграмотным. К тому же — в том числе и в силу этой неграмотности — крестьяне даже себя толком прокормить не могли. Аньин задал «нужные вопросы» председателю китайской Академии наук, получил на них удовлетворившие его ответы — и проделал трюк, чуть не стоивший ему не только карьеры, но и, возможно, жизни: в Харбине с помощью советских специалистов он запустил завод по производству станков, необходимых для строительства заводов уже тракторных. А в Гирине — рядом с которым уже снова заработала «первая в Китае ГЭС» — и тракторный завод начал выпуск так нужных китайским крестьянам машин.