Быдло

Встревоженные пыль и мусор метались в воздухе, поднятые сильным ветром. Окружающее пространство мрачно давило на меня. Создавалось такое впечатление, что потемнел сам воздух. Я оседлал новый велосипед и начал набирать скорость. На моё счастье машин было немного, ведь я летел на бешеной скорости, ничуть не заботясь о своей безопасности. Парк встретил меня напряжённо и встревоженно. Злой ветер продирался сквозь зелёные кроны. Дорожки засыпало свежей листвой.

Последние гуляющие по парку люди поспешно выскакивали за ворота, пытаясь побыстрее укрыться от надвигающегося ненастья. Я заехал в сумрачное пространство под кронами деревьев. Хорошо, что я захватил очки. В лицо летели песок и мусор, а пробегающие мимо деревья так и норовили хлестнуть гибкими молодыми ветками по глазам. Велосипед, конечно, всем был хорош, но на нём не было фонаря и мне пришлось снизить скорость, чтобы не влететь в дерево, яму или не наткнуться на камень, не заметив их в быстро надвигающихся сумерках. Собачья площадка пустовала, а хулиганствующий ветер гонял по пустырю обрывки пакетов и клочья бумаги. Возле оврага остались растянутые ленты, огораживающие место преступления, но там было пусто. В овраге никого не было. Тем не менее, я чувствовал, что Ева близко, я нахожусь где-то совсем рядом с ней, и меня ждёт скорая разгадка тайны исчезновения моей красавицы. Я покатился наобум туда, куда несли меня резвые ноги и дурная голова. Набрякшее небо никак не могло разродиться дождём, оно всё так же давило, опускаясь ниже и превращаясь в кипящее чёрное варево ведьминого котла. Навалившаяся темень была густой, как печная сажа.

Я уже практически ничего не видел, а ехал с помощью, внезапно обострившейся, интуицией, граничащей со способностями летучих мышей или экстрасенсов. Прохладный сильный ветер превратился в холодный и пронизывающий. Езда по лесу давалась тяжело. Мягкий лесной дёрн, ветки, холмы и ямы жадно вытягивали силы моего организма. Сказывалось отсутствие регулярных физических нагрузок. В конце концов, я повёл велосипед в поводу. Уже не было сил, чтобы крутить педали. К тому же езда в темноте стала просто опасной. Я заблудился. Я понятия не имел: где я нахожусь. Неудержимое желание ехать вперёд уступило место досаде, а следом уже накатил страх. Я вытащил смартфон и попытался запустить навигатор, но сволочная программа никак не хотела запускаться в отсутствие интернета, а сигнал от вышки был очень слабый. Я автоматически побрёл в ту сторону, где лес был не такой тёмный и страшный. Это помогло. Я вышел на просеку под линией электропередач. Мощные опоры буквально подпирали тёмную перину неба. Казалось, что решётчатые мачты наподобие древних атлантов держат мрачный небосвод.

Предположив, что вдоль высоковольтной линии я рано или поздно выберусь из леса и дойду до цивилизации, я покатил двухколёсную машину в выбранном направлении. Был поздний вечер или уже ночь. Далёкие зарницы приближались, а гром гремел всё ближе и отчётливее. В мою сторону двигалась гроза невиданной силы, я торопился найти хоть какое-то укрытие. Идти по относительно ровной поверхности, очищенной от деревьев и кустарника, было не в пример легче прогулкам по лесу. На просеке было светлее, но казалось, что сам мир выцвел и стал похожим на старое чёрно-белое кино. Собаку я заметил не сразу.

Знакомый беспризорный пёс брёл вдоль кромки просеки, практически сливаясь с густой растительностью. Душный гнёт стонущего чёрного неба разродился первыми тяжёлыми каплями, ветер с остервенением метался седи деревьев, лес охал, скрипел и жаловался. Я изо всех сил закричал собаке:

— Эй, постой! Шарик, ко мне. Иди сюда, хорошая собака. Ты должен меня помнить. Тризор, Полкан, Тузик, Казбек, Мухтар! — попытался я приманить собаку. Я даже на корточки присел и вытянул руку в сторону беспризорного кобеля. Но старый знакомый, с каждым появлением которого в мою жизнь приходили несчастья, всё так же брёл, слегка качая хвостом и абсолютно игнорируя меня. Тогда я побежал. Жёсткие стебли прошлогодних сорняков хлестали по голеням и бёдрам, пытались спутать мои ноги, удержать, схватить, не пускать, они кололи и царапали меня, но я всё равно бежал к собаке. Казалось, что я его догнал, но вредная псина свернула в лес. Я бежал за ним, не разбирая дороги, продираясь сквозь кусты, натыкаясь на кусты и деревья. Пёс остановился и обратил на меня внимание, когда я запутался и упал, кувыркнувшись через велосипед. Теперь я оказался на незнакомой поляне, место было открытое, но там уже было много собак — целая стая. Место было открытое, на окружённой лесными зарослями, большой поляне даже кустов не было, зато вздымались валуны разного размера и формы, а в самом центре свободного от деревьев пространства из земли поднималась изъеденная эрозией скала из песчаника или известняка. Я побежал навстречу стае, ведь там был тот самый пёс, ставший вестником трагедии, котораяч теперь прочно вошла в мою жизнь.

Велосипед я не бросил, хотя он жутко мне мешал. Педаль постоянно била по ноге, колёса так и норовили провалиться в очередную ямку или рытвин. Получалось, что я практически нёс на руках двухколёсный агрегат. Оказалось, что я тащил его не ради прихоти, не из жадности и не по привычке. Велосипед мне спас жизнь. Я прикрылся им, когда на меня кинулась первая здоровенная псина с разорванным ухом. Внушительных размеров кобель пустился в галоп с места и за считаные мгновения оказался передо мной. Последний скачок превратился в длинный затяжной прыжок. Я резко дёрнул велосипед вверх, за долю секунды до того, как бездонная клыкастая пасть должна была врезаться мне в лицо. Я устоял на ногах, а белоснежные зубы хищника заскрежетали по карбоновой раме. Потом я обрушил своё неожиданное оружие на голову следующей собаки, а потом я закрутился волчком, вращая велосипед перед собой, как булаву. А вокруг меня с велосипедом смертельной каруселью носилась вся стая бродячих собак. Озлобленный лай, рычание, визг не сулили мне ничего хорошего.

Всё-таки одичавшие друзья человека были настоящими хищниками, которые охотились и убивали, а потом пожирали свою добычу. И сейчас в роли добычи оказался именно я с велосипедом. Колесо со всего маха ударилось о громадный валун. Я чуть не выронил велик, но инстинкты сами подсказали мне верное решение. Я бросил своего двухколёсного друга в собак и с ловкостью обезьяны вскарабкался на, торчащий из земли, скальный кряж, воспользовавшись секундным замешательством в боевых порядках врага. Теперь я был на вершине небольшой скалы и подойти ко мне можно было лишь с одной стороны. А что я буду делать, когда ко мне подойдут собаки? Конечно, они не смогут напасть на меня со спины, но мне и спереди нечем защищаться. Я панически зашалил по карманам. Но там была всего лишь связка ключей, а вот оружием для меня могла стать цепь с кодовым замком, но она осталась на велосипеде. Я покрутил в руках бесполезную связку ключей и снова сунул её в карман. На, изъеденной эрозией, поверхности не было травы, не говоря уже о деревьях, но зато были камни. КАМНИ!!! Я подхватил из-под ног несколько камней и швырнул их в собак. Я попал в голову первому псу, который поднимался вслед за мной. Ещё несколько камней угодили по другим собакам. Отчаянный визг наиболее пострадавшей псины охладил пыл сразу всей стаи. Псы уже не бросались на меня, но и в покое не оставили. Сколько я смогу отбиваться от собак? Я с ужасом понял, что подходящих камней под ногами не осталось. Отличный конец жизни — быть сожранным собаками в лесу на окраине мегаполиса. Я принялся расшатывать и выдирать из скалы качающиеся камни. Но тут одновременно полыхнула молния, и ударил гром, нещадно хлопнуло по барабанным перепонкам. Казалось, что рядом шарахнул залп из корабельного орудия. Я увидел ослепительно-яркий столб, ударивший в дерево на краю поляны. На моей сетчатке осталось белое слепящее пятно. Обрушился толстый сук старого дерева, полыхнул яркий огонь, и облако белого дыма рванулось к низкому небу. Собачья стая с воем и визгом кинулась врассыпную. На меня хлынули упругие струи ливня. Ураганный ветер валил с ног, трещали лесные деревья, лил холодный дождь, непроглядная темнота окружала меня со всех сторон. Где-то вокруг выли и лаяли собаки. Я продолжал вытаскивать камни и раскидывал их в разные стороны, чтобы отпугнуть собак. Не хватало, чтобы на меня в темноте набросились кровавые твари. Обдирая руки и выковыривая из крошащейся скалы камень за камнем, я продирался вглубь. Под проливным дождём, утопая в грязи, мне удалось докопаться до какой-то щели, в которую можно было протиснуться. Я неимоверным напряжением вывернул последний валун и сумел влезть в образовавшееся укрытие. Я снова разбрасывал камни и рыл руками землю, расширяя проход. О собаках я уже не думал, я продирался в узкую щель, рискуя застрять тут навсегда. Внезапно грунт и камни под ногами провалилась, и я рухнул вниз.

Боли я не почувствовал, падал я невысоко, и приземлился на рыхлый влажный песок. Мне удалось подняться на ноги. Я попал в узкую длинную пещеру, напоминавшую подземный ход. По сторонам руки натыкались на каменные стены, а над головой располагался сводчатый потолок, перед собой и за своей спиной стен не было. Я пошарил по карманам и вытащил смартфон. Яркие светодиоды ослепили меня, и я зажмурился, а когда открыл глаза, я понял, что нахожусь в туннеле, прорубленном в скале. На стенах были заметны следы от ручных инструментов, потолок и верхняя часть стен оказались покрыты толстым слоем копоти, а на песчаном полу отчётливо виднелись следы человеческих ног. Чтобы не заблудиться, я поднял с пола камень и двинулся вперёд, чертя на стене кресты и стрелочки. Длинная кишка туннеля вела меня в неизвестность сквозь влажный мрак. Давили стены и потолок, а мягкий песок под ногами замедлял движение до черепашьей скорости. Немая тьма раздвигалась перед светом крохотных светодиодов и смыкалась за моей спиной. Ватная тишина, встревоженная шорохом одежды и песка под моими шагами, недовольно сопротивлялась и пыталась заползти через уши в череп. Я не мог отделаться от ощущения, что это не я шагаю в выбранном направлении, а кишка тоннеля проталкивает меня через своё холодное нутро. Периодически попадались небольшие ответвления, трещины и провалы, но все они были природного происхождения. Трудолюбивые строители настырно пробили этот проход в скальной породе, стремясь к неизвестной мне тайной цели. На своём пути мне удалось найти изъеденный ржавчиной шанцевый инструмент, пару негодных керосиновых ламп и огрызок факела. Наконец, я оказался в просторной пещере с выровненным полом, который также заботливо был отсыпан песком. На всей площади в строгом геометрическом порядке располагались вырубленные из камня столы, постаменты и подиумы. Некоторые были залиты краской и воском.

Само место было исключительно жутким и отвратительным. К горелому запаху, перемешанному с вонью сырости, добавлялись полимерные запахи какой-то химии и, едва уловимые, нотки травяных ароматов. К своему облегчению сразу около входа я нашёл аккумуляторный фонарь в рабочем состоянии. Я выключил смартфон и принялся обследовать страшное место с помощью фонаря. Похоже, что визитёры после каждого посещения старательно убирали все следы пребывания здесь. За исключением фонаря, пятен краски и восковых потёков других следов человека здесь не было. Даже песок на полу был старательно разметён. Я обошёл пещеру, но другого выхода здесь не было, и я принялся разглядывать творения неизвестных каменотёсов. Грубые и угрюмые кубы, цилиндры, призмы и параллелепипеды. Фигуры завораживали своей брутальной незавершённостью. Казалось, что каменотёсы, проделав громадную работу по устройству тоннеля в известковой скале и обустройству карстовой пещеры, бросили недоделанные предметы внутреннего интерьера без окончательной отделки. Отшлифованной до состояния гладкой ламинированной поверхности оказалась только стёсанная верхняя часть громадной каменной глыбы в центре пещеры. Я провёл мокрой испачканной ладонью по этой каменной столешнице, оставляя грязный размазанный след. Ровная поверхность оказалась повреждена небольшими сколами и царапинами. Тёмными кляксами выделялись подпалины. Что за сумасшедшие диггеры могут наведываться сюда? А может, действительно это культовое сооружение и здесь проводятся жестокие и кровавые ритуалы. На моём затылке зашевелились волосы. Могильный холод каменной поверхности заставлял думать о каменной глыбе как о саркофаге или памятнике с кладбища. И действительно: тяжёлая плита лежала на обтёсанном камне. Я не был геологом, но разницу между плитой и всем остальными камнями в пещере можно было определить на глаз. Холодея от ужаса, я попытался приподнять эту плиту, но тяжёлая каменюка не сдвинулась с места. Я стал толкать плиту, но мои усилия оказались тщетны. Мокрые руки скользили по гладкой поверхности, пальцы мёрзли от ледяного холода каменой поверхности. Так ничего не получалось. Я выдернул ремень, намотал его концы на кисти рук, а средней частью захлестнул отполированный угол плиты. Теперь дело пошло веселее. Тяжёлая крышка сдвинулась, но дальше дело застопорилось.

Мне удалось отвоевать не более трёх сантиметров. Я уже тяжело дышал и обливался потом. Меня стала разбирать злость на своё бессилие, и я, бросив бесполезный ремень, побежал по тоннелю к месту, где находил сломанный топор и съеденные ржавчиной лопаты. Мои старания оказались вознаграждены, я раскопал в песке старый ржавый лом. Толстая железяка имела неровную кованую поверхность и могла похвастаться относительно неплохим состоянием, по сравнению с ветхими лопатами. Лом вошёл под каменную крышку только с третьего раза, выколов приличный кусок известняка. Я навалился на рычаг, что было сил.

Глухой каменный скрежет плиты, ползущей по неровной поверхности, рикошетил и прыгал под самым куполом пещеры, возвращаясь уже искажённым и уродливым. Этот звук можно было принять на утробное рычание громадного чудовища. Едва превозмогая сопротивление неподъёмного веса, я рванул рычаг, и полированная плита свалилась с камня, открыв края грубой выемки. Тёмный провал саркофага продолжал прятать своё содержимое. Фонарь лежал на земле и освещал только боковую поверхность обтёсанного камня. Мне оставалось только поднять фонарь, чтобы разогнать густую тьму и, наконец, увидеть то, что скрывалось внутри каменного саркофага. Внезапно онемевшие и непослушные руки скользили по пластмассовой поверхности фонаря, отказываясь участвовать в решающем действии. Мне было страшно. Я боролся с искушением бросить всё и бежать прочь из этого жуткого места, вопя от ужаса. Раньше, я бы поступил именно так, но сейчас моё новое «я» толкало меня вперёд к моей цели.

Инстинкт самосохранение и элементарный человеческий страх были оттеснены в сторону. Я выпрямился и несколько раз глубоко вздохнул, приводя чувства в порядок, после этого я наклонился вперёд и одни слитным движением подхватил фонарь обеими руками и поднял над головой. Дефлектор равнодушно освещал картину, которой я не хотел видеть никогда. В грубо вырубленной нише лежало истерзанное тело молоденькой девушки. Многочисленные раны, ожоги и пятна запёкшейся крови казались чёрными. Тело было обезглавлено. Головы в саркофаге не было. Короткий обрубок шеи упирался в каменную стенку. Кистей рук не было тоже. В книгах и фильмах любят изображать человеческое горе, режиссёры, актёры и писатели видят его примерно одинаково: отчаянные вопли, рыдания и заламывание рук или безумный смех, также любят изображать человека, который впал в тихое помешательство, с невидящим взглядом и отсутствующим выражением лица. Я смотрел на обезображенное тело и не испытывал ничего. Внутри у меня не было совсем никаких эмоций. Со мной бывало раньше нечто подобное в моменты сильного стресса и колоссального нервного напряжения. Во время аврала на работе, когда мы пахали на пределе возможностей, иногда приходило счастливое внутреннее онемение.