Были два друга
Шрифт:
Я больше чем уверен, что он влюблен безнадежно, и мне жаль его. На лекциях часто рисует женские головки, и в некоторых из них я узнаю черты нашей новой лаборантки. Если на пути встретилась хорошенькая девушка, разве обязательно влюбляться в нее. Тем более, Николай научен горьким опытом. Его любовь к Даше ничего не принесла ему, кроме страданий. Зачем же он снова, очертя голову, бросается в тот же омут. Бедный, бедный Николай!
Хочу предостеречь его от новой беды и всячески стараюсь унизить Надю. Он злится. Пытался образумить его - бесполезно. Любовь делает человека слепым.
7 сентября
Николай чувствует себя на седьмом небе. Если верить ему, сегодня после занятий он провожал домой нашу лаборантку. Рассказал мне, что она в этом году окончила техникум. По специальности химик. У Нади, как и у Даши, нет родителей, живет она у тети. Он с такой гордостью рассказывал мне, что проводил ее до дома, можно было подумать - завоевал ее сердце.
Я убежден, что каждая красивая женщина прежде всего гордая и легкомысленная, с тяжелым, капризным характером. Все это происходит оттого, что она обольщается своей красотой, больше следит за своей внешностью. Успехи кружат ей голову.
Этими мыслями я как-то поделился с Николаем. Он молча выслушал меня и сказал, что все это глупости, принялся доказывать, что красота человека - это результат гармонического развития, что красота сама по себе благодатный дар природы, что у красивых людей и поступки благородны, чувства возвышенны. Каждый из нас остался при своем мнении.
15 сентября
Николай сегодня вернулся в двенадцатом часу ночи, лицо его светилось гордостью и довольством, будто он увековечил себя выдающимся подвигом. Я сидел за учебником.
– Зубришь?
– весело спросил он, рассматривая в зеркало свое лицо. Никогда я не замечал в нем столько самодовольства.
– Оно и тебе не лишне почаще заглядывать не в зеркало, а в учебник.
– Вот увидишь, с завтрашнего дня засяду за книги.
– Не первый раз слышу.
– Не ворчи. Разве можно усидеть в нашей келье, если в парке такая чудесная осень! А ты знаешь, с кем я был?!
В его голосе слышалась нескрытая радость.
– С рыжей?
– нарочито грубо спросил я, чтобы несколько охладить его телячий восторг.
Николай насупился.
– Вот что, - начал он глухо.
– Если не хочешь ссориться со мной, не говори о ней так.
– Слишком велика для нее честь, чтобы еще ссориться из-за нее.
Он изменился в лице. Я ожидал от него вспышки, но он сделал над собой усилие, прошелся по комнате, заложив руки в карманы, сказал:
– Не понимаю тебя. Или ты безнадежный сухарь, или она тебе тоже нравится. Почему ты всегда при мне так говоришь о ней?
– Потому, что мне жаль тебя. Когда ты любил Дашу, вел себя серьезнее. Неужели у тебя к Даше ничего не осталось в душе? Ведь ты любил ее.
Мои слова смутили его. Он снова заходил по комнате.
– Любил. Но что же мне остается делать? Страдать всю жизнь и проклинать женщин, стать женоненавистником?
Надя встряхнула меня, отвлекла мои мысли от Даши, от той обиды, которая мучила меня все это время. А теперь я будто заново народился на свет. Ты не знаешь, что значит любить.– А она тебя?
– Надя?
– Николай задумался.
– Мне кажется, что и она ко мне немножко неравнодушна, иначе не пошла бы со мной в парк.
– Что-то я пока не замечаю за нею этого.
– Девушки более скрытны.
Меня коробит его самоуверенность.
– Дай бог нашему теляти волка съесть, - съязвил я. На лабораторных занятиях я часто наблюдаю за Николаем. Перед студентами он рисуется своей дружбой с Надей. С ее стороны я не замечаю, чтобы она хоть чем-нибудь выдавала свои чувства. Она просто мила с ним по-дружески.
И странно, чем больше я присматриваюсь к Наде, тем чаще ловлю себя на мысли, что она мне нравится. Только этого еще не хватало! Достаточно и того, что один уже потерял голову. Нет, за себя я ручаюсь. Я дал слово…
В Наде мне нравится скромность и простота. Замечаю, что ее девичьему самолюбию нисколько не льстит внимание ватаги поклонников. Она решительно отвергает даже малейшее ухаживание. Может быть, Надя поэтому и делает вид, что отдает некоторое предпочтение Николаю, а он, бедняга, принимает это за чистую монету.
21 сентября
Сегодня у нас был вечер художественной самодеятельности. Николай пригласил Надю. Шел он с нею по коридору под руку. Подошли ко мне.
– Знакомьтесь. Это мой товарищ, - сказал Николай.
– Мы знакомы, - с улыбкой ответила Надя.
Я растерялся от неожиданности. Наши взгляды встретились, и мне почему-то вдруг показалось, что между нами много общего.
– Профессор Киреев говорил, что вы врожденный математик, - сказала мне Надя.
Николай прервал наш разговор.
– Пойдемте занимать места.
Мы сели в средних рядах. Надя между нами. Я привык видеть ее в белом халате. Сейчас она в сером клетчатом платье была, пожалуй, даже красивой. Я давно заметил, что девушки в театре или в обществе умеют как-то преображаться, в них исчезает то будничное, что видишь каждый день. Начиная от наряда и кончая улыбкой и выражением лица, - все в них привлекательно.
Я решил вести себя с Надей сдержанно, давая понять, что не принадлежу к числу ее вздыхателей. Чем больше напускал на себя равнодушие, тем чаще ловил себя на мысли, что она мне нравится. Когда тайком наблюдал за нею издали во время лабораторных занятий, она казалась мне строгой и неприступной. Теперь же, когда Надя сидела рядом, разговаривала со мной и улыбалась мне, она была простой и милой.
Надю почему-то интересовало, есть ли у меня родители, где они живут. Отвечал я вяло. Заметил, что Николая она не очень жаловала своим вниманием, будто между ними произошла маленькая ссора, и чтобы отплатить ему, Надя разговаривала больше со мной. Он несколько раз пытался завладеть ее вниманием, но ему плохо это удавалось. Может быть, потому, что действовал он слишком напористо, и в его голосе, жестах было что-то ненатуральное. Обычно же Николай умел вести занимательный, веселый разговор.