Были два друга

Долго я лежал, уткнувшись лицом в мягкую, душистую траву. А потом спросил себя, отчего я плачу. От боли? От обиды? От жалости к себе? Или потому, что я люблю Надю? Ведь я совершил благородный поступок по отношению к товарищу.

Постепенно я успокоился. Лег на спину. Надо мной между ветвей деревьев голубело небо, такое чистое и глубокое, как глаза Нади. И у меня вдруг стало легче на душе. Что ж, пускай я буду страдать, зато они будут счастливы. И мне показалось, что нет на свете большего счастья, как приносить людям счастье.

Все, что я пережил и передумал сейчас, мне захотелось излить в стихах. Вынул блокнот. Стихи писались легко. Это пела душа, переполненная хорошими чувствами.

Из лесу я вышел успокоенный, умиротворенный, с гордым сознанием, что поступил правильно и благородно. В общежитие добрался ночью. Николай встретил меня тревожным вопросом:

–  Ты где пропадал?

Оказывается, он пришел домой вскоре после того, как я покинул парк.

–  Почему ты так неожиданно решил уйти из парка?
– спросил он. Лицо его было хмуро, озабоченно, в глазах уныние.

–  А что?

–  Да так. Ты испортил нам день.

–  Не понимаю.

–  После тебя и Надя заторопилась домой. У нее, видишь ли, тоже разболелась голова.
– Он мрачно усмехнулся.

Не думает ли он, что мы с Надей сговорились одурачить его?

–  Я старался для тебя. Понял, что я лишний, и ушел.

Николай засунул руки в карманы, прошелся по комнате.

–  А лишним оказался все-таки я, - глухо, с болью в голосе проговорил он.

–  Как это?

–  А так. Ты разыграл благородного рыцаря…

Будто ком грязи он бросил мне в лицо. Я с хорошими намерениями оставил их вдвоем, тут не было ни капельки личной корысти. Как он смеет глумиться над моим поступком?

Николай долго шагал по комнате и часто вздыхал. Мы оба понимали: кончилась наша дружба втроем. Может быть, она любит другого?

Легли мы спать, когда над Москвой рождалась бледная утренняя заря. На сердце было тяжело, одолевали мрачные мысли. Мне казалось, я навсегда потерял дорогого человека.

12 мая

Близятся экзамены. Мы с Николаем много занимаемся. Никто из нас не говорит о Наде. Но я понимаю, что у Николая, как и у меня, она все время стоит перед глазами. О путешествии по Кавказу тоже молчим. Чувствую - оно не состоится. Охладели мы и к своему изобретению. Николай несколько раз заглядывал в чертежи, ворошил волосы, сопел, морщил лоб, но в конце концов, досадливо махнув рукой, бросал чертежи на подоконник.

Иногда меня охватывает такая тоска, что не знаю, куда и деваться. Надя мне часто снится по ночам. Скорее бы каникулы. Может, расстояние и время притупят душевную боль.

Недавно Николай встретил ее в институте, пригласил в парк. Она отказалась. Напомнил ей о походе на Кавказ. В ответ Надя пожала плечами. Она умная девушка и понимает, что дружба втроем - это ложь.

Николай тоже мучается, только не подает виду.

27 мая

Вечером шел по улице и неожиданно встретил Надю. Мы оба растерялись. У нее слегка порозовело лицо, заблестели глаза, она улыбнулась мне той улыбкой, которая порождает радость и надежду.

Некоторое время мы стояли на улице, не зная, о чем говорить. Я не мог скрыть от нее своей радости и взволнованности.

–  Зачем вы тогда ушли из парка?
– спросила Надя.

–  У меня разболелась голова.

–  И часто она у вас болит?
– в уголках ее губ дрожала лукавая улыбка.

Я промолчал.

–  Что ж мы стоим, - сказала Надя.

–  Вы домой? Разрешите, я провожу вас. Она кивнула головой.

–  Что-то ни вас, ни Коли не видно в институте.

–  У нас экзамены.

–  Завидую вам.

–  Чему же завидовать?

–  Дружбе вашей. А я очень одинока, - с грустью призналась Надя.

–  Этому я не поверю.

Она строго посмотрела на меня.

–  Завтра выходной день. Почему бы нам втроем не поехать за город, - сказал я.

–  Я с удовольствием, - оживленно, даже, как мне показалось, с радостью ответила она. Лицо ее вдруг стало задумчивым.
– Впрочем, я кое-что думаю дома сделать. Тете немного нездоровится. Передайте Николаю привет.

–  Передам.

Разговор у нас не вязался. Молча мы дошли до станции метро, и мне стало невыносимо грустно, что вот сейчас мы простимся с нею и пойдем в разные стороны.

–  Вы сказали, что одиноки. А между тем отталкиваете от себя друзей, - сказал я.

В ее глазах - раздумье.

–  Я успела привязаться к вам. К вам и Коле… - поправилась она и снова замолчала.

–  Так почему же вы отвергаете нашу дружбу?

–  Не надо об этом говорить.

В голосе, в глазах Нади было столько грусти, что я не мог ничего понять. Взял ее руку.

–  Надя, что все это значит?

Опустив глаза, она молчала, легонько высвободила руку.

–  Если бы вы знали, как нам с Николаем тяжело, больно, что вы отталкиваете нас от себя.

Глаза Нади стали влажными.

–  Не надо об этом, Вася. Мы, девушки, очень привязчивы, - прошептала она. Губы ее подрагивали. Протянула мне руку.
– Прощайте.

–  Почему «прощайте»? До свиданья, - сказал я, задерживая ее руку.

Надя кивнула головой и улыбнулась.

В общежитие я не пошел, а до полуночи бродил по улице. Безрадостно было у меня на душе. Надя ясно дала понять, что наша дружба втроем дальше продолжаться не может. Значит, конец нашим прогулкам, надеждам. Впрочем, каким надеждам? У меня их никогда не было.

Мне пришла мысль перепечатать на машинке все свои стихи, посвященные Наде, и отправить ей почтой без подписи. Пусть знает, как мучительно любил ее один неизвестный.

Я поспешил в общежитие. Николай уже спал. Я вытащил из чемодана толстую тетрадь в голубом переплете и почти до утра читал свои стихи.