Былые

О готовности поезда объявил пронзительный вопль дыма под высоким давлением. Эти же фанфары встречали на перроне Измаила. Тот снял рюкзак, чтобы пожать руки новым товарищам. Больше это смахивало на охоту или сафари, чем на разведывательную миссию в поисках лимбоя. Каждого снарядили винтовкой и пистолетом. У одного на плечах лежал пулемет Гочкисса.

— Ждем неприятностей? — спросил Измаил.

— Лучше быть готовыми ко всему. Лимбоя там уже давно. Бог знает, в каком они состоянии, — сказал Антон.

— К тому же есть и другие звери, — сказал Урс.

— Хватит на целый пулемет?

Все рассмеялись.

— Бояться надо самого леса, — сказал Измаил.

— На всякий случай… — Антон поискал в зеленой брезентовой сумке и достал револьвер «Уэмбли» в толстой армейской кобуре. С широкой улыбкой предложил Измаилу.

Измаил мотнул рюкзаком, показывая на его боку отполированную кобуру из черной кожи.

— На всякий случай, — сказал он.

— Что это? — спросил Урс.

Измаил открыл защелку на дорогом чехле. Поставил рюкзак и в том же движении извлек длинное элегантное тело полуавтоматического пистолета.

— «Штайр Манлихер», — сказал Измаил.

— Боже мой, откуда у вас такой в наших краях? — спросил Антон.

— Его заказала для меня Сирена Лор. Подарок на день рождения.

Не успел никто из мужчин ответить или сменить выражение с восхищения на презрение, как Измаил передернул затвор и взвел пистолет. Промасленная сталь отозвалась рептильным совершенством. Он знал, о чем думали мужчины, и решил отредактировать эти мысли здесь и сейчас. Обернулся и вытянул руку, навел пистолет на поезд и прохлаждавшийся у вагонов отряд. Не успел никто яростно возразить, как он вскинул ствол к жестяной кровле вокзала. Там, под сенью низкой ветки, резвилось семейство желтохвостых обезьян. «Манлихер» гаркнул восемь раз и хлестнул по воздуху, так что Антон и Урс отскочили от своего нового спутника. По доскам зазвенели латунные гильзы, а с гальванизированной крыши сползла заляпанная кровью шерсть — пронзительные голоса животных еще цеплялись за визжащие языки. Измаил опустил пистолет. С последним выстрелом лощеный казенник вытянулся, раскрылся. Его словно выпотрошили. Из внутренней пустоты поднимался завиток ленивого голубого дымка. Выстрелы были произведены на расстоянии больше двадцати метров. С точностью и убеждением, которые отмели все вопросы и сомнения. Таково преимущество стрелка, имеющего идеально наметанный глаз и пистолет под стать.

Поезд заревел со станции. Кочегар яростно работал лопатой, а инженер позволил силе пара, стали и огня преодолеть его страхи, снова положив руку на надежность жаркого, намасленного регулятора. Без обычного груза из плоских платформ поезд пошел с новой уверенностью. Первый рабочий вагон с надписью «РАБЫ» на боках вез вооруженных людей. Остальные пять были пусты и ожидали загруженного возвращения. Вагон по соседству с охранным, с обивкой и отделкой из красного дерева, вез Измаила, Антона и Урса. Их сцепленная скорость гремела вперед с растущим возбуждением. Ворр ждал, всасывая их приближение.

Их быстро переборол сон. Его неотразимый груз рос вместе с высотой деревьев. Все, кроме инженера Мерина и его кочегара, храпели и кивали под движение вагонов, лязгающих по железным рельсам. Двое впереди яростно работали и высматривали препятствия в бесконечной перспективе путей.

На рассвете Мерин увидел, как рельсы переходит какая-то стая. Осоловелый, он даже не заметил, как под колесами локомотива хрустнул первый. Впечатление на чувства произвел только третий или четвертый. Он посмотрел вперед и увидел их скопление. Мерин рявкнул приказ кочегару и отвел регулятор назад, чтобы уменьшить пар из котла. Схватился за тормоз и продвинул по зазубренному храповику. Кочегар завалился на уголь, чертыхаясь и роняя лопату. По проржавевшим железным рельсам завопили колеса. Локомотив попытался стряхнуть вагон, и Мерин перевел злой пар на выход из клапанов под котлом. Вопль утроился, сцепки ударились и лязгнули. Пассажиров в вагонах выбросило из сна в спутанный гнев. Некоторые поднимались, когда поезд содрогнулся и дернулся по путям назад.

Измаил перекатился и удержался на кровати. Антон и Урс стояли прямо и рассеянно, как лунатики; когда поезд жестоко остановился, Антон замахал руками, пытаясь за что-нибудь ухватиться, но запоздал в реакции и грузно упал на Урса, принявшего удар и полетевшего вперед, чтобы хрустнуть головой о дверь. Звук был тошнотворный. Никто не мог подхватить беднягу, потому что оба держались за собственное закрепленное равновесие. Урс сполз на пол с лицом, залитым кровью. Через минуту после того, как замерли вагоны, он уже перестал двигаться.

Тишина вокруг пульсирующего поезда стояла осязаемая, как не севшая оберточная бумага.

Лес замолк, осматривал инородное тело и внимательно прислушивался к слабым расщепленным звукам и стонам, доносившимся из вагонов, пока их обитатели приходили в себя.

Измаил и Антон осматривали Урса. Измаил выпрямился и смотрел, как Антон на коленях промокает рассеченную голову друга. Урс не приходил в сознание. Рану уже закрыли, больше кровь не текла.

— Кажется, ему нужен врач, — сказал Измаил.

— Пришлось бы вернуться, но кажется, это всего лишь скверный порез и ушиб. Раны головы всегда обильно кровоточат и выглядят хуже, чем есть. Нам нужен Вирт, у него есть опыт в оказании первой помощи на поле. Не мог бы ты его привести?

Измаил вышел из купе и прошагал по гравийной тропинке к вагону рабов.

— Мистер Вирт? — окликнул он громко.

Много медленных стонов, затем внезапное быстрое движение и хлесткий ответ.

— Для тебя — сержант Вирт, — сказал белый амбал, протолкнувшись наружу и спрыгнув, чтобы взглянуть на Измаила, съежившегося в его тени. Вирт был выше двух метров, с широкими плечами и грудью колесом. Его четыре словца окрасились в красный сильным африкаансом. Жестокая подача сделала их темнее; слова продирались через гнев и чувство превосходства.

— У нас раненый, вы не могли бы помочь?

— Хайнц, — рявкнул он в лицо Измаила, не поворачиваясь к вагону, — тащи медицинскую сумку, которая бишь с крестом.

Хайнц подчинился и вынес саквояж к двери.

— Вот, — сказал он и бросил Вирту, тот обернулся и поймал ее одной рукой. Его атлетизм, реакция и выдержка впечатляли, и Измаил прочувствовал их в полную силу. Затем Вирт снова ошпарил взглядом тощего уродца, который ранее пытался удивить стрельбой из полуавтоматического пистолета по цели над головой сержанта.

— Чего ждешь, веди.

Он залатал макушку Урса, замерил пульс и внимательно заглянул в глаза.

— У него контузия, а то и трещина.

— Что мы можем сделать? — спросил Антон.

— Мы? Ничего. Ему нужно в больницу.

— Обязательно ли возвращаться? Он может остаться с нами еще на три дня, пока мы не закончим? Контузии же не слишком серьезны?

Вирт оставил пациента и навис над Антоном.

— Это правда, многие получали контузии и выздоравливали за считанные дни. Мы не знаем, что творится у него под черепом. Может, кровотечение или что похуже. Нужен рентген.

Антон глядел встревоженно и разочарованно.

— Исход может быть смертельным?

— Да, если отрастет шишка.

— Шишка? — настороженно переспросил Антон. Вирт сузил глаза и объяснил.

— Когда происходит неуправляемое опухание, начинается компрессия. Мозгу некуда деваться, и он выбирает для расширения единственно возможный маршрут, — он посмотрел в дрожащие глаза Флейшера. — Попрет в хребет.

Вагон молчал. Где-то словно отсчитывало минуты далекое сердце ожидающего поезда.