Быть ближе к тебе

— Егор, не надо… — попыталась его остановить, но он лишь неодобрительно покачал головой, предупреждая мое желание, и продолжил:

— Так продолжалось примерно полгода. Шесть месяцев затишья и веры в светлое будущее. А потом я застал ее в одной из комнат нашего дома с другим мужчиной. Она пригрозила, что нажалуется отцу, если расскажу об увиденном. Я молчал, надеясь, что подобное больше не повторится, но это не помогло. Мама стала все чаще приводить в дом незнакомца, уже не стесняясь ни прислуги, ни детей. Не знаю, сдал ли ее обслуживающий персонал, либо отец вернулся домой не вовремя, но он застал ее с любовником в самый разгар. Тогда-то она и высказала ему все в лицо. Что терпела его все эти годы ради денег. Наступала на горло, заставляла себя, играла роль любящей жены. Рассказала, как ненавидит все, что связано с отцом, в том числе и нас с Арсением… Я не знаю, как тогда отец сдержался и не убил их прям там. Оказалось, она снова вернулась к наркоте и в тот день была под кайфом. Отец разгромил полдома в ярости, отчего часть прислуги уволилась со страху. Именно с тех пор наша жизнь превратилась в ад. Мама опять оказалась в клинике. Только пробыла там недолго. Ее вытащил любовник, воспользовавшись связями. Она многое знала о теневой стороне бизнеса отца, была в курсе дел и после скандала без зазрения совести продала эту информацию заинтересованным людям. Посыпались бесконечные проверки, начались угрозы. Я не знаю, как отец выдержал все это и не сошел с ума. Но самое интересное, что если бы мама тогда покаялась и вернулась к отцу — он бы простил ее. Я видел это. Знал. Понимал. Правда, вместо того, чтобы вернуть свою прошлую жизнь, она похитила нас с братом, оставив в каком-то полуразрушенном доме в глухой деревне с незнакомой женщиной, а сама уехала. Подавать на развод, требуя алименты и раздел имущества. Я прошел через все это, видел собственными глазами, слышал, как она называет нас Стрелецкими выродками. С нами никто не нянчился и за любое непослушание били всем, что попадалось под руку. Я пытался бежать, надеялся, что смогу добраться до отца, изменить ситуацию, но все мои попытки заканчивались неудачей. На тот момент мне было шесть или семь лет. Арсению два. — Егор горько усмехнулся, отводя взгляд. Сдавил двумя пальцами переносицу, прикрывая глаза. — У отца получилось выиграть этот бой. Он отвоевал бизнес, нашел нас с Арсением и добился полной опеки, лишив мать родительских прав. Правда, проиграл главную битву, получив моральную травму на всю жизнь. Мама умерла от передозировки спустя несколько месяцев. А ее любовника нашли мертвым в собственном доме через неделю. Дело так и не раскрыли. Был ли к этому причастен мой отец или от мужика решили избавиться конкуренты отца, на которых он работал, — я не знаю. Только вся его семья до сих пор уверена, что это дело рук Валерия Стрелецкого. Сейчас главный конкурент отца в политике не кто иной, как родная сестра того самого мужика. С ее стороны неоднократно шли намеки, что она сделает все, чтобы убрать его с дороги, уничтожить, растоптать. Что никто ничего не забыл и не простил. И, если надо, она не погнушается использовать самые грязные методы, чтобы только добиться своего. — Егор открыл глаза, выразительно взглянув на меня в упор. — Именно она выступила в роли благодетельницы, пообещав золотые горы твоей подруге. Только знаешь, в чем проблема? Она прекрасно знает о том, как Валерий Стрелецкий относится теперь к женщинам. И если она собирается сыграть на ситуации с гибелью сына и его выжившей невестой, то ей крайне невыгодно оставлять тебя в живых.

Я сидела, не в силах поверить в услышанное. В голове крутились сотни мыслей, спорили друг с другом, натыкались на кучу сомнений и снова начинали свой дикий хоровод.

Мне сложно было принять другую сторону правды, еще сложнее — сомневаться в ее подлинности.

Кто, как не Егор, в первую очередь мог поведать о том, что на самом деле творилось у него в семье? Откуда такой женоненавистнический настрой у его отца и откуда растут ноги в отношении неизвестных мне добродетелей.

Но ведь он мог и откровенно врать, чтобы сгустить краски и отбить всякое желание принимать чью-либо помощь со стороны.

А одна, без поддержки, я — никто. И тогда выходило, что я по доброй воле полностью должна была довериться Егору.

И вот как это сделать?

— Спасибо за откровенность. Если это правда, то…

— Это правда, — отчеканил Стрелецкий. — Единственное, чего я прошу, — чтобы прозвучавшая сейчас информация осталась между нами и не вышла за пределы этих стен. Я могу на это рассчитывать? Юля?

Я не сразу поняла, чего от меня хотят. Внутри все еще носился ураган из смешанных чувств, не давая сосредоточиться. Давил, скручивал, колбасил. Штормил на все двенадцать баллов.

— А? Да, конечно! За это можешь не переживать, — кивнула машинально. — Урок доверия мне преподали незабываемый.

— Надеюсь.

— И еще, Егор! Спасибо! — вспомнила внезапно, что так и не отблагодарила за свое спасение.

— Пожалуйста, — задумчиво отреагировал Стрелецкий.

Я перевела на него взгляд, пользуясь тем, что в этот момент он смотрит в сторону. Задержалась на линии гладко выбритых скул, упрямого подбородка.

Такие правильные черты лица. По-мужски красивые, суровые, недоступные.

Подушечки пальцев закололо от невыносимого желания прикоснуться, впитать кожей мужскую энергетику. Почувствовать тепло его тела.

А ведь кто-то имеет на это право. Кому-то он позволяет подобное и сам отвечает взаимностью.

Такие мужчины просто не могут быть одинокими.

Не имеют права.

Вокруг них всегда была и будет толпа поклонниц.

Фанаток.

Любовниц.

А мне, словно в насмешку, выпала честь носить звание его жены, любоваться со стороны и молча наблюдать за чьим-то счастьем.

Утихшая было ревность разлилась новой порцией кислоты по венам.

— Я могу задать личный вопрос? — не выдержала в итоге. — Только, пожалуйста, ответь правду!

Егор удивленно приподнял бровь, склонил голову набок, будто не ожидал от меня подобного, и с долей любопытства ответил:

— Попробуй.

Перевела дыхание, собираясь с духом. Сжала руки в кулаки, пряча их под столом, мысленно перекрестилась и выпалила:

— Где ты провел вчерашний вечер? С кем?

Егор ответил не сразу. Любопытство на красивом лице сменилось едва уловимой насмешкой. Уголки губ дрогнули, потянувшись вверх.

— Мы договаривались на один вопрос. На какой именно отвечать? Что тебя больше интересует: где или с кем?

Черт, черт, черт!

Какая же я дура!

Меня бросило в жар, опалив щеки румянцем, как скромную девственницу на первом свидании.

Даже сердце застучало быстрее, сбиваясь с ритма.

Я поняла, что своим дурацким любопытством выдала себя с головой, раскрыла карты и чуть ли не открыто призналась Егору в тех чувствах к нему, что мучат меня с первого дня нашего знакомства после аварии.

Прикрыла веки на мгновение, твердя про себя, что все в порядке. Выдохнула и резко встала из-за стола.

— Ни на какой. Забудь. Неважно, — бросила отрывисто, сгребая со злостью грязную посуду с недоеденным ужином и быстрым шагом удаляясь на кухню.

Только сейчас понимая, что мне действительно лучше не знать, с кем он провел вчерашний вечер.

Потому что так спокойней. Потому что в случае неопределенности есть хоть какая-то надежда на лучшее.

Открыла кран с теплой водой, подставляя тарелки.

На кухне имелась встроенная посудомоечная машина, но я часто предпочитала заниматься этим вручную. Особенно когда на душе было неспокойно и грызли какие-либо сомнения.

Монотонность успокаивала, даря такой необходимый мне сейчас покой.

— Я был вчера в баре. Один, — прозвучало неожиданно почти над самым ухом.

Сильные мужские руки легли по обе стороны раковины.

Россыпь мурашек побежала по спине, стоило Егору прижаться пахом к моей попе. Кровь хлынула в голову, зашумев в ушах.

Я почувствовала, как легкое дыхание щекочет волоски на шее, как тепло его тела согревает сквозь тонкую преграду ткани, и застыла, не веря в происходящее.

Волнующая близость, ответ на вопрос, провокационные действия — могло ли все это значить, что я тоже ему небезразлична? И если так, то меняет ли это что-либо между нами?

Стрелецкий протянул руку, перекрывая воду. Как бы невзначай касаясь губами моего уха.

В кухне мгновенно повисла звенящая тишина. Такая, что, казалось, на много метров вокруг был слышен бешеный стук моего сердца.

— А теперь мой черед. И я тоже надеюсь на искренность, — понижая звук до полушепота, продолжил Егор.

В горле стало сухо, как в пустыне, от окатившей волны из смеси сладкого предвкушения и непонятного страха. От мягких нот в его голосе, от невинных, но таких провокационных прикосновений, от откровений, сыпавшихся сегодня как из рога изобилия.

— Хорошо, — почти беззвучно прошевелила губами, но он услышал.

После сегодняшних событий я была готова открыть душу. Рассказать все, что знаю и помню.