Чтение онлайн

ЖАНРЫ

Быт и нравы царской России
Шрифт:

Важной статьей «Наказа» является статья о смертной казни. «Опыты свидетельствуют, — пишет Екатерина, — частое употребление казней никогда не сделало людей лучшими: чего для если Я докажу, что в обыкновенном состоянии общества смерть гражданина ни полезна, ни нужна, то я преодолею восстающих против человечества». Но дальше она все же отмечает, что «гражданин будет достоин смерти, когда он нарушил безопасность даже от того, что отнял у кого жизнь или предпринял отнять. Смертная казнь есть некоторое лекарство больного общества».И Екатерина остается непоколебимо суровой к тем, кто посягает на государственную, т. е. на самодержавную, власть и нарушает спокойствие в государстве. Так был казнен подпоручик Мирович, так были повешены бунтовщики

во время чумного бунта 1771 г., убившие архиепископа Амвросия, и так был казнен Емельян Пугачев. Но после казни Пугачева специальным указом Сената в России были уничтожены все орудия смертной казни.

Первое издание «Наказа» вышло в 1767 г. и переиздавалось семь раз вплоть до 1796 г. «Наказ» был переведен на основные европейские языки и получил широкую известность в Европе.

«Устав о тюрьмах»

Проект «Устава о тюрьмах» был составлен самой Екатериной II. Согласно «Уставу» место для строительства тюрем следовало выбирать вблизи проточной воды, тюремные дворы выстилать камнем, а камеры, лежанки, окна и т. д. должны были иметь определенные размеры. В проекте даже были мысли о необходимости заботы о здоровье заключенных и о больнице с тремя сменами белья, ночными колпаками и колокольчиками для вызова врача, что давало повод для насмешек всех, кто знакомился с проектом. Как бы то ни было, но при Екатерине II больных стали лечить за счет казны.

И все же тюрьмы при Екатерине мало изменились. Реформа тюрем была проведена только при внуке Екатерины Александре I в 1819 г. А до реформы губернская тюрьма выглядела так, как описывает ее англичанин Венинг: «Двор чрезвычайно грязен; нужные места, не чистившиеся несколько лет, так заразили воздух, что почти невозможно было сносить зловония. В сии места солдаты водили мужчин и женщин одновременно, без всякого разбора и благопристойности.

В камерах также было темно, грязно, а пол не мылся с тех пор, как сделан. Сидело в одной комнате до 200 человек, и вместе с величайшим, например, преступником, окованным железами, несчастный мальчик за потерю паспорта».

Столичная тюрьма была не лучше губернской.

Опасные государственные преступники сидели в отдаленном северном Соловецком монастыре. Государственной тюрьмой оставалась Шлиссельбургская крепость, где содержались наиболее опасные для трона люди.

А.В. Шишов отмечает, что в жестокости наказания и плохого тюремного содержания заключенных Россия не отличалось от Англии или Франции, где тоже рубили головы и заковывали в кандалы, но Россия в глазах иностранцев продолжала оставаться варварской страной, а западноевропейские страны считали себя просвещенными и цивилизованными.

А.В. Шишов, однако, замечает, что правила Екатерины из ее кодекса чести в большинстве своем оставались проектами и не все, что она задумывала, воплощалось в законы и в жизнь. Тем не менее эти умозаключения тоже позволяют судить о нравственном уровне императрицы.

Иностранцы о петербургском обществе

Европейцы считали, что Россия в течение всего XVII в. оставалась отсталой в культурном отношении страной и до царствования Петра III не сильно продвинулась в нравственном развитии. Тем более иностранцев поражал Петербург и двор Екатерины II своим блеском и европейским лоском, когда они впервые попадали в Россию.

В Петербурге, по мнению Сегюра [231] , можно было встретить «просвещение и варварство, следы X и XVIII веков, Азию и Европу, скифов и европейцев, блестящее дворянство и невежественную толпу».

«С одной стороны, — отмечает Сегюр, — модные наряды, богатые одежды, роскошные пиры, великолепные торжества, зрелища, подобные тем, которые увеселяют избранное общество Парижа и Лондона; с другой — купцы в азиатской одежде, извозчики, слуги и мужики в овчинных тулупах, с длинными бородами, с меховыми шапками и руковицами и иногда с топорами, заткнутыми за ременными поясами. Эта одежда, шерстяная обувь и род грубого котурна [232]

на ногах напоминают скифов, даков, роксолан и готов, некогда грозных для римского мира…» {233} .

231

Сегюр, Луи Филипп(1753 — 1830) — граф, французский дипломат. В России прожил около четырех лет (1785 — 1789). Его «Записки» (1825 — 1826) относятся к пребыванию в России.

232

Котурны — род высокой обуви, высокие сандали у др.-греческих актеров.

233

Шишов А.В.Тайны эпохи Екатерины II. — M.: Вече, 2006.

Если бедное население еще коснело в невежестве, то богатая и образованная часть дворянского сословия ни в чем не уступала придворным блестящих европейских дворов, хотя иностранцы отмечали, что среди дворян было немало таких, особенно стариков, которые своими привычками и невежеством напоминали бояр старых времен.

В обществе блистали нарядами и красотой дамы, которые быстрее и охотнее мужчин осваивали нововведения. Они говорили на четырех и пяти языках, играли на многих музыкальных инструментах и были знакомы с произведениями известных европейских писателей. Мужчины же в большинстве оставались необщительными, важными и холодными и не очень интересовались тем, что происходит за пределами России.

Иностранцы отмечали, что в России все женщины, даже мещанки и крестьянки, румянились. Не составляла исключения и императрица, которая часто во время приемов и целования в знак приветствия с женщинами, уходила в туалетную комнату, и по окончании приема ее лицо было густо покрыто румянами и белилами.

Обычные балы и вечера не были многолюдными, но отличались хорошо подобранным обществом и весельем, но частые праздники при дворе и в обществе утомляли.

Фавориты императрицы

В апреле 1762 г. у Екатерины родился сын от гвардейского офицера Григория Орлова. Ребенок был отдан на воспитание гардеробмейстеру В.Г. Шкурину и впоследствии стал графом Алексеем Григорьевичем Бобринским. Он не стал Романовым, но был признан братом Павла I.

Когда Екатерина приблизила к себе будущего князя Таврического Потемкина, тот как-то посетовал, что у нее до него было пятнадцать любовников. На это Екатерина возразила, что их было только пять. В своей «Исповеди» императрица описывала их достоинства и объясняла, почему ей нравился каждый из них. Она пыталась оправдываться в том, что меняла своих фаворитов, и это звучало цинично.

Среди фаворитов Екатерины II называют также Чернышевых, братьев Салтыковых, Льва Нарышкина, английского посланника Вильямса, Панина, Кирилла Разумовского, Безбородко, Завадовского, Зорича, Корсакова и др.

По этому поводу Герцен писал: «Историю Екатерины II нельзя читать при дамах».

Потемкина-фаворита заменил его адъютант, красавец Дмитриев-Мамонов, как в свое время Григория Орлова сменил глупый Васильчиков, а Ланского — последний фаворит Зубов.

Блестящее окружение Екатерины

Екатерина II умела окружить себя талантливыми людьми. В истории остались имена таких выдающихся государственных деятелей и полководцев, как П.А. Румянцев, ГА. Потемкин, А.В. Суворов, Н.И. Панин, А.А. Безбородко, А.Р. и С.Р. Воронцовы, С.М. Голицын и др.

Членами Российской академии наук были С.Я. Разумовский, М.В. Ломоносов, А.П. Протасов, С.К. Котельников; писатели Ф.И. Фонвизин, Г.Р. Державин, М.М. Херасков, Я.Б. Княжнин.

В «Собеседнике» Дашковой печатались: соредактор Козодавлев, Фонвизин, Капнист, Княжнин, Богданович, Державин.

Поделиться с друзьями: