Бывшие. Я до сих пор люблю тебя

— Котенок, ты такая… воспоминания о тебе — ничто по сравнению с оригиналом, — восхищаюсь ею.

— Фантазировал обо мне? — усмехается, зараза.

— Каждый день, — выпаливаю честно и снова целую.

Глубже. Горячее. Неистовее.

Поцелуй превращается в пытку, и я стягиваю с нее чулки, белье. Восхититься еще раз не успеваю, потому что здравый смысл покидает голову, и я срываюсь в животную страсть.

Вхожу в нее одним размашистым толчком. Тамила вскрикивает, хватается за меня, а я прижимаю ее к себе. Ближе, теснее, возможно даже на грани боли.

Сходим с ума, переплетаемся друг с другом, не в силах разорвать эту связь.

Разрядка происходит быстро, обжигающе-ярко. Тамила дрожит подо мной, а я утыкаюсь носом в ее волосы, дышу ею. Делаю то, о чем мечтал много лет.

Запоздало понимаю, что не позаботился о защите. А потом ловлю себя на мысли, что и не нужна она. Пусть будет еще ребенок. Отличный возраст, чтобы стать отцом снова.

Из последних сил передвигаю сонную Тамилу к спинке дивана, а сам ложусь рядом. Натягиваю на нас плед и вжимаю Тами в себя.

Глава 32. После другой женщины

Тамила

Пробуждаюсь оттого, что меня целуют.

Пальцы нахально пробираются меж моих бедер, размазывают влагу. Распахиваю глаза и одновременно ахаю от неожиданной разрядки.

— Вот так. Давай, котенок.

Прикусываю губу, чтобы сдержать стон, но Герман отбирает у меня ее и закусывает своими зубами.

Зарываюсь пальцами в его волосы, не давая отодвинуться от меня ни на секунду. Вскрикиваю, когда пальцы заменяются кое-чем другим.

— Тихо, ш-ш, — усмехается Титов мне в ухо и тут же сжимает зубами мочку.

Знает, гад, мои слабые места.

Закатываю глаза от удовольствия. Хочется забыть обо всем мире и остаться на этом самом диване с этим самым мужчиной до конца своих дней, до последнего вздоха.

Герман перехватывает мои руки и заводит их за голову, пронзает собой все глубже и глубже, ловя мои стоны. Я не помню, когда последний раз чувствовала себя настолько свободной.

Любимой, нужной, единственно желанной женщиной на свете. В самый разгар от накала страстей я будто распадаюсь на части. По щеке стекает одинокая слеза.

Герман перехватывает ее губами:

— Я сделал больно? — спрашивает тихо и с волнением заглядывает мне в глаза.

— Нет, — качаю головой. — Наоборот.

Прячу лицо у него на груди, трусь носом.

Титов переворачивает меня, укладывает мою голову себе на плечо, гладит по волосам.

— Господи, как же я скучал по тебе, Тами. Никуда не отпущу тебя больше. Поняла? — спрашивает со злостью.

— Я пока никуда не ухожу, — смеюсь тихонько и зажмуриваюсь.

Лежим так какое-то время, боимся пошевелиться, чтобы не спугнуть момент, потому что волшебству свойственно испаряться с приходом дня.

Оттягиваем его насколько это возможно, пока я не говорю:

— Надо вставать.

И возвращаться в реальный мир. Мир, где есть Инесса, Володя. Наши с Германом родители. И Эми.

— Пойдем, — Герман поднимается на ноги, а потом и меня подхватывает.

Несет в ванную комнату, ставит в душевую кабину, включает воду.

И только тут я замечаю розовую баночку, которая притаилась за черными тюбиками Германа. Вряд ли она тоже принадлежит ему.

Замираю, будто из меня выбили дух одним ударом.

Титов разворачивает меня к себе лицом.

— Смотри на меня, — произносит твердо, и я поднимаю взгляд. — Между мной и Инессой все кончено. Ее больше нет в моей жизни.

Киваю как болванчик.

— Да. Конечно.

Титов хмурится. А потом сметает чужую косметику и выходит из душевой, открывает урну, выкидывает это добро и возвращается ко мне:

— Она в углу стояла, я не видел ее, — я чувствую облегчение в его голосе. — А теперь иди ко мне.

Притягивает за талию к себе, принимается мылить тело своим гелем для душа, параллельно оставляя поцелуи на губах.

Помогает мне выбраться из душа, оборачивает полотенцем.

— Дашь мне какую-нибудь одежду?

У Германа загораются глаза:

— У меня сейчас такой соблазн оставить тебя голой, ты бы знала, — произносит хрипло.

— Титов, перестань! И имей совесть. Ты порвал все мое белье.

— М-м-м, я бы сделал это снова. И я до сих пор не насытился, котенок, — наступает на меня.

Я отвыкла от такого напора. Да и было ли со мной такое хоть когда-то? Может, в молодости, еще когда я не была беременна Эми. А после… нет.

С Володей все иначе. Спокойно, без качелей.

При воспоминание о Владимире весь розовый флер развеивается.

— Мне нужно позвонить, — выпаливаю я и возвращаюсь в комнату.

Герман выходит за мной, идет по пятам.

Я же нахожу свой телефон и вижу там два пропущенных вызова от Вовы и одно сообщение, где он пишет, что не смог мне дозвониться и отправился спать после ночной смены.

— Черт, — произношу тихо.

— Давай я поговорю с ним, — выдает Герман, и я дергаюсь, резко оборачиваюсь.

— Подглядывал? — выгибаю бровь.

— Я ревную, — пожимает плечами.

— Я не твоя!

— Вот как? — Титов явно удивлен моими словами. — И чья же ты, после того, что тут было? — кивает на диван.

— Это грубо, — голос садится.

Мне хочется вернуть свою одежду и надеть сверху еще несколько слоев, потому что я слишком уязвима сейчас. Чувствую себя падшей женщиной.

Герман не дает мне уйти, тут же вырастает рядом и прижимает к себе.

— Прости, если обидел, — в голосе раскаяние. — Я лишь хотел сказать, что ты моя. Я тебя люблю и не отпущу больше никуда. Даже к этому костоправу не отпущу, поняла?

Слова согревают. Тиски, сжимающие грудь, ослабевают. Обнимаю Германа в ответ, а тот расслабляется.

— Герман, мне нужно с ним говорить, я хочу сама.

— Тамила… — злится, что все идет не по его. — Я могу это сделать, объяснить ему адекватно, по-мужски.

— Герман! Я. Хочу. Сама. Слышишь?! Он не заслужил всего этого.

— Хорошо, Тами, — выдыхает.

Уходит в спальню, возвращается с футболкой в руках, и я тут же натягиваю ее.

— И, Герман, мне важно понимать, что тебя ничего не связывает с Инессой.